Олег Радзинский - Суринам
— Илуша, — Адри чуть потянулась к нему, — почему мне не верить в то, что я чувствую сама, чувствую каждый раз, когда уходит нэнсеке? Каждый раз, каждый раз. Я становлюсь свободнее, я всё меньше дорожу этим миром, этой жизнью, всё легче думаю о том, как однажды уйду сама. Каждый раз, когда уходит нэнсеке, я всё лучше могу видеть, что скрыто от нас. Смотри.
Адри протянула к нему руки и раскрыла ладони. Сначала Илья ничего не заметил, а потом, нет, не увидел, а скорее почувствовал жар и лишь затем увидел свечение. Её ладони светились, и свет, зелёно-золотой, взбежал вверх к её голым плечам и снова побежал вниз, как неоновые огни на рекламе. Адри взмахнула руками, и свет рассыпался искрами вокруг, словно сотни бенгальских огней.
— Чем это хуже веры в старые книги, переписанные людьми сотни раз? — тихо спросила Адри. — Чем это меньше истории про юродивого из Галилеи, который воскрес после распятия две тысячи лет назад, но с тех пор его никто не видел? И другие записали его слова и переиначили их? Переврали, чтобы оправдать нашу тюрьму здесь, куда нас заманили обманом?
Она замолчала, и Илье казалось, что она может обжечь, как огонь. Он чувствовал, что сейчас она как огонь. Потом Адри сказала спокойным переливчатым голосом, который он так любил:
— Вот моя вера.
Она обернулась вокруг себя, как Дилли утром на кухонной террасе, и подбросила ладонями вверх высокий столп искр. Искры парили в воздухе над её головой, и казалось, там ещё одна Адри, сотканная из проблесков огня.
У Ильи начала кружиться голова; ему хотелось закрыть глаза, но он знал, что нельзя, что нельзя. Воздух вокруг него стал плотным, словно Илью замотали в кокон. Илья знал, что нельзя закрывать глаза. Он потёр виски.
— Почему я? — спросил Илья. — Почему вы уверены, что это я? Если я действительно тот… — он замялся, — такой, как… как вы говорите, почему я не знаю этого сам? Почему мне не открылось?
— Тебе сказали. — Искры над головой Адри складывались в причудливые фигуры, постоянно меняясь, словно были живые. Адри заметила, что Илья не смотрит на неё, а следит за игрой неоновых ниточек в тёмном воздухе.
Она хлопнула в ладоши. Искры вспыхнули и стали тускнеть, подвластные её воле. Постепенно они гасли, как гаснут угли в отгоревшем костре. — Тебе сказали, но ты не понял. Когда ты рассказал Антону про старика, он сразу сообразил, что это был посланник. Он сразу понял, что это был Одоньжо.
— Одоньжо? — Голова перестала кружиться, но Илья всё ещё чувствовал себя слабым. — Кто это?
— Посланники приходят в разных формах. — Адри теперь была не такой горячей, как раньше, словно она отдала свой жар искрам, что потухли над её головой. — Иногда он приходит как человек, которого ты не можешь забыть. Он прошёл мимо, и ты его не заметил, но потом ты вдруг его вспомнил и не можешь забыть. Иногда он приходит в твои сны, и ты их помнишь, вернее, помнишь его в этих снах. Маруны зовут его Одоньжо. С тобой он говорил. Это первый раз, когда мы знаем, что он с кем-то говорил. Иногда посланник приходит как пёс, который вдруг увяжется и всюду бегает за тобой, и потом ты почему-то не можешь его забыть. Это другой посланник, Гоньшо. Он не приходит к таким, как ты.
— К каким «таким»? — спросил Илья. — А к кому он приходит?
— Он приходит к тёмным нэнсеке, — сказала Адри. — К другим. — Она улыбнулась. — Не думай об этом: не важно, какой посланник. Важно, что было с ним рядом — со стариком, с собакой. Это всегда что-то, что рядом с посланником, но ты не можешь это сразу увидеть. Что-то, что тебе показали, и ты должен это вспомнить.
— И что это? — Илья закрыл глаза, чтобы вспомнить, но внутри была только плывущая тьма. — Что они показывают?
— Мы не знаем. — Адри пожала плечами. — Это только для тебя, для нэнсеке. Посланник приходит только к нэнсеке. Однажды он придёт к твоему ребёнку, который сейчас живёт внутри меня. — Она засмеялась. — Пока он внутри, я — такая, как вы. Как нэнсеке. Во мне теперь его искра.
«У неё будет ребёнок, — подумал Илья. — Мой ребёнок». Он не хотел уходить. Он хотел быть с Адри и своим ребёнком. Он хотел жить. Он был согласен жить без тайн, без знания. Без искр над головой.
— Но я же не вспомнил, — сказал Илья вслух. — Значит, я не гожусь.
Он не хотел уходить.
— Не бойся. — Адри улыбнулась и придвинулась к Илье ещё ближе. — Это легче, чем позволить себя распять. Или позволить кому-то распять себя за тебя.
Илья молчал. Огонь, совсем рядом, у ног, тихо горел синим и жёлтым. Красное в его пламени пропало, словно сгорело в этом тихом огне.
— Когда ушёл Марк, брат Антона, мы знали, что в эту группу придёт кто-то ещё, так обычно бывает. Что-то притягивает нэнсеке в одни и те же места. Мы знали, что после Марка придёт другой. Мы ждали два года, пока Антон не увидел тебя. И ты рассказал ему об Одоньжо.
— А Марка тоже ты сюда привела? — вдруг спросил Илья. — Ты… тоже с ним?
— Глупый мой, — засмеялась Адри. Она захлопала в ладоши и стала совсем как раньше, как прежняя, его девочка. — Ревнуешь? Неужели ревнуешь? Сейчас? — Адри потянулась и поцеловала Илью в губы. — Нет, Марка привела Кэролайн. Когда он уходил, он боялся, и Кэролайн пробыла с ним всю ночь, до конца.
Адри поцеловала его ещё раз, быстро, не приникая, и он не успел ответить на поцелуй. Илья хотел притянуть её к себе, прижать, и не смог. Близость пропала так же моментально, как вернулась, и они снова были в темноте синей горы.
— А её муж, Гилберт, ушёл легко, — вдруг сказала Адри. — Он прошел между нами и даже не остановился, даже не замедлил шаг. Как будто он не заметил огонь. Он был сильный — ведь в нём жил Джаджаа.
Она замолчала, словно вспомнив что-то, что хранила для себя. Потом Адри тряхнула головой, будто пыталась убрать с лица волосы, которые были под обручем фонаря.
— Интересно. — Илья понял, что она говорит не с ним. — Кэролайн не смогла забеременеть ни от Марка, ни от своего мужа. — Адри посмотрела на Илью и улыбнулась: — А я смогла. Я рожу нэнсеке.
— Для чего? — спросил Илья. — Чтобы потом его сжечь? Как Кассовский, который сжёг свою маленькую дочку?
— Ты не понимаешь. — Адри чуть отступила от Ильи. — Он просто хотел освободить людей от плоти, от плена материи. Он сделал неправильный шаг. Он тогда не знал, как нужно.
Илья почувствовал, что она стала другой, словно в ней что-то щёлкнуло. Он почти услышал этот звук, словно лопнул воздушный шарик. Он решил попытаться.
— Адри, — сказал Илья, — наша плоть так же божественна, как и наша духовность. Твой муж каждый день борется за эту плоть, борется с хаосом, а ты пытаешься его выпустить.
Адри посмотрела на него как-то мимо, словно была далеко-далеко.
— Алонсо сделал свой выбор, — она вздохнула, — а мы сделали свой.
Она была далеко отсюда. Илья хотел её вернуть. Он шагнул к ней, и теперь они стояли совсем близко, касаясь друг друга телами.
— Адри. — Он не знал, как её вернуть. — Неужели ты не понимаешь, что там, — Илья показал на огонь у их ног, — что там — навсегда? Неужели ты не понимаешь, как это страшно — навсегда?
Адри кивнула. Она подняла руки и сняла у себя с головы фонарь. Адри протянула обруч Илье.
— Возьми, — сказала Адри.
Илья взял обруч. Он не понял зачем.
— Моя лодка внизу, — сказала Адри. Она чуть отступила от Ильи. — Не бойся. Смотри.
Он не увидел, как она оказалась в огне. Она не сделала шага, не было никакого движения, она просто скользнула в огонь и пропала, растворилась в весёлом пламени. Илья рванулся за ней и остановился на краю; не от страха — от пустоты.
Адри там уже не было. Там вообще ничего не было, кроме разноцветных бликов огня. Там не на что было смотреть.
Когда, через много времени, Илья выбрался к заводи, его фонарь не горел: он потух ещё по пути, и Илья шёл вверх по узкому туннелю в темноте, касаясь ладонями тёплых каменных стен. Там было нельзя заблудиться.
У пристани качалась лодка. Её несильно било бортом о причал, и Илья сел на дно и сидел там, качаясь вместе с ней, привыкая к тёмной воде. Тянуло ветром с реки. Было хорошо, что где-то дует ветер.
Илья не смог завести мотор. Он повернул ключ несколько раз, но мотор всхлипывал и глох. Илья поднял маленький люк на носу и нашёл там вёсла и багор. Он закрыл люк.
Илья грёб по чёрной заводи, в темноте, держась на ветер. Потом Илья увидел грозу. Темнота вокруг осталась темнотой, а тишина — тишиной, но Илья теперь видел, что далеко за синей горой идёт гроза.
Илья плыл на ветер. Воздух серел ближе к реке, и скоро внутри пещеры — совсем рядом — ударила молния. Она на мгновенье ослепила Илью, и в этом белом зигзаге света он увидел, что лежало на перевёрнутом ящике у старика из Бронкса.
