Константин Кедров - Поэтический космос

«Второе сознание и метаязык. Метаязык не просто код — он всегда диалогически относится к тому языку, который он описывает и анализирует. Позиция экспериментирующего и наблюдающего в квантовой теории… Неисчерпаемость второго сознания, то есть сознания понимающего и отвечающего: в нем потенциальная бесконечность ответов языков, кодов. Бесконечность против бесконечности»

Проще говоря, когда поэт видит таинственные лучи, связующие его с небом, — это реальность, им сотворенная, но в то же время и объективная. Его диалог с небом происходит не на языке человека и не на языке звезд, а на некоем третьем, неописуемом. Скажу еще проще: третий язык, метаязык, посредник между землей и небом — это сама поэзия. Поэт не переводчик, а создатель звездного языка. Об этом писал еще Низами в Х веке:

Хочешь, чтоб тебе подвластно стало небо, — встаньИ, поправ его пятою, над землей воспрянь!Только не оглядывайся, — в высоту стремясьНеуклонно, — чтоб на землю с неба не упасть.Твой кушак — светила неба. Ты — ТанкалушаЗвездных ликов. Цепи снимет с них твоя душа.В каждом лике, как в зерцале, сам витаешь ты.Так зачем же знаменьями их читаешь ты?Но хоть ты от ощущений звезд всегда далек,—Дух твой, разум твой навеки светы их зажег.Кроме точки изначальной бытия всего,Все иное — только буквы свитка твоего.

Так что же такое метакод? Матрица звезд, с которой воспроизводятся тексты? Матрица, но — живая. Сами по себе звезды немы. Они оживают, когда луч отражен в зрачке. Между наблюдаемым и наблюдателем возникает тонкая связь, порождающая волны незримого света. Возможно, что древние индусы называли праной те самые истечения света, которые мы именуем «слабые электромагнитные излучения».

Средоточием излучений в Чхандогья-упанишаде названо сердце. «Поистине у сердца пять отверстий…»

зрение — солнце — тепло

слух — луна — свет

речь — огонь — аура

мысль — влага — красота

пространство — ветер — энергия

«…Поистине это пять стражей… охраняют врата небесного мира… Достигает небесного мира тот, кто знает пятерых стражей».

Все пять преломлений света от жара и огня до холодного свечения луны, ауры и чувства красоты — это только преддверие. Далее открывается небо незримое.

Далее то сияние, что светится над этим небом, над всеми и надо всем в этом высшем из миров, это поистине то же сияние, что и внутри человека.

Видят это, когда от прикосновения ощущают тепло в этом теле. Слышат это, когда прикрывают уши и слышат как бы звуки и шум, как бы от пылающего огня. Это должно почитать как это увиденное и услышанное. Привлекательным и славным становится тот, кто знает это». Поднявшись на самые вершины небес, увидим там свой внутренний свет. Услышим речь неизреченную, увидим свет невидимый. Описание этой неизреченной речи и отражение невидимого высшего, внутреннего света — метаязык поэзии.

Слова, как и музыка, движутсяЛишь во времени; но то, что не выше жизни.Не выше смерти. Слова, отзвучав, достигаютМолчания. Только формой и ритмомСлова, как и музыка, достигаютНедвижности древней китайской вазы,Круговращения вечной недвижностиНе только недвижности скрипки во времяЗвучащей ноты, но совмещеньяНачала с предшествующим концом,Которые сосуществуютДо начала и после конца,И все всегда сейчас.(Т. С. Элиот)

Чтобы войти в это пространство, Элиот подошел вначале к закрытым дверям небесного сада. Этому предшествовал миг антропной космической инверсии, когда прошлое, будущее и настоящее тасуются, как маета в колоде карт, и сливаются в один вечный миг.

Настоящее и прошедшее,Вероятно, наступят в будущем,Как будущее наступало в прошедшем…Если время всегда настоящее,Значит, время не отпускает…Шаги откликаются в памятиДо непройденного поворотаК двери в розовый сад,К неоткрытой двери. Так жеВ небе отклоняется речь моя. Но зачемПрах тревожить на чаше розы,Я не знаю.Отраженья иногоНаселяют сад. Не войти ли?

Помните блоковский «Соловьиный сад»? В саду Элиота поют не соловьи, а дрозды, но сад по-прежнему звездный. Восхождение к нему по воздушным ступеням неба.

В первую дверь,В первый наш мир войти ли,доверяясь Песне дрозда?В первый наш мир.Там они, величавые и незримые,Воздушно ступали по мертвым листьям…И взгляды невидимых пересекались,Ибо розы смотрели навстречу взглядам.

Элиот восходит в звездный сад по сапфировой лестнице. Сапфир включает астральную радугу Блока, ее оттенки. Сапфир — это и есть блоковская лазурь, сгущенная до синевы, еще одно свидетельство, что по одной и той же лестнице света поэты поднимаются в небеса. Теперь вспомним Кол-звезду Заболоцкого, и Большую Медведицу — повозку мертвых, и вечное дерево — древо Млечного Пути.

Пристал сапфир, прилип чеснок,В грязи по ось ползет возок,Поскрипывает дерево.В крови вибрирует струна,И забывается войнаВо имя примирения.Пульсация артерийИ лимфы обращениеРасчислены круженьем звездИ всходят к лету в дереве.А мы стоим в свой малый ростНа движущемся деревеИ слышим, как через годаБегут от Гончих Псов стада,Бегут сейчас, бегут всегдаИ примиряются меж звезд.(Т. С. Элиот)

И вот теперь, когда видимое небо с Полярной звездой, Медведицей, Гончими Псами достигнуто, надо выйти к незримому небу, к своему утреннему свету, о котором говорится в Чхандогья-упанишаде. Чтобы вывернуться туда, надо достичь неподвижной точки — оси, вокруг которой вращаются все звезды. Это вершина небесного дерева — Полярная звезда. Здесь горловина чаши, отсюда выход к свободе. Эта звезда в 120 раз больше солнца. Луч от нее летит до земли 472 года. «Это означает, что в настоящее время мы видим Полярную звезду такой, какой она была во времена Колумба и недоброй памяти Ивана Грозного». Все это, конечно, интересные сведения, но самое главное другое. Полярная звезда — цефеида, она пульсирует. Ф. Ю. Зигель пишет о цефеидах так:

«Подобно сердцу, они непрерывно пульсируют…»

Разговор поэтов со звездами надо слушать без высокомерного недоверия. Ведь ясно же, все они в один голос нам говорят о буквальном, а не символическом контакте со звездами. Может быть, в этом слиянии космического пульса звезд и человека кроются еще не разгаданные тайны метакода.

Ни подъем, ни спуск. Кроме точки, спокойной точки,Нигде нет ритма, лишь в ней ритм…Чувств белый свет, спокойный и потрясающий,Его движения Erhebung…(Т. С. Элиот. Все стихи Элиота даются в переводах А.Сергеева)

Возвышенное влечет нас к небу, У Блока это его «хвостатая звезда». У Заболоцкого и Элиота звезда Полярная. Поэтический взор Лорки устремлен к луне. Лермонтов просто слушал, как «звезда с звездою говорит». В этом разговоре звезд отчетливо слышны голоса поэтов.

Расстояние между звездами заполняют люди

С какой скоростью мчится свет? Майкельсон и Морли измерили это при помощи сложной системы труб и зеркал: 300 000 км/сек. А люди это знали давно. Обернувшись лучом, герой сказки мгновенно огибает вселенную и оказывается в тридесятом царстве. Тридесятое царство — это и есть 3х105, если в километрах считать, то самое царство света.

Пусть влюбленные удалятся друг от друга на любое расстояние: если с одним случится беда, другой почувствует мгновенно — таков язык любви, язык света.

Человеческий глаз различает такие тонкости, как волновая природа света. Поглощая квант света, сетчатка фокусирует его как волну. Это значит, что реальности микромира отнюдь не пустая мозговая абстракция для человека.

Вспомним еще раз важнейший закон микромира — принцип неопределенности В. Гейзенберга, вытекающий из квантово-волновой природы микрочастиц: определяя «где», мы не может сказать «когда», и, наоборот, зная «во сколько», мы не определим «где». Когда — это волна, где — это частица. Быть фотону частицей или волной, зависит от наблюдающего прибора. Глаз предпочитает иметь дело с волной, а это значит, что он выбирает волновую вселенную света. Но если на наш глаз упадет частица-вселенная «максимон», «фридмон», «планкион», восприняв ее как волну, мы фактически выберем другую вселенную. Вселенная зависит от взгляда. При этом в нашей волновой вселенной будет постоянно и параллельно присутствовать ее теневой двойник — вселенная квантовая. Это означает, что все мы живем, как минимум, в двух мирах. Наш глаз видит волновой мир, но внутри него таится мир той же величины, но квантовый.