Антонен Арто - Тараумара

У меня тоже возникали ложные чувства и ощущения, которым я поверил. В июне, июле, августе и вплоть до этого сентября я был уверен, что окружен демонами: мне казалось, что я их ощущаю, вижу, как они собираются вокруг меня. Я не нашел лучшего способа прогнать их, как то и дело совершать крестные знамения на разных местах своего тела или в воздухе, где, как мне казалось, я видел их. Я писал тогда на любом клочке бумаги и даже на книгах, попадавшихся мне под руку, всевозможные заклинания, которые ничего не стоят ни с литературной точки зрения, ни с магической, т. к. все, что написано в этом состоянии — не более чем осадок, искажение, или, скорее, подделка под высокий свет ЖИЗНИ. В конце сентября эти больные идеи, эти ложные мысли, эти навязчивые ощущения, ничего не стоящие сами по себе, начали исчезать, и в октябре их практически не стало. С 15 или 20 ноября я чувствовал, что ко мне возвращаются энергия и ясность мысли. И, наконец, я ощутил, что мое сознание освободилось. Никаких ложных чувств. Никаких больных, дурных ощущений. Теперь, изо дня в день, во мне медленно, но неуклонно поднимается только чувство безопасности и внутренней уверенности.

Если в эти последние месяцы мне и случается делать какие-то жесты, характерные для больных с религиозными маниями, то это не более чем остатки досадных привычек, которые я приобрел, занимаясь изучением ерундовых верований. Так море, отступая, оставляет на песке смешанный осадок, который вскоре развеют ветра. Уже несколько недель я изо всех сил стараюсь избавиться от этих маленьких остатков. И замечаю, что с каждым днем их становится все меньше.

Итак, жрецы Пейотля в Мексике помогли мне увидеть одну вещь, которую открыла в моем сознании та маленькая доза Пейотля, которую я принял. В человеческой печени совершается тайная алхимия, и с ее помощью «я» любого индивидуума выбирает то, что ему подходит, принимает или отбрасывает ощущения, эмоции, желания, которые предоставляет ему сознание и которые составляют его порывы, желания и восприятия, его истинные верования и его идеи. Именно там наше «Я» становится сознательным, раскрывается сила его суждений и присущая ему высочайшая способность различать. Потому что именно там трудится Сигури, отделяя то, что существует, от того, что не существует. По-видимому, печень — органический фильтр Бессознательного.

Похожие метафизические понятия я нашел у древних китайцев. По их учению, печень — фильтр бессознательного, а селезенка — физический гарант бесконечности. Впрочем, это другая тема.

Но для того чтобы печень могла выполнять свои функции, необходимо, по меньшей мере, чтобы тело хорошо питалось.

Человека, запертого в течение шести лет в лечебнице для душевнобольных и три года не евшего досыта, нельзя корить за скрытое ослабление его Воли. Мне месяцами случалось оставаться без единого кусочка сахара или шоколада. Что касается масла, то уже и не помню, когда я его пробовал в последний раз.

Я всегда встаю из-за стола голодный, потому что, как вам известно, рацион сильно урезан.

В особенности не хватает хлеба. До того кусочка шоколада, который мне дали позавчера, в пятницу, я не видел его восемь месяцев. Я не из тех людей, которые позволяют себе уклониться от выполнения своего долга по какой-либо причине, но пусть меня хотя бы не упрекают за то, что у меня нет сил в такое время, как наше, когда в выдаваемом нам питании отсутствуют необходимые элементы для восстановления сил. И пусть меня больше не подвергают электрошоку после обмороков, ибо понятно, что обмороки не мешают мне все прекрасно осознавать, чувствовать и контролировать. Довольно, довольно, довольно этого наказания травмой.

Каждое применение электрошока погружает меня в состояние ужаса, которое длится по нескольку часов. Я с отчаянием ожидал приближения очередной процедуры, т. к. знал, что опять потеряю сознание и буду целый день задыхаться внутри самого себя, не узнавая себя, прекрасно зная, что я был где-то, но черт знает где, точно я уже умер.

Мы пока далеки от исцеления Пейотлем. Судя по тому, что я видел, Пейотль укрепляет сознание и не дает ему сбиться с пути, довериться ложным впечатлениям. Мексиканские Жрецы показали на печени точное место, где Сигури, или Пейотль, производит это обобщающее сгущение, которое жестко удерживает в сознании ощущение и желание истины и дает сознанию возможность освободиться, автоматически отбрасывая остальное. «Спереди это похоже на возвращающийся с мрачного ритуала скелет, — сказали мне тараумара, — или на НОЧЬ, ИДУЩУЮ ПОСЛЕ НОЧИ»[6]

ПОСТСКРИПТУМ[7]

«Ритуал Пейотля» был написан в Родезе в первый год моего пребывания в этом приюте, после семи лет заключения, из которых три года я провел в одиночной камере, где меня систематически и ежедневно отравляли. Эта работа представляет собой мою первую попытку прийти в себя после изоляции и отчуждения от всего. Затравленный, незаконно лишенный свободы и травмированный человек делится своими воспоминаниями перед смертью. Это объяснит вам, почему текст бывает невнятным. Добавлю, что этот текст был написан в состоянии умственного отупения обращенного в чуждую ему веру, которого чары духовенства, воспользовавшегося его минутной слабостью, держали в состоянии зависимости.

Иври-сюр-Сен, 10 марта 1947 г.

Я написал «Ритуал Пейотля» в состоянии[8] обращения в другую веру, когда в моем теле уже были сто пятьдесят или двести свежих облаток, этим и вызван мой бред тут и там по поводу распятия и креста Иисуса Христа.

Ибо нет ничего, что кажется мне сейчас более ужасным и пагубным, чем слоистый знак ограничения крестом, ничего более порнографического, чем распятие, отвратительное сексуальное воплощение всех ложных загадок психики, всех телесных отбросов, проникших в разум, как будто миру нечем заняться и поэтому он служит материалом для ребуса, и его самые непристойные движения во время магической мастурбации высвобождают заключенную под стражу энергию.

Париж, 23 марта 1947 г.

ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ТАРАУМАРА[9]

Местность, где обитает племя тараумара, изобилует различными знаками, образованиями, имеющими различные формы, естественными изображениями, которые совсем не кажутся появившимися здесь случайно: словно боги, чье присутствие ощущается тут повсюду, пожелали заявить свои права и могущество этими странными автографами, в которых так или иначе неотступно повторяется образ человека.

Конечно, на земле нет недостатка в местах, где Природа, побуждаемая неким разумным капризом, создала формы, похожие на человеческие фигуры. Но здесь другой случай: ибо здесь Природа пожелала говорить на всем географическом пространстве, занимаемом одним племенем.

И странно еще то, что все, кто здесь проходит, словно пораженные чем-то вроде безотчетного паралича, закрывают свои чувства, чтобы ничего не замечать. Когда Природа, по странному капризу, показывает вдруг на скале тело человека, которого подвергают пыткам, сперва кажется, что это не более чем каприз и что этот каприз ничего не означает. Но когда во время долгого верхового перехода те же самые искусные изображения повторяются и сама Природа настойчиво представляет одну и ту же идею, когда те же самые волнующие формы появляются вновь и вновь, когда на скалах вдруг видишь головы известных богов и открывается тема смерти, где жертвой постоянно является человек — и форме четвертованного человека соответствуют формы менее непонятные, очищенные от каменных обломков — формы богов, которые все еще его истязают; когда вся местность разворачивает в камне свою философию, параллельную философии людей; когда известно, что первые люди использовали язык знаков и теперь обнаруживают этот чудовищно увеличенный язык на скалах; — конечно, уже невозможно думать, что это каприз, и что этот каприз ничего не означает.

Если большинство представителей племени тараумара являются туземцами, коренным населением, и если, как они утверждают, они упали с неба прямо посреди гор Сьерры, можно сказать, что они упали на уже подготовленную почву. И здешняя Природа захотела думать по-человечески. Она подвергла эволюции людей, и точно так же она подвергла эволюции скалы.

Обнаженный человек был прикован к скале: я видел, как его пытали какие-то фигуры, менявшиеся в солнечных лучах, но я не понимаю, с помощью какого оптического чуда фигура человека внизу оставалась совершенно целой, при том же самом освещении.

Не могу сказать, откуда исходило беспокойство — от горы или от меня самого, но я видел, как подобное оптическое чудо, пока я ехал через горы, являлось взгляду по меньшей мере раз в день.