А Смирнова - Секреты мироздания
Этот человек с огромной вмятиной на голове прожил после травмы более 30 лет, будучи в полном рассудке.
В медицинской практике известны и другие случаи. Так, в 1952 г. 60-летний Роберт Моллет упал с четвертого этажа.
В результате операции ему удалили четвертую часть мозга. Оперировавший Роберта врач не гарантировал, что он будет двигаться и говорить. Но… Роберт не только выздоровел, но и дожил до 84 лет, занимаясь спортом и делами своей фирмы.
В 1959 году во время работы на стройке на голову Джоан Бликер (США) упала тяжелая бетонная балка. Пострадавшую срочно отвезли в больницу, где ей сделали операцию, в результате которой была удалена пятая часть мозга. После перенесенной травмы Джоан прожила еще 34 года в полном здравии и рассудке, и умерла она в результате автомобильной катастрофы в 1993 г.
В 1957 году на заседании Американской психологической ассоциации доктора Ян В. Брюэль и Джордж В. Олби выступили с докладом об успешно проведенной операции, в результате которой 39-летнему пациенту пришлось удалить всю правую половину мозга.
Больной быстро поправился и не утратил своих умственных способностей, которые так и остались выше среднего уровня. Согласно данным многих авторов, при огнестрельных проникающих ранениях мозга в 15–25 % случаев отсутствует потеря сознания. Многие исследователи считают, что положение Бреслауэра — Шюка, рассматривающее потерю сознания как очаговый симптом поражения продолговатого мозга (отдела ствола головного мозга), является правильным.
Анализируя клинику сотрясений мозга на основании наблюдений, сделанных в период Великой Отечественной войны, М. О. Гуревич приходит к выводу, что расстройство сознания в начальной стадии преимущественно зависит от нарушения стволовых механизмов, функция которых является предпосылкой для деятельности сознания. При наличии грубых явлений нарушения базальнодиэнцефальных (гипоталамических) отделов или задней черепной ямки больные обычно погибают в течение ближайших суток после травмы.
Сегодня у большинства специалистов не вызывает сомнения тот факт, что центр, управляющий эмоциями и другими жизненно важными функциями, локализован в стволе мозга.
Большинство современных нейрофизиологов строят свои исследования на основе эволюционизма и гипотезы о том, что этим структурам мозга присущи мышление, чувства, память, способность принимать решения, интуиция и т. д.
Так, например, член-корреспондент РАН, профессор А. М. Иваницкий в работе «Главная задача природы: как на основе работы мозга возникают субъективные переживания» («Психологический журнал», 1999, № 3), рассматривает проблему «сознание и мозг», исходя из гипотезы о том, «что субъективно переживаемые феномены возникают в результате синтеза различных видов информации в ключевых для соответствующей психической функции зонах коры». При этом «синтез информации обеспечивается специальной организацией процессов мозга, включающей кольцевое движение нервных импульсов по структурам мозга. В процессе такого движения происходит активация памяти и возбуждение соответствующих центров мотиваций и эмоций, после чего возбуждение возвращается к местам первоначальных проекций, где осуществляются синтез и сравнение новой функции с той, которая хранилась в памяти…Ощущение возникает в результате синтеза на нейронах проекционной коры сведений о физических и сигнальных свойствах стимула. При мышлении синтез информации происходит в корковых динамических образованиях, названных фокусами взаимодействия, которые представляют собой центры нервных связей. Их топография специфична для различных мыслительных операций: при образном мышлении фокусы располагаются в теменно-височной, а при абстрактном мышлении — в лобной коре. Перекомбинация и синтез информации в центре приводят к нахождению решения». Ощущение своей индивидуальности, своего «я», по мысли Иваницкого, также имеет мозговую основу.
Эдельман Джералд Морис (р. 1929), лауреат Нобелевской премии в области молекулярной биологии, предложил свою физиологическую теорию сознания, в основу которой положен «механизм возврата импульсов к тем же нейронным группам мозга, которые участвовали в первичной обработке поступившей информации, после дополнительного анализа и обогащения сведениями в других группах, в том числе в результате поступления новых сигналов из внешней среды» (см. «Разумный мозг», 1981).
Хьюбел Дэвид Хантер (р. 1926), врач, нейрофизиолог, лауреат Нобелевской премии, анализируя свои многолетние исследования мозга, пришел к выводу, что мозг можно сравнить с компьютером. «Большинство нейробиологов при обсуждении этого вопроса согласятся с тем, что мозг можно рассматривать как машину, которая не обладает свойствами, лежащими за пределами возможностей научного исследования. Но верно и то, что с этим согласятся не все нейробиологи. В то же время несомненно все будут согласны с тем, что компьютер — это машина и ничего больше…
Если считать машинами и мозг и компьютер, то в таком случае как их сравнивать? Такое упражнение представляет интерес. Компьютеры изобретены человеком и поэтому совершенно понятны, если принять, что человеческие существа вообще что-нибудь понимают; но чего люди не знают, это какими окажутся будущие компьютеры. Мозг… во многих важных отношениях остается непонятным. Обе машины перерабатывают информацию и обе имеют дело с сигналами, грубо говоря, электрическими. В самых крупных вариантах и та и другая машина содержит множество элементов. Однако в этом между ними имеется интересное различие. Биологическим путем клетки производятся достаточно просто, и нейроны создаются в поистине огромных количествах. Между тем, умножить число элементов в компьютере, по-видимому, не так легко, даже несмотря на то, что это число быстро растет. Но если принять, что элементами нервной системы являются не нейроны, а синапсы, то я не могу себе представить, что компьютеры могли бы сравниться с ней. Никто не станет гадать, сколько в мозгу синапсов, но число 1014 (100 триллионов) не кажется невероятным.
Еще большее значение имеет одно качественное различие. Мозг не подчиняется чему-либо подобному линейной программе, во всяком случае, те его части, о которых нам хоть что-нибудь известно.
Он скорее сходен с цепью в радиоприемнике или телевизоре, а может быть, с сотнями или тысячами таких цепей, соединенных последовательно и параллельно, со множеством перекрестных соединений. Мозг, по-видимому, основан на принципе относительно жестко запаянного блока из сложных цепей, элементы которого работают на низких скоростях, измеряемых тысячными долями секунды; компьютер подчиняется программам, содержит гораздо меньше элементов и работает на скоростях, при которых имеют значение миллионные доли секунды».
«Когда мы видим правильные ряды клеток в мозгу, — пишет Хьюбел в книге «Глаз, мозг, зрение» (1990), — впечатление создается такое, как если бы мы рассматривали телефонную станцию, печатный станок или внутренность телевизора…»
Как же работает человеческий мозг? «Несмотря на значительные достижения, этот вопрос, — пишет Хьюбел в работе «Мозг» (1984), — остается одним из самых трудных в современной науке.
Может ли мозг понять мозг? Может ли он понять разум? Что он такое — гигантский компьютер или какая-либо иная гигантская машина, или нечто большее? Эти вопросы задаются постоянно, и было бы полезно от них избавиться». Трудности, связанные с подобного рода вопросами, «несут на себе груз таких слов, как «понимать», или «разум» — слов для многих целей полезных, но с расплывчатыми очертаниями…
Мозг представляет собой ткань — запутанную, сложно сотканную, сложнее всего, что нам известно во Вселенной, однако, как любая живая ткань, она состоит из клеток. Вместе с тем, хотя это высокоорганизованные клетки, их активность подчинена законам, которые управляют любыми другими клетками. Их электрические и химические сигналы можно обнаружить, зарегистрировать и истолковать; вещества, из которых они состоят, можно определить; связи, образующие густую сеть, можно проследить. Короче говоря, мозг можно изучать совершенно так же, как изучают любой другой орган, скажем почку.
Проблема возникает тогда, когда мы ставим вопрос о понимании, потому что такое слово привносит сложность внезапного откровения или прояснения, предполагает наличие такой минуты, когда можно сказать, что из темного туннеля мы выходим на свет. Но мне не ясно, может ли в данном случае наступить такая минута и узнаем ли мы о ее наступлении.
Исследование мозга — это древняя область науки, а область спекуляций о мозге — еще древнее…
Проблема понимания работы мозга в чем-то сходна с проблемой понимания структуры и функции белков. Каждый организм содержит миллионы сложных изощренных молекулярных комбинаций, причем один человек совершенно отличен от другого. Для того чтобы детально изучить структуру хотя бы одного белка, по-видимому, потребуются годы, не говоря уже о том, чтобы узнать точно, как он работает. Если понять белки — это значит узнать, как все они работают, то перспективы здесь, пожалуй, отнюдь не радужные. Точно так же мозг состоит из очень большого числа (хотя и не миллионов) функциональных подразделений, из которых каждое обладает своей особой архитектоникой и своей сетевой схемой; а дать описание одного из них вовсе не значит описать их все. Поэтому понимание пойдет медленно… и будет развиваться по асимптоте, безусловно с прорывами, но вряд ли достигнет конечной точки.
