Луис Ривера - Легионер. Книга 2
— Лестницы, лестницы давайте!
— Башни подводите ближе!
— Первая центурия, «черепаху»!
Стоящему рядом со мной Самниту камень угодил прямо в голову. Из-под шлема брызнула кровь, и Самнит, хрюкнув, тяжело осел.
— Оттащите его назад! — заорал я.
Кто-то схватил тело Самнита за ворот кольчуги и, прикрывая щитом поволок к задним шеренгам.
Подтащили лестницы. Смельчаки начали карабкаться по ним наверх. Но мятежников на стенах было слишком много, они тут же отталкивали лестницы, сбрасывая штурмующих на головы толпящихся внизу солдат.
— Да где же эти башни?!
— Щиты плотнее! Щиты плотнее!
Еще один солдат рухнул со стрелой в горле. Оттащить его возможности уже не было, пришлось топтаться на нем, чтобы закрыть брешь в стене щитов. Соседней центурии повезло меньше. Десяток солдат вспыхнули, как факелы, когда несколько горящих стрел угодили в облитые маслом щиты. От их воплей кровь застыла в жилах. «Черепаха» сразу развалилась и вражеские стрелки не замедлили этим воспользоваться.
Наконец, башням удалось очистить небольшой участок стены он защитников. Тут же были приставлены несколько лестниц, и желающие заполучить золотой венок поползли, прикрываясь щитами наверх. Тем временем сопротивление мятежников, закрывавших брешь, чуть-чуть ослабло. Совсем немного. Но достаточно для того, чтобы сражающиеся в первых рядах легионеры воспрянули духом и усилили натиск. Задние ряды криками и бряцанием оружия как могли поддержали атакующих.
Нам нужно было любой ценой уйти с этого простреливаемого отовсюду пятачка. Здесь мы не могли развернуть ряды и воспользоваться численным преимуществом. Все, на что мы были способны — стоять, прикрывшись стеной щитов и грязно ругаться из-за собственного бессилья. Прорваться в брешь, хлынуть бурной горной рекой внутрь крепости, рассредоточиться — и тогда нас ничто не смогло бы удержать.
Но это понимали не только мы, но и повстанцы. И дрались они отчаянно. Нас снова потеснили. Передние шеренги шаг за шагом начали отходить, а задние ряды продолжали напирать, в полной уверенности, что все идет не так уж плохо. Началась давка. Ни о каком строе и речи быть не могло. Мы пихались, лягались, молясь богам, чтобы не упасть и не оказаться раздавленным своими же товарищами. О том, что происходит в этот момент впереди, лучше было не думать.
Зато на стенах дела шли получше. Сначала один легионер, за ним второй, третий начали появляться наверху, отважно бросаясь в гущу врагов, чтобы оттеснить их от лестниц. Вскоре там уже было жарко. На стены всегда шли лучшие из лучших, опытные хорошо вооруженные бойцы, настоящие сорвиголовы. Против них сражались преимущественно легкие пехотинцы и стрелки, почти вся тяжелая пехота закрывала брешь. Мы связали ее по рукам и ногам.
Чем больше наших появлялось на стенах, тем слабее становился град снарядов, косящий наши шеренги. Нам стало полегче. Зато прибавилось хлопот защитникам города. А когда с восточной стороны раздался рев труб и шум сражения, ряды повстанцев дрогнули и начали медленно отходить назад, отдавая нам драгоценные шаги. Инженеры не зря провозились целую неделю с подкопом. В самый напряженный момент боя, наш отряд, пробравшийся по подземному ходу прямо в город, ударил в тыл обороняющимся. Это и решило дело.
Нет, мятежники, конечно, не побежали и не начали сдаваться в плен. Они продолжали драться, решив подороже продать свои варварские жизни. Но драться на два фронта всегда тяжело. Особенно, когда второй фронт открывается неожиданно. Сейчас их главной задачей было вырваться их окружения, а не удерживать позиции, которые было уже невозможно удержать. Парень, который командовал ими, понимал это и не стал класть своих людей ради бесполезной обороны бреши. Сражение было проиграно, так что теперь нужно было не драться за недостижимую победу, а захватить с собой в могилу как можно больше врагов. Что они и делали…
Бой на улицах города всегда страшен. Здесь не удержать правильный строй, здесь врага часто замечаешь в последний момент, здесь стреляет каждое окно, здесь в любой момент может обвалиться кусок стены, похоронив под собой десяток твоих людей… Повсюду огонь, дым, трупы, наспех сооруженные баррикады. Вопли раненых, яростные крики сражающихся, звон мечей, проклятия, звук выбиваемых дверей, женский визг.
Внутри одной большой крепости мы нашли сотни маленьких крепостей. Драться приходилось за каждую улицу, за каждый дом. Защитники истекали кровью, но и не думали сдаваться. Они лучше знали город и умело пользовались этим, атакуя нас с самых неожиданных направлений. Только что они были прямо перед нами, и вдруг бьют во фланг нашей колонны. Правда и мы были не новичками в этом деле. За нашими спинами остался не один десяток взятых городов. Так что хоть и медленно, но мы все же продвигались к центру города, где в огромном храме, расположенном на холме укрылись старейшины города с остатками гражданского населения и элитным отрядом из городской знати.
Ранили Кудрявого. Во время рукопашной стычки один не в меру шустрый мятежник нырнул под его щит и рассек бедро до кости. Вряд ли Кудрявый сможет когда-нибудь ходить. Слону камень из пращи годил прямо в ухо. Камень был на излете, так что Слон отделался легкой контузией и распухшим до невообразимых размеров ухом. Сцевола тут же предложил называть теперь Нония Одноухим Слоном. Шутка успеха не имела, мы слишком устали, чтобы оценить ее.
День клонился к закату, когда сопротивление по большей части было подавлено. Кое-где еще шли бои, но основная масса войск уже стягивалась к храму, этой последней цитадели защитников города. Начались грабежи и резня. Разъяренных упорным сопротивлением мятежников солдат было не удержать. Они врывались в уцелевшие дома, выволакивали перепуганных жителей на улицу, тут же приканчивали их и ныряли обратно, в поисках чего-нибудь ценного. Трупов на улицах становилось все больше, несмотря на то, что штурм почти закончился. Некоторые центурионы и трибуны пытались как-то вразумить своих бойцов, но не слишком настойчиво. Командиры знали, что если они будут упорствовать, солдатские мечи могут обернуться против них.
Наша когорта находилась у подножия холма, на котором возвышался варварский храм. Сразу за ним стоял дворец, больше похожий на укрепленный форт. Тяжелые осадные орудия по кривым улочкам города не прошли, поэтому рассчитывать приходилось только на собственные мечи. Мы могли бы, конечно, просто заморить мятежников голодом, но на это не было времени. Пробовали поджечь деревянные здания на холме, но последние несколько дней шли дожди, и дерево отсырело.
— До чего же они упрямые, — проворчал Сцевола, вытирая подкладку шлема.
Мы сидели на мокрой земле, привалившись спинами к обгоревшей стене дома. Нам выпала передышка. Вокруг суетились вспомогательные, инженеры и рабы, наспех сколачивая большие щиты и «черепахи» из всего, что попадалось под руку. Неподалеку мастера сооружали таран. Впереди шла вялая перестрелка, силы и у той и у другой стороны были на исходе. Из храма доносился женский и детский плач, какие-то песнопения и редкие хриплые ругательства.
Рядом валялся труп повстанца со стрелой в спине. Сцевола повесил шлем на измазанное кровью древко и достал бутыль с поской.
— Достал бы ты нам, Слон, чего-нибудь пожевать, а? — сказал он.
— Что?
— Он плохо слышит этим ухом. Говори громче. Или в другое, — сказал я.
— Что?
— Я не тебе, Слон!
— Что?
К нам подошел Бык. Ему тоже досталось. Рука повыше локтя была замотана тряпкой, на которой проступили красные пятна. Щит весь в дырках от вражеских стрел, на шлеме свежая вмятина. Центурион посмотрел в сторону храма, плюнул под ноги и тяжело уселся на камень.
— Ну что, жив? — спросил он, глядя на меня.
— Жив.
— Потери?
— Самнит и Кудрявый. Как Самнит, не знаю, может, скоро очухается. Кудрявый, похоже, с концами…
— Дешево отделались. У остальных куда хуже. Почитай три десятка из первой центурии легло и столько же из второй… Ладно, передохнули? Вот и славно.
— А что, уже атакуем? — вскинул голову Кроха. — Ничего ведь не готово… Голыми что ли под стрелы лезть?
— Декан, чего у тебя в десятке все такие болтливые? Кроха, еще пасть свою откроешь, я тебе в лагере язык отрежу, понял? — устало сказал Бык, нахлобучивая шлем. — Нам приказано очистить восточную часть города. Там вроде остались мятежники. Так что готовьтесь, скоро выступаем.
С этими словами он ушел, а мы, бормоча ругательства начали приводить в порядок снаряжение. Вот так всегда: стоит на минутку присесть перевести дух, появляется какое-нибудь начальство и велит тащить наши и без того исхудавшие задницы в какое-нибудь новое дерьмо.
Один Кроха не унывал. Он был уверен, что уж теперь-то сможет спокойно набить свой мешок каким-нибудь добром. Он вообще умел находить хорошее в любой ситуации и искренне этому хорошему радоваться. Редкая способность. Но незаменимая для тех, кто большую часть жизни проводит не так, как ему хочется.
