Оле Нидал - Верхом на тигре. Европейский ум и буддийская свобода
Под вечер следующего дня мы вернулись в Джомсом, столицу Мустанга. Здесь мы собирались остановиться в семье главного секретаря Лопёна Цечу. Хотя он был буддистом, его звали Кришна, как индуистского бога. В малограмотных и культурно неоднородных районах Гималаев это не редкость.
Под вечер следующего дня мы вернулись в Джомсом, столицу Мустанга.
Нас уже ждали необычного вида люди. Постепенно учишься различать особые признаки принадлежности людей к разным буддийским традициям. На Востоке они те же, что и на Западе: последователи Гелугпы похожи на учащихся воскресной школы. Буддисты Сакья – особенно женщины – очень принципиальные и волевые. Кагьюпинцы, по крайней мере мои ученики, выглядят веселыми живчиками, а представители Ньингмы как будто собраны из частей, не особенно подходящих друг другу. Но наших встречающих невозможно было измерить никакой «буддийской линейкой». У одних были большие головы и маленькие тела, у других наоборот. Главный из них был рослым и худым, и я никогда не видел такого узкого черепа, как у него. Однако они появились не для того, чтобы ими любовались: это Лопён Цечу попросил обслужить нас по высшему разряду. Они повели нас по высокой и узкой тропе между полями. Мы шли около часа, в основном вверх, пока впереди не показалась деревня под серо-голубым айсбергом. Со всех сторон подошли люди с ключами, и мы последовали за ними в храм.
После яркого дневного света помещение поначалу казалось темным. В нем ощущалась какая-то странная вибрация. Мы не сразу поняли, что находимся в храме шаманской религии бон. Пока мы разбирались, в чем сходство бона с буддизмом и в чем отличие, высокий человек открыл солидный кожаный сундук. Теперь нас охватило волнение. Завернутые в шелковые шарфы, здесь хранились сокровища, ради которых Кармапа в 1956 году предпринял долгое путешествие, заехав сюда по пути из Тибета в Бодхгаю. Еще в начале нашего ученичества он велел нам обязательно взглянуть на них. Это была коллекция реликвий Гуру Ринпоче, самая драгоценная на свете. Они появились задолго до 746 года, в котором он прибыл в Тибет и затем пять лет распространял там Учение открыто и пятьдесят лет тайно. Реликвии состоят из статуй, которые он создал сам, и называются они «Кутернга». Здесь еще лежали его туфли и жилетка, которую он носил в тринадцатилетнем возрасте, а также несколько лоскутков ткани, на которой танцевали Будды в женском облике. Мы приложили к своим макушкам каждый предмет, представляя, что реликвии падают в наши сердца, и впитывая их энергию. В Джомсом мы очень удачно вернулись прямо перед наступлением кромешной темноты.
Это была коллекция реликвий Гуру Ринпоче, самая драгоценная на свете.
Завтра заканчивался сезон авиаперелетов, но, хотя на горизонте уже сгущались муссонные облака, пилот рискнул совершить еще две посадки. Иначе нашим мужчинам пришлось бы пять дней идти пешком под дождем, отгоняя попрошаек. Затем снова был автобус в Покхару, а Катманду теперь казался большим городом. Вернувшись в прекрасный «Ваджра-отель», мы планировали предстоящие недели. Все еще рассматривался вариант похода в Тибет. Там каждый день падали и разбивались носильщики, но мы несли бы на себе меньше багажа, и мои гадания обнадеживали. Однако сейчас передвижения по этой стране занимали массу времени. Никто не ездил по разрушенной дороге.
Бутан
Нам очень хотелось посетить Бутан, и это было даже возможно. Бутанцы впускали в страну только 2000 туристов в год, небольшими группами, и каждый платил 150 долларов в день, включая все расходы. Это правило действовало долгие годы. Но Лопён Цечу обладал большим могуществом. Еще будучи в Европе, он пообещал, что постарается нас туда провезти. Сократив свои каникулы в Голландии, он полетел прямо в Тхимпху. Цель визита была и романтической, и организационной: четыре племянницы Ринпоче, уже подарив бутанскому королю милое потомство, теперь официально выходили за него замуж. Необходимые документы должны были прийти почтой в Бутанский дом в Калькутте. Мы с Нильсом разошлись во мнениях относительно вида транспорта, и каждый из нас хвалил свой вариант и образ жизни. «Летите самолетом, – говорил Нильс. – Это всего 70 долларов, а вам и так уже хватает трудностей. Будьте добрее к самим себе». Я отвечал: «То, что вас не убьет, сделает вас сильнее. Надо испытать на себе переполненные ночные автобусы из Силигури в Калькутту. Вертикальные железные сиденья и бессонные ночи откроют новые аспекты вашего ума. И вы сэкономите 55 долларов. Их вы истратите на подарки или оставите как подношение в Бутане». Двадцать восемь человек выбрали трудный путь. Те семеро, что полетели, тоже вскоре к нам присоединились. Их надули в дорогом отеле близ аэропорта, и потому они приехали в приют Армии спасения на Саттер-стрит.
Здесь можно было получить массу впечатлений: на улицах ежедневно кто-нибудь умирал. В начале семидесятых, когда мы регулярно ездили из Гималаев в Калькутту, чтобы с боем требовать свои визы, свободных мест в гостиницах не было, но сейчас туристов стало меньше, потому что страна год от года становилась все более жесткой и бюрократичной.
На одном из этажей Бутанского дома никто ничего не знал. Но на другом подтвердились мои гадания, которые за неимением телефонной связи стали для нас в Азии главным источником информации. Нас ждала двойная удача: приглашения были готовы, а самолет, на котором мы должны были лететь, только что отправили на ремонт. Мы уже не смогли бы оплатить перелет. Чиновники предложили отправить нас на автобусах в аэропорт Багдогры. Можно было и насладиться полетом над горами, и сэкономить деньги. Два новеньких японских автобуса уже ждали на стоянке.
Мы несколько часов ехали на восток, рассматривая слева предгорья Гималаев, а затем через «Ворота для почетных гостей» вкатились в Панчолинг. Этот город – бутанское окно в мир. В двух отелях нашлись свободные номера. Когда все были удовлетворены и мы уже шли к местному храму, нас догнали несколько тибетцев. Они все задавали один и тот же вопрос: «Когда же мы его увидим?» Мы, как и раньше, отвечали, что это наверняка произойдет скоро, что письма Кармапы о его следующем перерождении были вполне однозначными, но у держателей линии нашлись веские основания держать все в секрете. Как обычно, мало кто поверил, что мы сказали всю правду, но, честно говоря, в то время мы почти не думали над этим вопросом. Работы вполне хватало: мы стремились дать максимальному числу учеников возможность установить связь с Кармапой. Мы предпочитали приятные сюрпризы. Тогда мы полагали, что все случится в самый подходящий момент и без вмешательства коммунистического Китая.
Работы вполне хватало: мы стремились дать максимальному числу учеников возможность установить связь с Кармапой.
Наутро, пока все грузились в автобус, мы успели сбегать в храм. Там стояла впечатляющая статуя Гуру Ринпоче. Затем, уже в автобусе, мы миновали «Рестхаус» и «Гестхаус» – в первом мы жили в 1970 году, будучи гостями государства, а во втором встретились с Кармапой. Петляя, дорога взбиралась в гору мимо тех же пропускных пунктов, которые мы проезжали в прошлый раз. Сделав несколько остановок, мы с друзьями, внезапно притихшими, к вечеру прибыли в Тхимпху. Многих поразила пышная и богатая зелень. Она разительно отличалась от скудной пустынной растительности Мустанга. А некоторые все еще переваривали впечатления от умирающих нищих Калькутты.
Нам предоставили выбрать дорогую, умеренно дорогую или дешевую гостиницу. В тот же вечер мы поняли, кому еще обязаны этим пребыванием в этой Чистой стране: нам помог Топга Ринпоче, главный секретарь монастыря Румтек, и даже молодой бутанский король проявлял к нам симпатию. Он прочел мою первую большую книгу «Открытие Алмазного пути», и она ему, очевидно, понравилась. Министр туризма, правда, пытался получить от нас какие-нибудь деньги, но в целом мы находились в Бутане как представители родственной линии Кагью, а не как источник обогащения.
Все свои дни мы посвятили тому, ради чего приехали: бродили вверх и вниз по горам, осматривая многочисленные святые места. В некоторые пещеры, заряженные особенным благословением, вход был воспрещен. В прошлый раз мы с Ханной там медитировали и потому знали их силу. И она чувствовалась до сих пор, спустя столько лет. Правительство старалось не очень-то впускать иностранцев в свои святыни. Это было и объяснимо, и достойно сожаления. Конечно, дым сигар, с которыми тут разгуливали богатые туристы, Будды не выбрали бы как любимое благовоние, но существа нуждаются в благословении, наполняющем эти храмы. Кроме того, Будды и Бодхисаттвы – не аристократы, полные симпатий и антипатий. Для них чисто все, и они всегда радуются, когда люди получают доступ к своей природе Будды. «Пусть я стану кроватью для тех, кто нуждается в отдыхе», – пишет в одном стихотворении Тенга Ринпоче.
