Елена Кузнецова - Аяуаска, волшебная Лиана Джунглей: джатака о золотом кувшине в реке
И вот что стало происходить дальше. Вскоре самолет благополучно приземлился в Лиме. Уже в пять часов вечера я гуляла по Пласе де Армас и по площади Сан Мартин — обе в самом сердце столицы — и в очередной раз не могла не восхищаться — что и призывали сделать рекламные проспекты — «замечательными образцами латиноамериканской колониальной архитектуры». А вернувшсь в гостиницу, не преминула заодно повосхищаться и ей.
Гостиница «Гран Боливар» располагается прямо на площади Сан Мартин, и в свое время была самой роскошной гостиницей во всей Латинской Америке. Те времена, правда, давно миновали, но прошедшее столетие все-таки не стерло окончательно последние следы былой роскоши. Высоченный купол из витражного стекла, венчающий вестибюль; роскошные хрустальные люстры, столетие тому назад завезенные из Европы; паркетные полы с инкрустацией из разноцветных пород местных деревьев; развешенные по стенам громадные, слегка потускневшие зеркала, оправленные в широченные позолоченные рамы с барочными завитушками — такой представала сегодня гостиница «Гран Боливар» взору посетителя.
Сидя в большом полупустом зале на первом этаже, где уютно пахло воском, которым по-прежнему натирали полы, я воочию представляла себе балы и дипломатические приемы, бархатные туфельки, скользящие по сверкающему паркету, и чопорных официантов, разносящих шампанское на серебряных подносах — и все это под звуки волшебной и чарующей музыки, несущейся с высокого балкона: там располагался оркестр музыкантов, завезенный из Европы вслед за сияющими хрустальными люстрами.
Мои перуанские друзья говорили, что в последние годы этот отель пал жертвой классического перуанского мисменеджмента и в результате пришел в упадок. Но что они понимали… тем более, что для меня сегодняшний упадок было совершенно неактуален: стоило закрыть глаза, как его славное прошлое возвращалось ко мне в вихре воспоминаний. Нет, совсем не потому, что я якобы находилась там раньше, в прежней жизни. Все было не так замысловато. Просто когда я училась в университете на факультете романо-германской филологии, то специализировалась по литературе Латинской Америки. Из прочитанных романов, из книг по истории и культуре и возникали сейчас кружащие голову видения прошлого.
Наверное, потому, что в настоящем гостиница стояла только одной ногой, а другая застряла все-таки в прошлом, wifi был доступен только на первом этаже, в холле. Бережно прижимая к груди друга сердечного — то есть мой нежно любимый лэптоп, я медленно и торжественно спустилась в вестибюль по широкой каменной лестнице, устеленной толстым пружинящим ковром, и устроилась в кресле, стоящем почти под боком у новенького, блестящего и черного, как обещал производитель, Форда, выпуска 1929 года.
В Панаме, в эль Валье, я испытывала сильный интернетовский голод, можно сказать, просто извелась от разлуки с интернетом, поэтому вернувшись с вечерней прогулки по двум центральным площадям, тут же, не откладывая, припала к живительному источнику мировой сети.
Это, однако, не помешало мне заметить, что кресло напротив уже было занято. Мой взгляд скользнул по сидящему в этом кресле мужчине и задержался на нем на несколько секунд дольше обычного. Лишние секунды пришлись на его лэптоп — точно той же модели, что и у меня, и на поблескивающее на руке серебряное кольцо — точно с таким же календарем инков, что носила и я.
Кроме того, он был явно не перуанцем, но в то же время не походил ни на туриста, ни на заезжего бизнесмена… что он тут тогда делает, интересно? Однако зов интернета оказался неодолимым, в свое время и моряки против пения сирен устоять не могли, и как только мой лэптоп подключился к гостиничному вайфаю, то я и заметить не успела, как провалилась в виртуальный реальность — со своими виртуальными людьми и виртуальными радостями — и полностью позабыла обо всем, что находилось за его пределами.
По прошествии часа я как-то автоматически потерла уставшие глаза — и это простое действие чудесным образом сняло чары виртуального мира. Я снова оказалась в мире реальном, снова увидела сидящего напротив мужчину — он сидел на там же месте, где я его видела в последний раз час тому назад: похоже, что жертвой вайфая пала не я одна. Зато пока он пребывал в вайфаевском трансе, я могла разглядеть его детальней.
Вообще на фоне традиционно одетого местного населения не заметить его было просто нельзя — даже посреди уличной толпы, не то что в пустынном фойе гостиницы. Выглядел он примечательно, если не сказать колоритно. На голове у него красовалась цветная тюбетейка какого-то замысловатого фасона, а одет он был в темную рубашку — даже не в рубашку, а скорее, в короткую тунику. Под ней были видны светлые хэбэшные брюки, которые заканчивались коричневыми кожаными туфлями. Запястья были полностью скрыты рукава туники, оставляя в поле видимости только кисти рук. Каждому, кто бы удосужился на них взглянуть, они готовы были поведать, что принадлежат человеку городскому — уже во втором поколении — и с высшим — скорее всего, техническим — образованием.
Когда мы познакомились и разговорились, вышеописанную статическую композицию оживили элементы динамические, привнесенные галльской живостью его речи и глаз. И таки-да, он действительно оказался французом, хотя и натурализованным.
— Я аяуаскеро. Аяуаской занимаюсь, и много лет уже живу в Перу, — сказал он. Это вполне объясняло его совсем нетуристический и неофисный вид.
Не может быть! Как тут не обрадоваться такому интересному повороту событий… Я приехала в Перу как раз из-за аяуаски — и первый же человек, с которым тут познакомилась и разговорилась, именно ей и занимается. Невероятно! И как удачно.
Но все оказалось не так просто.
Жил сеньор-аяуаскеро в Тарапото. Город этот находится в провинции Сан Мартин и по расстоянию гораздо ближе к Лиме, чем Икитос, вообще затерявшийся в сельве Амазонки. В Икитос, куда согласно первоначальному плану я планировала попасть, нужно было или долго ехать плюс долго плыть или же быстро лететь: если Вы посмотрите на карту Перу, то увидите, что наземных путей туда нет. В отличие же от Икитоса, в Тарапото можно попасть самым традиционным образом — по асфальтированной дороге. Специально уточняю: по дороге асфальтированной, потому что в Перу такая дорога — еще далеко не повсеместно свершившийся факт.
Правда, хотя асфальтированная дорога и имеет свои неоспоримые преимущества, но в прошлый свой заезд в Перу я в большей мере оценила своеобразный шарм дорог неасфальтированных — они пролагали в перуанской сьерре, вдали от цивилизации и были лихим росчерком прочерчены по крутым бокам вековечных гор.
На этих дорогах пейзажи были такие, что глаза и рот просто сами по себе раскрывались от восторга — и так все десять часов, пока автобус, пусть невзрачный на вид, но прошедший огонь, воду и медные трубы и оставивший под колесами многие километры пути — пробирался по плотно утрамбованной грунтовой дороге.
Посмотришь в одну сторону — глаза упираются в бежевую отвесную скалу, к которой каким-то невообразимым образом приклеились большие, похожие на чаши цветы — пылающие, ярко-красные; над ними висит радужная пыль хрустального водопада. Посмотришь в другую сторону — глаза устремляются в головокружительный обрыв и, так и не нащупав его дно, утопают в море зелени. И такое продолжается час за часом. Фантастика, конечно, однако вполне земная.
Я хоть раньше для отвода глаз и соглашалась с Франсиско, что ехать надо в хотспот аяуаски, в Икитос, однако на самом деле четко оформленных планов, где же принимать аяуаску, а главное — с кем, у меня пока не было, поэтому как тут было со всем вниманием ни обратиться к рассказу оперуаневшегося француза.
В интересной беседе незаметно прошло около часа, однако в конкретный план действий — куда двигаться дальше? — она не вылилась. Загвоздка была в его методе. И даже, скорее не в ней самой, а в том, что лично я ею как-то не вполне прониклась.
Из его рассказа я узнала следующее. Основанный им центр целительства располагался прямо в сельве, неподалеку от Тарапото, и уже много лет он проводил в нем трехнедельные программы, которые строились вокруг приема аяуаски. Бизнес был поставлен на широкую ногу, и работал он исключительно с группами иностранцев, по 15–20 человек в каждой. Стоимость пребывания в его центре составляла 1200 евро за 21 день. В его трехнедельную программу целительства входили: общее очищение печени травами, массаж, обсуждение снов, дыхательные упражнения и йога. Аяуаску же, согласно его методике, принимают три раза, и происходит это в последнюю неделю пребывания в центре.
Все это звучало замечательно, я даже потом ознакомилась с его сайтом. Смущало только несколько моментов. Первый: каким образом к аяуаске приплелись хатха йога и пранаяма. Понятно, что они никогда и никому не помешают, но чтобы от йоги был эффект, то двух недель совершенно недостаточно. А про пранаяму и говорить нечего, серьезная это практика. Однако для их освоения и эффективного применения требуется время, и продолжительное.
