Кристин Коннелли - Исцеление от эмоциональных травм – путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии
• мягкие прикосновения, любовь и поддержка помогают мозгу младенца развиваться, сдерживать агрессию и насыщают его гормонами счастья;
• отношения с окружающими у детей построены на независимости, доверии и заботе.
Глава 19
Детство
Вопросы и проблемы младенчества и детства во многом совпадают. Тело и мозг продолжают расти и развиваться, сознание все более расширяется. Приобретаются новые социальные навыки и контроль над эмоциями. Ребенку по-прежнему нужны любящие и заботливые родители, и по-прежнему для его развития открыто множество окон возможностей, которые, впрочем, могут навсегда закрыться под действием (порой совсем незаметным) неблагоприятных обстоятельств. С другой стороны, младенчество и детство – это два совершенно разных периода. Личность ребенка развивается, он учится справляться с ошибками родителей, школьными заданиями, а также со стрессами и травмами, которые несет с собой независимость.
Историческая перспектива
Великое Падение и возвышение имперских цивилизаций возвестили о наступлении новой эпохи и в воспитании детей – эпохи жесткости и подчинения. Историк Ллойд де Мос говорит об истории отношения к детскому воспитанию как о «ночном кошмаре, от которого мы лишь недавно пробудились. Чем дальше мы заглядываем вглубь времен, тем меньше видим заботы о детях и тем больше – инфантицида, избиений, небрежения и сексуального насилия»[364]. Эту же идею развивает психоаналитик Борис Цирюльник, отмечая, что на протяжении большей части истории такого понятия как «жестокое обращение с детьми» просто не существовало, хотя само явление было весьма распространенным[365].
В Библии дети упоминаются множество раз, но де Мос указывает, что ни одна из строк не связана с потребностями ребенка. Зато не раз говорится о принесении ребенка в жертву, побивании камнями, избиении, послушании, любви к родителям, прославлении семьи и так далее. Он даже считает, что слова Иисуса «пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им» относятся к распространенной в те времена практике изгнания врожденного зла. В Римской империи у отцов было право бичевать своих детей, бросать в темницы, изгонять, обращать в рабство и даже казнить. Младенцев, родившихся с уродством или бывших нежеланными, выбрасывали на улицы, душили или морили голодом. В Средние века с такими детьми стали поступать более гуманно: их продавали в рабство соседям или сарацинам[366]. Детей в средневековой Европе считали от природы наполненными грехом и заслуживающими воспитания в суровости. Даже будущие короли росли, наблюдая и ощущая на собственных спинах насилие как естественную составляющую жизни. До восемнадцатого века большинство наставлений по воспитанию содержало рекомендации по применению розог с самого раннего возраста. Подобное отношение к ребенку было законным, его смерть от побоев не считалась убийством и не подразумевала строгого наказания[367].
Положение дел изменилось только в эпоху Возрождения, во времена второй волны реакций на Великое Падение, и начиная с восемнадцатого века уровень насилия в воспитании детей стал снижаться. Однако вместо избиений воспитатели изобретали новые способы запугивания и подчинения: детей запирали в темных шкафах, заставляли смотреть на пытки и разлагающиеся трупы. Ночные кошмары и галлюцинации стали обычным делом – детей наказывали и за них. Еще и в девятнадцатом веке было живо представление о том, что ребенок изначально грешен и его волю необходимо сломать; даже в медицинских трактатах предписывались такие наказания, как погружение в холодную воду и, конечно, порка[368]. По мнению Эвелин Линднер, единственным эффектом такого обращения было воспитание человека, слепо повинующегося приказам без оглядки на нравственные нормы[369].
Подобные убеждения и методы воспитания до сих пор бытуют в христианских фундаменталистских сектах. Но в целом в наше время дети находятся в относительной безопасности. В девятнадцатом веке стала приобретать популярность идея о том, что ребенок – это не испорченное животное, а развивающийся человек. Первый закон, предусматривающий наказание родителей за жестокость, был принят во Франции в 1889 году. Однако только в 1962 году вышло первое исследование, посвященное синдрому жестокого обращения, а соответствующее понятие распространилось лишь в семидесятых годах прошлого века[370]. Однако несмотря на казалось бы всеобщую просвещенность, за последние десятилетия в отношении к детям снова заметно поднялся уровень насилия и небрежения, что, конечно же, ведет к детским травмам[371].
Жестокое обращение с детьми в развитых странах
В 2009 году профессор Рут Гильберт с коллегами опубликовали обширный обзор исследований, посвященных жестокому обращению с детьми в развитых странах Северной Америки, Европы, в Австралии и Новой Зеландии; также в этот документ вошли данные по бывшим странам социалистического лагеря. Жестокому обращению было дано следующее определение: «Любое действие или бездействие родителя или опекуна, повлекшее за собой нанесение вреда, создание условий для нанесения или угрозы нанесения вреда ребенку (обычно понимается – лицу, не достигшему восемнадцатилетнего возраста), даже если целью действия или бездействия не являлось нанесение вреда». Выяснилось, что восемьдесят процентов таких действий совершается родителями и опекунами, за исключением сексуального насилия – оно более характерно для родственников и знакомых[372].
Под это определение подпадают физическое насилие, сексуальное надругательство, психологические и моральные издевательства, а также халатное обращение и доказанные случаи насилия между сексуальными партнерами. Оно получилось достаточно широким, чтобы ему соответствовали любые промахи родителей, однако в исследовании понятие «халатное обращение» сведено к вполне осязаемым вещам: отсутствию пищи, медицинской помощи и безопасного места для жизни. Сюда не относятся, например, моральные издевательства, особенно в младенчестве, хотя они серьезно влияют на дальнейшее развитие ребенка. Включение в определение насилия между родителями весьма важно по тем же причинам: у ребенка развивается дезорганизующая привязанность и боязнь матери или за мать. Так, у одной девочки затруднялось дыхание, учащалось сердцебиение и начиналась дрожь, когда ее родители ссорились[373].
Интерпретация и обобщение данных ряда исследований, проведенных в разных странах – задача не из легких, но команде профессора Гильберт все же удалось составить и опубликовать сводную статистику, которая рисовала картину проблемы во всей полноте. В развитых странах от четырех до шестнадцати процентов детей каждый год страдают от физического насилия, десять – от моральных издевательств и десять – от халатности. В бывших странах соцлагеря эти показатели еще выше – до тридцати процентов по каждому пункту. Далее: пять-десять процентов девочек и до пяти процентов мальчиков в детстве подвергаются сексуальному насилию и в три раза больше – другим развратным действиям. Около двадцати пяти процентов детей в США сообщают о случаях насилия между родителями или их сексуальными партнерами.
В конце девяностых годов двадцатого века Брюс Перри выступил с сообщением о том, что в Америке четыре – пять миллионов детей ежегодно страдают от жестокого и халатного обращения, а шестнадцать – двадцать миллионов подвергаются риску получения травм и связанных с ними заболеваний. В качестве примера он привел данные, согласно которым «всего» один миллион американских военнослужащих вернулись травмированными с длившейся десять лет войны во Вьетнаме. Следовательно, миллионы детей в США, по его словам, «выросли в атмосфере ужаса»[374].
Но и эти огромные числа не позволяют оценить весь масштаб проблемы: как показывают исследования, даже сравнительно легкие переживания могут иметь длительные последствия. Например, в Новой Англии, США, было проведено следующее долгосрочное исследование: триста сорок шесть детей находились под наблюдением специалистов с пяти до пятнадцати лет. К концу этого срока около половины из них сообщали об учащении ссор с родителями и между родителями. Еще через пятнадцать лет выяснилось, что вероятность глубокой депрессии, алкогольной и наркотической зависимости для этих людей повышалась втрое по сравнению со второй половиной группы; у них в три раза чаще отмечались случаи антисоциального поведения, и в два раза чаще они оказывались безработными[375].
Но фоне этой статистики не кажутся удивительными данные Дэниела Гоулмана: в середине девяностых годов он отметил, что показатели психического здоровья среди детей в США и многих других странах постепенно снижаются. По его словам, основной причиной нетрудоспособности американских подростков были именно психические заболевания. Дети же проявляли все больше склонности к замкнутости, беспокойству, стрессам, агрессии и правонарушениям и все меньше способностей к концентрации и трезвому мышлению. Психолог описывает эти тенденции как «новый яд, нашедший способ просочиться в самое сердце детства и отравить его, смыв всякие эмоциональные преграды на своем пути»[376]. Оснований думать, что с тех пор что-либо изменилось, у нас крайне мало.
