Кеннет Джонсон - Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века
Мы уже поняли, что Камень, чем бы он ни был на самом деле, невозможно ни определить, ни проанализировать методами ортодоксальной науки. Помимо чисто физических качеств, он обладает и супрафизическими, духовными свойствами, которые одновременно сообщаются ему самим алхимиком и, в свою очередь, отражаются в преображённой природе адепта.
Согласно индийским источникам, посвящённым алхимии, самым важным ингредиентом Эликсира жизни является таинственное растение сома. Однако их авторы никогда не вдаются в подробности относительно того, как выглядит это растение и каким образом его надлежит готовить, хотя и отмечают, что встречается оно по всей Индии. И всё же ботаникам удалось идентифицировать его — хотя бы ради собственного чисто научного удовлетворения. Это оказался многолетний тропический кустарник Asclepias acida.
Вот что пишет мадам Блаватская о соме в своём монументальном труде «Разоблачённая Изида»:
«Этот индийский священный напиток соответствует греческой амброзии или нектару, который пьют боги Олимпа. Мисты при элевзинских посвящениях залпом осушали чашу кикеона. Пьющий сому легко достигает Брадхны или места сияния и блеска (иначе — Небес). Известный европейцам напиток не есть настоящая сома, а только её заменитель, ибо только посвящённый священнослужитель вправе был отведать истинной сомы; даже цари и раджи при жертвоприношениях получали только заменитель. Хог в „Айтарейя-брахмане“ [М. Haug, Bombay, 1863], свидетельствует, что напиток, который он пробовал и нашёл отвратительным, был не сомой, но соком из корней Ниагродхи, некоего растения или кустарника, растущего на холмах Пуны. У нас имеется достоверная информация, что большинство жрецов Деккана утратили секрет подлинной сомы. Его нельзя найти ни в ритуальных книгах, ни в устных преданиях. Истинных последователей первобытной ведической религии, ведущих, по преданию, свой род от риши, — агнихотрис, посвящённых великих мистерий, осталось очень мало. Напиток сома фигурирует в индийском пантеоне под именем Царя-сомы. Тот, кто пьёт его, причащается власти небесного владыки, наполняясь им подобно тому, как христианские апостолы и их обращённые наполнялись Святым Духом и очищались от грехов. Сома превращает посвящённого в совершенно нового человека; он перерождается и преображается, и его духовная природа отныне преобладает над физической. Сома даёт Божественную силу вдохновения и развивает способности к ясновидению. С экзотерической точки зрения сома есть растение, но в то же время и ангел. Она полновластно соединяет внутренний высший „дух“ человека, являющийся, как и мистическая сома, по сути своей ангелом, — с его „иррациональной душой“ или астральным телом; и так, объединённые властью магического напитка, они вместе возносятся над физической природой и причащаются блаженству и невыразимой славе небес.
Таким образом, индийская сома мистически и во всех других отношениях есть то же самое, что для христиан причастие. На уровне идеи они сходны. Посредством жертвенных молитв-мантр напиток мгновенно претворяется в истинную сому — или в ангела и даже в самого Брахму. Некоторые миссионеры с большим возмущением высказывались по этому поводу, тем более что брахманы употребляют в качестве заменителя сомы некий спиртной напиток. Но разве христиане будут менее горячо верить в претворение вина в Кровь Христову во время таинства евхаристии, если в вине будет меньше спирта? Разве идея символа не та же самая?».[209]
И даже в этом несколько прозаическом отчёте Елены Петровны Блаватской видно, что мистическая сома весьма напоминает таинственный эликсир алхимиков. Сам по себе он большой ценностью не обладает. Растение непросто собрать и использовать в натуральном виде. Необходима ещё и проекция.
В своей «Восточной магии» сейид Идрис Шах рассказывает о некой женщине — нашей современнице, — которая своими глазами видела растение сома и держала его в руках. Она участвовала в сборе растения, экстракции его соков и ассистировала индийскому алхимику в последовавшем за этим сложном и утомительном двенадцатидневном процессе превращении кусочка серебра в равное количество золота при помощи полученного экстракта. Когда женщина отнесла полученное алхимическим путём золото к ювелиру в близлежащий городок, тот немедля предложил купить его, так как был совершенно убеждён в его подлинности.
Звали эту даму Морейг Мюррей-Абдулла. Она была шотландкой по происхождению, но вышла замуж на афганца и к тому времени, когда Идрис Шах писал свой отчёт, уже прожила на Востоке более тридцати лет.
Имя алхимика было Акил-хан, и жил он в пещере. Мадам Мюррей-Абдулла не уточняла, где именно она находится, но описывала Акила как «высокого мужчину той жилистой пуштунской расы, что так хорошо известна в Кхибере. Он был худ, носил бороду и тюрбан и кожу имел цвета красного дерева». Одет он был в грязно-белые штаны и старую солдатскую рубаху.
Не говоря лишних слов, Акил-хан дал мадам Мюррей-Абдулла и её проводнику Ахмеду по пустой пинтовой бутыли и повёл в глубину джунглей, где росла сома. Пройдя примерно четыре мили, они нашли сому. Путешественница описывает её как «высокий одуванчик». Алхимик показал своим помощникам, как правильно ломать стебли и сцеживать «молочный сок» или живицу в бутыли. За этим занятием они провели около двух часов.
По возвращении в пещеру алхимик отослал Ахмеда и мадам Мюррей-Абдулла домой, но на рассвете следующего дня они вернулись. И на этот раз они снова пошли в джунгли и по прошествии трёх часов оказались на лесной поляне, где Акил-хан принялся собирать из русла ледяного ручья какую-то светло-жёлтую глину. Завязав чуть менее двух килограммов глины в тряпичный узел, они пустились в обратный путь.
В пещере алхимик сделал из глины две глубокие чаши каждая сантиметров пятнадцати в диаметре. Их поставили сушиться на солнце, а двоих помощников опять отпустили.
Следующий день они посвятили сбору твёрдой тёмно-коричневой древесины от разных видов деревьев. На четвёртый день они отправились в каменоломню, откуда принесли серые, кубической формы осколки скальной породы размером примерно с крикетный мячик. На пятый день внутри небольшого полукруглого земляного вала устроили место дня очага. Сначала на землю положили лист «бумаги с нарисованными на нём квадратами», затем то самое тёмное дерево, затем уголь и высушенную кровь белой козы, которую измельчили в порошок и смешали с мускатным орехом, корицей и другими благовониями.
Алхимик объяснил им, что огонь нужно будет непрерывно поддерживать в течение четырёх дней. Если он погаснет, весь процесс нужно будет начинать сначала. Однако разводить огонь нужно исключительно в новолуние.
Тем временем Акил-хан составил гороскопы обоих своих помощников, чтобы убедиться, что в них нет никаких неблагоприятных сочетаний планет. Далее на землю положили квадратный кусок холста со стороной приблизительно в метр и поставили на него обе чаши. Почти пятьдесят метров хлопковой ткани порезали на полосочки в два с половиной сантиметра и положили на холст. Оставшуюся часть глины развели родниковой водой, пока она не приобрела консистенцию сливок. В одну из чаш положили кусок камня размером с небольшой абрикос и кусок серебра размером с кубик сахара. На всё это сверху вылили около двух столовых ложек сока сомы.
Далее Акил-хан накрыл первую чашу второй и крепко их запечатал, обмакнув полосы хлопковой ткани в глину и плотно обвив ими получившийся сосуд. Далее импровизированный тигель ещё сильнее обмазали глиной, поставили в огонь и засыпали горячими угольями.
Тигель должен был пребывать в состоянии белого каления в течение семи дней и ночей, а двое помощников по очереди несли вахту, поддерживая огонь. Акил-хан время от времени с подозрением поглядывал на небо, «как европеец обычно смотрит на часы». Он предупредил их, что «нельзя ни разговаривать, ни смеяться, ни радоваться, ни сомневаться. Во время дежурства нельзя также ни есть, ни пить!».
По истечении указанного периода времени Акил-хан достал из огня красный от жара глиняный шар и положил его остывать в кучу песка. На это потребовалось ещё двенадцать часов.
После этого шар был вскрыт, и внутри обнаружился «кусочек жёлтого металла». Акил-хан отдал его мадам Мюррей-Абдулла и сказал: «Отнеси его к золотых дел мастеру, посмотрим, золото ли это».
Когда та заколебалась, алхимик ушёл в глубину пещеры, принёс большой холщовый мешок и вытряхнул его содержимое на землю. Там оказалось около пятидесяти других слитков, «точно таких же, как тот, что был у меня в руке», вспоминала мадам Мюррей-Абдулла.
«У меня, как видишь, есть и другие, много-много других», — сказал ей алхимик.
Ещё он сказал ей, что, когда начинал, у него тоже были серьёзные сомнения. На овладение Искусством ему понадобилось тридцать лет.
