Фалес Аргивянин - Мистерия Христа
— Иерусалимские свиньи! — зычно сказал он. — Его отдали вам на потеху, распять Его вы имеете право, но Он идёт на смерть, и я не позволю издеваться над Ним. Он изнемог; Его крест больше, чем крест других. Не поможет ли кто-нибудь Ему?
Толпа оцепенела. Как? Взять крест осуждённого? Принять тем самым на себя часть его позора?
Кто из правоверных иудеев мог бы решиться на это?
— Клянусь Озирисом!* Ты прав, солдат! — раздался вдруг чей-то громовой голос, и сквозь толпу властно протиснулся гигантского роста мужчина с густой окладистой уже седеющей бородой. — Ты прав, солдат! Только гнусные иудеи могут издеваться над страданиями человека, как я слышал, осуждённого в угоду богатым. Вставай, друг мой, я понесу крест твой, будь он хоть свинцовый, клянусь Озирисом и Изидой[60], не будь я кузнец Симон из Киринеи!
Гигант ухватил крест Спасителя и одним взмахом вскинул его себе на плечи. Но глаза его в ту же минуту вспыхнули огнём изумления.
— Да он на самом деле точно из свинца, — пробормотал он. — Как Он нёс его до этой поры?
— Великий Аргивянин! — снова услышал я голос Арраима. — Считай внимательно! Разбойник из Финикии, солдат из Рима и грубый кузнец из Египта! Что скажешь ты о Великом посеве скромного плотника из Галилеи?
Вдруг группа женщин была раздвинута чьей-то белой, властной рукой, и около Божественного Страдальца очутился пожилой, высокий, худощавый иудей в роскошной одежде богатого саддукея. Глаза его блистали дикою злобою, он гневно ухватил Галилеянина за плечо и толкнул Его вперёд.
— Иди! Иди! — только и мог выговорить он, задыхаясь от злобы и ярости. Кротко глянул на него Спаситель.
— Привет тебе, Агасфер! — чуть слышно прошептали Его окровавленные губы, и Он, медленно поднявшись из праха, пошёл за Симоном, нёсшим Его крест, пошёл, тихо опершись на руку разбойника, приветливо протянутую Ему. Шумя и крича двинулась за ними толпа, двинулась и группа женщин. Около калитки своего роскошного дома остался один Агасфер, продолжая изрыгать хулу и проклятия вослед Осуждённому.
В одну минуту очутился перед ним Арраим. Я не узнал его: это не был уже скромный паломник, это не был учёный, поучающий мудрости мудрых халдеев, — это был Великий Первосвященник Люцифера[61], его огненный слуга, собравший в себе всё великое магическое могущество Планеты[62]. Неотразимой силой Хаоса сверкали его глаза, и непередаваемый леденящий ужас сковал тело злобного Агасфера. Медленно-медленно поднялась рука Арраима.
— Агасфер! — как сталь звучал его голос. — Тебе говорю твои же слова: Иди! Иди! Иди, доколе Он не вернётся вновь! Иди! От востока на запад лежит путь твой! Иди! Каждое столетие даю тебе три дня на отдых. И пусть вечно работает мозг твой! Иди! Рассматривай, познавай и раскаивайся! Иди! Вот тебе моё проклятие Арраима, Царя и Отца Чёрных! Иди! Именем того, чьё имя — Молчание, кто есть Великий Первосвященник Неизреченного, — говорю тебе: иди!
И вот Агасфер, как будто во сне, вздрогнул, покачнулся и пошёл. Он идёт до сих пор, Эмпедокл. Я видел его и в тайге Сибири, и на улицах Парижа, и на вершинах Андов, и в песках Сахары, и во льдах Северного полюса.
Согбенный, с длинною развевающейся бородой, с горящими глазами, идёт он ровным шагом от полюса к полюсу, с востока на запад, идёт умудрённый великою Мудростью и не менее великим Раскаянием.
Иногда он идёт теперь не один. Глаза Посвящённого могут разглядеть около него белую, сияющую нежно-голубым светом фигуру, как бы ведущую старика Агасфера под руки. Что-то тихо и нежно шепчет она ему на ухо, и глаза старого Вечного Жида[63] орошаются жгучими слезами, а бледные иссохшие уста шепчут:
— Господь мой и Спаситель мой!
Чудные дела поведал я тебе, Эмпедокл, друг мой. Когда-нибудь, если святой огонь жизни ещё будет тлеть в тебе и моё стихийное сердце будет в состоянии вспомнить без трепета минувшее, я поведаю тебе о последних минутах Бога в образе человеческом.
Мир мой да будет с тобою, друг Эмпедокл!
III . Кубок второго Посвящения
Фалес Аргивянин —
присутствующим[64] —
о Премудрости Вечно Юной
Девы-Матери — радоваться!
Девять тысяч лет тому назад рек Премудрый Гераклит Тёмный:
— Фалес Аргивянин! Пробил час твой! Нынче, когда закатится Святой Ра[65], ты снизойдёшь в подземный храм Богини Изиды и примешь там Кубок второго Посвящения из рук Божественной Матери. Фалес Аргивянин! Сильна ли душа твоя? Фалес Аргивянин! Чисто ли сердце твоё? Фалес Аргивянин! Мудр ли разум твой? Ибо если у тебя не будет этих трёх качеств, смертный, не выдержишь ты взгляда Великой Богини-Матери.
— Учитель! — ответил ему я. — Сильна душа моя, чисто моё сердце и велик разум мой. Впущенный тобой, бестрепетно сойду я в подземные вместилища храма, и ученик не посрамит своего Учителя.
— Иди, Фалес Аргивянин! — молвил Гераклит.
И когда сумеречные тени покрыли великую гладь Нила, а ночные ветерки задышали из пустыни, охлаждённые от зноя, я, Фалес Аргивянин, завернувшись в плащ и взяв с собою фонарь с возжжённым в нём огнём Земли, спустился в подземный храм Изиды. Долго я шёл узким коридором, который порой понижался до расщелины, где я полз на коленях, не зная, будет ли выход впереди и можно ли мне будет выбраться обратно. Я шёл по сырым лестницам, шёл по гигантским катакомбам, со сводов которых капала вода, и вот… сорок девять ступеней. Взошёл. Дверь, обшитая железом, и на ней — горящие знаки, означающие: «Смертный — остановись!»
Но я, Фалес Аргивянин, шёл за Бессмертием, и что мне были эти предостерегающие надписи?! Твёрдой рукой распахнул я дверь и вошёл. Пахнуло сыростью какого-то гигантского подземелья. Долго я шёл. Гулко раздавались шаги мои по каменным плитам. Вдруг над моей головой, где-то в вышине, блеснул свет; и больше, шире, голубее… Трепетно побежали во все стороны тени; вырисовывались колонны, ниши, статуи, и я увидел себя стоящим в центре огромного храма. Впереди был алтарь: простой, из белого мрамора. На нём стояла золотая чаша, а там, за алтарём, высилась статуя женщины с лицом, закрытым покрывалом. В одной руке женщина держала сферу, а в другой — треугольник, опущенный вершиной вниз[66]. Пуст был храм: в нём был только я, Фалес Аргивянин, лицом к лицу со статуей Богини Изиды. Ни звука… Ни шороха… Мёртвая тишина. А ведь сюда приходит требующий второго Посвящения, не зная, что делать, не зная, как вопрошать, не зная, как вызывать! Он приходит сюда один, со своей Мудростью, со своей чистотою сердца и силою души. И я, Фалес Аргивянин, мудрый сын светоносной Эллады, потомок царственной династии города Золотых Врат, смелыми шагами подошёл к жертвеннику. Я поднял руки и властно призвал того, кто всегда отвечал на мои призывы как Владыка воздушной стихии[67].
Лёгкое дыхание пронеслось по храму, и я услышал:
— Я здесь, Аргивянин! Чего ты хочешь от меня в этом страшном и непривычном для меня месте?
— Помощи и совета, — сказал я ему. — Как мне вызвать Великую Богиню Изиду?
— Увы, Аргивянин, я этого не знаю.
— Тогда уйди! — приказал я.
И я, Фалес Аргивянин, остался один со своей Мудростью. Я углубился в моё прошлое, вспомнил всё, что было в Великой Атлантиде. Я смело воспарил в Высочайшие Планы[68] Разума. Я дерзновенно брался за все тайные учения. Я знал, что если не вызову Богини, то из этого храма не выйду, как не вышли все те, кто спускались в этот храм до меня.
Вот моя Мудрость подсказала мне, как быть. Смело стал я произносить Великие Тайные Моления, которые звучали в Атлантиде, в храме Вечно Юной Девы-Матери.
— Мать Изида! — взывал я. — Открой покрывало лица Твоего! Я знаю Тебя! Я молился Тебе в Великой Атлантиде! Открой своё покрывало! Я знаю Тебя под именем Вечно Юной Девы-Матери! Великая Мать, открой покрывало жрецу твоему!
И тихо-тихо из отдалённых уголков храма потянулись дрожащие серебряные звуки систрума[69], где-то вверху зазвенели светлые колокольчики, послышалось какое-то далёкое пение, и храм начал наполняться голубовато-серебристым туманом, а облако этого тумана сгустилось над алтарём. И вспыхнули среди тумана два глаза. Если бы вы, подобно мне, ныне подлетающему к границам Вселенной, видели глубины бездны Хаоса, только тогда вы могли бы составить себе понятие о глубине этих очей. Вот и очертание головы в клафте, лик неземной красоты. Вот гигантский торс, непостижимый по прелести линий. А вот и ангельские хоры… Нет, это голос Богини. И слышу я:
— Аргивянин! Велика Мудрость твоя! Аргивянин, велико дерзновение твоё! Аргивянин, велика будет и награда твоя! Я пришла к тебе, Аргивянин. Я пришла к тебе, старый жрец мой, молившийся мне в храмах Атлантиды. Я пришла к тебе ныне, Великий Светоч Фиванского Святилища, как покровительница твоя — Изида. Подойди ближе, сын мой! Дай я дохну на тебя дыханием моим.