Александр Андреев - Оккультисты Лубянки
В сентябре 1918 года Петроградский комитет партии направляет. Васильева на работу в ПЧК. Так он стал членом Президиума, занимался проведением красного террора. В начале 1919 года по рекомендации Ф.Э. Дзержинского Васильев назначается начальником активной части Особого отдела ВЧК в Москве. Васильев участвовал во многих чекистских мероприятиях, в том числе и ликвидации заговора «Национального центра».
Но в этом же году он вновь возвращается в Петроград как член группы первого заместителя начальника Особого отдела ВЧК Ивана Павлуновского по организации отпора армии Юденича и подавления восстания на форте Красная Горка. Затем остается в родном городе в распоряжении Петроградского комитета партии, который поручает ему реорганизацию государственного контроля рабоче-крестьянской инспекции. В 1923 году Васильев демобилизуется, и его дальнейшая работа проходит в народном хозяйстве: директор Сестрорецкого завода, института «Механобр», «Красного треугольника» и др.
В феврале 1928 года в Ленинградскую контрольную комиссию ВКП(б) поступает заявление на Васильева о том, что он «является одним из крупных фракционеров, организатором оппозиции, ведет активную фракционную работу, его квартиру посещали Зиновьев и Троцкий». В результате проверки выяснилось, что Васильев «никогда к оппозиции не принадлежал».
Рекомендации для вступления в партию Васильеву давали Б.Д. Стасова и Г.И. Бокий, под руководством которого он некоторое время работал в ПЧК. Василий Александрович Васильев умер в Ленинграде в 1970 году.
Глеб Иванович Бокий был образованным человеком (хотя Горный институт он так и не смог окончить — частые аресты не способствовали учебному процессу). Достаточно сказать, что он неплохо разбирался в искусстве и литературе. Еще одна выдержка из книги Льва Разгона: «Мы знали, — рассказывает Разгон, — что Глеб Иванович был не только знаком, но и дружил с Шаляпиным, который в своих воспоминаниях «Маска и душа» так отзывался о Бокии: «Хотя о нем ходили и ходят легенды как о кровавом садисте, — я утверждаю, что это — ложь, что Глеб Иванович один из самых милых, обаятельных людей, которых я встречал… я дружил с ним и рад, что у меня в жизни была такая дружба»».
Нет оснований не верить Л. Разгону, которому Бокий мог много рассказывать о Шаляпине, но в книге «Маска и душа» имеется только один эпизод, связанный с Бокием. Вот он. Шаляпин пишет: «Вообще же я мало встречал так называемых поклонников моего таланта среди правителей… за исключением одного случая, о котором я хочу рассказать, потому что этот случай раздвоил мои представления о том, что такое чекист.
Однажды ко мне в уборную принесли кем-то присланную корзину с вином и фруктами, а потом пришел в уборную и сам автор любезного подношения. Одетый в черную блузу, человек этот был темноволосый, худой, с впалой грудью. Цвет лица у него был и темный, и бледноватый, и зелено-землистый. Глаза-маслины были явно воспалены. А голос у него был приятный, мягкий; в движениях всей фигуры было нечто добродушно-доверчивое. Я сразу понял, что мой посетитель туберкулезник. С ним была маленькая девочка, его дочка. Он назвал себя. Это был Бокий, известный начальник Петербургского ЧК, о которой не слышал ничего, что вязалось бы с внешностью и манерами этого человека… Но совсем откровенно должен сказать, что Бокий оставил во мне прекрасное впечатление, особенно подчеркнутое отеческой его лаской к девочке» (это была старшая дочь — Лена).
О многом говорит такой эпизод, имевший место в период красного террора. В числе заложников находился банкир Захарий Петрович Жданов. Его жена предпринимала попытки для облегчения участи мужа, появились личности, пообещавшие освободить банкира за крупную взятку, однако вскоре от своего обещания отказались, когда выяснилось, что решение вопроса зависело от Бокия, который пользовался репутацией неподкупного человека.
По воспоминаниям Ал. Алтаева, Бокий жесток не был и, если взял на себя тяжелую обязанность защиты революции, то только потому, что чувствовал себя способным выполнить эту трудную и важную работу. Недаром он так высоко ценил и глубоко любил Дзержинского, этого «рыцаря Революции», смерть которого он воспринял как личное горе. Дочь Бокия рассказывала, что видела отца плачущим еще только один раз, когда скончался Владимир Ильич. Очевидно, работы у Глеба хватало. Она так измотала его, что от него осталась только тень. Он как-то весь стаял, и на бледном лице со впалыми щеками лихорадочно горели ставшие неестественно огромными черные «южные» глаза.
Еще одна близкая знакомая Бокия тоже писательница, Мария Абаза, характеризует их отношения так»… Несмотря на то, что революция поставила героя романа и автора по разные стороны баррикад и разъединила их, несмотря на любовь, навсегда, для автора герой — личность громадная, сложная, непонятная преданностью делу, которое называется революцией».
Здесь необходимо вспомнить первого руководителя ВЧК.
Дзержинский Феликс Эдмундович, из мелкопоместных дворян, римско-католического вероисповедания. Ушел из виленской мужской гимназии на последнем году обучения. В автобиографии указал: «…за верой должны следовать дела и надо быть ближе к массе и самому с ней учиться». Став в 19 лет профессиональным революционером, 6 раз был арестован, из них 3 раза по доносу провокаторов (двое предателей, пекарь Ставинский и краснодеревщик Сеткович, после разоблачения были ликвидированы). Неизвестно, участвовал ли в этом Дзержинский, бывший тогда председателем следственной комиссии Главного правления Социал-демократии Королевства Польского и Литвы.
Жена Дзержинского — Софья Сигизмундовна (в девичестве Мушкат) в 1910 году была арестована. В заключении родила, сына Яна, сослана в Сибирь, откуда бежала за границу. С мужем встретилась только после революции, в 1918 году.
После Октября Дзержинский возглавил по предложению Ленина ВЧК, в 1921 году — наркомат путей сообщения. По его предложению в январе 1920 года был принят декрет об отмене сметной казни, велась борьба с беспризорностью и голодом.
В апреле 1921 года Дзержинский в телеграмме председателю Тамбовской губЧК потребовал освободить занятый особым отделом отремонтированный дом и передать его детской больнице.
Бывший чекист Тихонов Дмитрий Николаевич, долго служивший в охране Сталина, рассказал мне такой факт. В 1951 году вдова Дзержинского Софья Сигизмундовна пришла в бюро пропусков МГБ СССР для продления пропуска в клуб министерства. Тогда же она пригласила сотрудника бюро пропусков Тимофеева к себе домой на чай в ближайшее воскресенье. Он согласился, но доложил своему начальнику, который его обругал и запретил ходить.
В понедельник Софья Сигизмундовна пришла в бюро пропусков, чтобы получить документ. Встретив Тимофеева, она сказала ему, что Феликс Эдмундович, если давал обещание, обязательно его выполнял.
До 30 августа 1918 года роль Бокия в деятельности ПЧК особо не просматривается, за исключением, может быть, участия в качестве заместителя председателя в Военно-революционном комитете с широкими полномочиями, созданном по решению президиума Исполкома Союза коммун северных областей (СКСО). Причиной появления этого комитета послужило убийство комиссара по печати Володарского и германского посла Мирбаха в Москве, а также мятеж чешских военнопленных и появление Восточного фронта. Однако никаких документов за подписью Бокия за июль — август 1918 года мною в архиве не обнаружено.
Теперь о месте Бокия в начальный период красного террора в Петрограде. 30 августа 1918 года Урицкого застрелил бывший юнкер Леонид Канегиссер, и Бокий приступил к исполнению обязанностей председателя ПЧК сроком до 8 октября того же года.
Прошло чуть больше часа после выстрела, оборвавшего жизнь Урицкого, как во все концы Союза коммун северных областей посыпались телеграммы от имени президиума Петроградского Совета за подписью его председателя Зиновьева. В них утверждалось, что «это новое покушение буржуазии и ее прислужников», главным образом «англо-французов», а «допрашивавшие товарищи приходят к убеждению, что он (убийца. — В. Б) из правых эсеров». Президиум Петроградского Совета предписывал: «Немедленно привести все силы в боевую готовность… организовать повальные обыски, аресты среди буржуазии, офицерства… студенчества и чиновничества., обыскать и арестовать всех буржуа, англичан и французов…»
Постановление о красном терроре появилось в печати 5 сентября, а расстрелы в Петрограде начались уже 2 сентября. Выполнять эти решения должна была ПЧК во главе с Бокием. 6 сентября «Петроградская правда» за подписью Бокия опубликовала такое сообщение: «…правые эсеры убили Урицкого и тяжело ранили т. Ленина. В ответ на это ВЧК (не ПЧК! — В. Б.) решила расстрелять целый ряд контрреволюционеров, которые и без того давно уже заслужили смертную казнь. Расстреляно всего 512 контрреволюционеров и белогвардейцев, из та 10 правых эсеров… Мы заявляем, что, если правыми эсерами и белогвардейцами будет убит еще хоть один из советских работников, ниже перечисленные заложники будут расстреляны». Среди заложников были великие князья, бывшие министры правительства Керенского, представители имущих слоев, генералы и офицеры.
