Александр Экштейн - Око вселенной
Мужчина отвернул правую сторону пиджака остолбеневшего Абрамкина и, натолкнувшись взглядом на рифленую рукоятку «Магнума», тоже остолбенел. Возле них остановилась группа японских туристов и стала щелкать фотоаппаратом. Двое остолбеневших, один от стыда, а второй от страха, мужчин напоминали законченную скульптурную композицию из коллекции мадам Тюссо…
Жанет Генриховна, получив от своего куратора из ФСБ распечатку биографических данных и служебной характеристики на полковника Абрамкина, сразу же поехала на квартиру к своей старинной приятельнице Леониле Альбертовне Бриз, заведующей кафедрой на факультете журналистики московского университета. На своем новеньком, цвета «мокрого асфальта», «лексусе» она въехала в тишину старомосковского переулка и припарковалась на принадлежащей дому № 21 охраняемой стоянке. Жильцы четырехэтажного одноподъездного дома, выкупившие у города землю под стоянку на семьдесят пять лет, всегда были загадкой для Жанет Генриховны. Она благоговела перед тайной этого дома еще со времен юности, когда ее, шестиклассницу, взяла под свое покровительство восьмиклассница Ниличка, ныне выросшая в неподвластную мужскому пониманию и чувству Леонилу Альбертовну…
— Жанка, ты, что ли? — встретил ее голос Василисы Сигуровны, бродившей по двору в окружении дворовых котов в накинутой на плечи меховой накидке из королевского горностая и с ножницами для стрижки кустов в руках. — Я тебя, егозу, сразу и не узнала, видимо, еще одного мужа скоро к рукам приберешь, леденец ты мой глазастый.
— Душечка Сигуровна, — расцеловала старушку Жанет Генриховна. — Этот, — она потрясла биографией Абрамкина в воздухе, — уже будет мне для любви нужен, а не для быта. А у вас тут как дела? Ниличка говорит, что серьезные.
— Мужики — народ бытовой. — Сигуровна, вдова бывших Председателя Кабинета Министров СССР. Министра Иностранных Дел СССР, заместителя Председателя КГБ СССР и вдова первого российского долларового миллионера, восемь лет назад ставшего первым российским миллиардером и умершего от инфаркта, знала тему хорошо. — Сколько мужика на любовь не настраивай, он в итоге все равно в диван-кровать превращается. А дела у нас не то чтобы серьезные, а обычные. Ты бы лучше этим не интересовалась, а то я и тебе, и Леониле языки поотрезаю, леденцы вы мои нефритовые, крестницы вы мои ненаглядные…
— Сигуровна! — раздался мужской голос со стороны дома. — Что вам сказали в нунциниате Ватикана по поводу аренды папамобиля? А то я поспорил с внуком, что на Новый год прокачу его на нем по Тверской.
— Сказали, что аренда возможна лишь на два дня и только вместе с Папой, — улыбнулась премьерная вдова и, кивнув на подъезд дома и стоящего там под козырьком Поликарпыча, тихо сказала Жанет Генриховне: — Он считает это остроумием. Мы вчера решили на домашнем совещании сделать его мэром города, пусть развеется немного, а то он уже не просто засиделся, а прямо-таки залежался дома.
— Дядя Юра прелесть, — согласилась с нею Жанет Генрисовна и, еще раз поцеловав Сигуровну в щеку, пошла к дому, доставая на ходу из сумочки электронную карточку гостя для входа в квартиру Леонилы, которая вот-вот должна была подъехать. Она мельком взглянула на стену дома, где были установлены часы между вторым и третьим этажами: в Москве было пятнадцать часов, в Америке ночь, в Австралии утро. В шестнадцать тридцать возле «Ирландского дома» ее должен был ожидать полковник Абрамкин. Ей просто необходимо было до встречи с ним обсудить вопрос с Леонилой, ибо она чувствовала, что Абрамкин — это как раз тот человек, который наполнит ее жизнь новым опытом и трепетным содержанием.
— Юрий Поликарпыч! — Жанет Генриховна улыбнулась бывшему заму по тылу Московского военного округа, бывшему главному военному строителю Московского округа, бывшему главному администратору Сандуновских бань и нынешнему держателю двадцати пяти процентов акций «Газпрома», двадцати пяти процентов акций «Сибнефти», двадцати процентов акций московского ликеро-водочного завода «Кристалл». — Сигуровна говорит, что у вас пролежни и что двадцать первый дом опять начинает серьезное дело.
— Не ври, егоза! — Поликарпыч с размаху шлепнул ладонью по обтянутым брюками ягодицам стюардессы так, что она влетела в открытую дверь подъезда, и добродушно проворчал: — Сигуровна такое не скажет, а я, если бы не любил тебя с детства, убил бы давно.
Но Жанет Генриховна уже не слышала его. Морщась, она захлопнула дверь Леонилиной квартиры и, прижавшись спиной к двери, подумала: «Даже наша неожиданная встрече в Москве с этим удивительным полковником была обусловлена высшими силами»…
Полковник Абрамкин так не считал. Тот день, когда Жанет Генриховна Комарово-Багаевская вновь возникла на его жизненном горизонте, запомнился ему по многим причинам.
Во-первых, взявший его под свое покровительство замминистра МВД по кадрам генерал Градов, бывший начальник МУРа, прямо так и заявил ему:
— С назначением тебя на пост начальника таганрогского горотдела придется повременить. Мой коллега Агапов из Ростова-на-Дону встал горой на защиту Самсонова, тем более, что полковник еще и герой оказался, лежит в госпитале, контуженный по всем параметрам. Слышал уже о дарагановском вакуумном взрыве и о ростовской преступной аномалии, действующей под маркой Антихриста?
— Нет, не слышал, я в это время тоже контуженный о госпитале лежал.
— Конечна, конечно, — дружелюбно похлопал его по плечу Градов. — Но придется подождать, на юге нет свободных мест. Хотел тебя в Сочи, директором пансионата МВД «Русь» устроить, так меня самого чуть в отставку за это не отправили. Север, конечно, свободен, если желаешь, могу в Анадырь начальником горотдела назначить, будете там с губернатором Абрамовичем в шашки зимними ночами играть у камина да чай попивать. Поедешь?
— Нет, — прикоснулся рукой к ордену Абрамкин. — Я в Москве останусь, если разрешите, конечно, товарищ генерал, подожду, пока юг освободится.
— Оставался, — махнул рукой Градов, — только из гостиницы «Москва» переберись в общежитие для ОМОНа на Каширке или плати по сто долларов в день из своего кармана. Геройская квота закончилась, бухгалтерия больше платить не будет.
— Да, — уныло кивнул Абрамкин, — конечно…
Во-вторых, в этот же день его и выселили, предварительно поздравив с наградой и присвоением звания, и в этот же день он позвонил супруге в Сочи и выяснил, что: а) двум старшим мальчикам, в девятом и десятом классе, «нужно одеваться поприличнее», а то «выглядят, как дети из неблагополучно-выпивающей семьи», б) двум младшим мальчикам, в пятом и шестом классе, тоже нужно «хотя бы как-то одеваться» и «у них ведь аппетит. Сидор, ты разве не понимаешь?», в) двум девочкам, обе в восьмом классе, «нужно буквально все и сверх того», и, наконец, г) «мне нужно сходить к стоматологу, Сидор».
В-третьих, выйдя из гостиницы «Москва» в новеньком мундире, выданном по случаю награждения бесплатно в интендантском отделе, он был в том состоянии, когда человеку просто необходимо непрерывно совершать крупные экономические преступления, подкрепляя их мошенническими манипуляциями с любой, пусть даже государственной собственностью, не нарушая при этом ни одной статьи УК России, то есть полковнику Абрамкину хотелось застрелиться, но он со свойственным ему оптимизмом не обращал на это внимания. И тут…
Вначале полковник Абрамкин услышал как бы щелчок какого-то предупреждения. Затем почувствовал мгновенный, пробежавший от пяток до кончика носа, озноб. Вслед за этим московское пространство вокруг него уплотнилось и сразу же развернулось выпустив из какой-то параболической мегаполисной щели женщину, забытую Абрамкиным настолько, что он даже опешил от восхищения.
— Я подарю тебе Москву, московскую прописку, огромную жилплощадь и подмосковный дом, — заявила Жанет Генриховна, беря Абрамкина под руку и запихивая его на заднее сиденье «лексуса». — Ты из тех мужчин, без которых жизнь женщины теряет свою привлекательную сторону.
— Какую, говоришь, сторону? — Полковник быстра оценил момент и салон «лексуса» и вальяжно упрекнул даму: — А я ведь искал тебя все это время, Жанет.
Начавшая было садиться за руль Жанет Генриховна застыла, медленно покинула водительское место, подошла к задней двери, открыв ее, всунулась в салон по пояс, схватила полковника за воротник мундира, резко притянула к себе и приказала:
— Повтори!
— Руки! — возмутился Абрамкин, пытаясь вывернуться. — Ты не смотри, что я полковник, дам в роговой отсек так, что забудешь все стороны света. — Он стал отпихивать от себя Жанет Генриховну, обеими руками упершись в упругую мягкость ее груди. — Отпусти, кому говорю!
Вышедший из гостиницы «Москва» иркутский бизнесмен, круглолицый и жизнерадостный, увидев вползающую в салон женщину и барахтающегося под ней мужчину, благоговейно прижал руку к груди, нащупал в кармане пиджака пачку долларов и, восторженно воздев руки к небу, прошептал:
