Флоринда Доннер - Сон ведьмы
Он взволнованно показал своим костылём в небо, — смотри, Клара. Посмотри на грифов над нами. Они так сильны и так свободны, — он схватил её руку, — взгляни на них! Взгляни на их раскинутые чёрные крылья! Как вытянуты их ноги под хвостами. Взгляни на их хищные морды, измазанные кровью. Я могу поспорить с тобой, что они счастливы.
— Здесь поблизости бойня, — объяснила Клара.
— Толкай меня туда, где стая грифов на земле, — просил он, показывая на площадку, где птицы, словно чёрные тени, сидели у стен бойни.
— Быстрее, Клара! — кричал он, — быстрее!
Грифы поскакали в сторону, затем лениво поднялись в воздух и, низко облетев круг над ними, взмыли в вышину.
Рассматривая его покрасневшее лицо, его глаза, блестевшие от возбуждения, Клара знала, что подарила ему счастье. На секунду она отвлеклась и не успела обогнуть большой камень. Луизито упал в заросли высокой травы. Он лежал совершенно неподвижно и выглядел мёртвым.
— Луизито, — тревожно окликнула его Клара, встав перед ним на колени.
Он не отвечал. Она осторожно перевернула его. На лбу из ранки сочилась кровь, а щёки были поцарапаны колючками.
Его веки с трепетом открылись. Его глаза, испуганные и озадаченные, смотрели на неё.
— Ты ушибся, — сказала она. Взяв его руку, Клара прижала её к своему лбу и показала ему его окровавленные пальцы. Но он выглядел таким счастливым и довольным, что девочка просто рассмеялась.
— Давай посмотрим, может быть ты поцарапался где-то ещё, — предположила она, — как твоя нога?
Он сел поднял штанину и сказал: — тяги на месте. Когда тяги выворачиваются, мой отец знает, как поправить их.
— Ну а как сама нога? — настаивала она, — всё в порядке?
Луизито грустно покачал головой, — она никогда не бывает в порядке, — прошептал он и быстро поправил брюки. Мальчик долго объяснял ей, что такое полиомиелит, — я был у многих докторов, — рассказывал он, — отец возил меня в соединённые штаты и в Европу, но я так и остался калекой, — последние слова он кричал с таким надрывом, что его схватил приступ кашля.
Он робко взглянул на неё, — я пойду с тобой, куда бы ты ни захотела, — сказал он, опустив голову на её плечо, — Клара, а ты правда моя кузина?
— Ты думаешь, что я слишком чёрненькая, чтобы быть твоей кузиной? — спросила она.
— Нет, — ответил он задумчиво, — ты слишком хорошая, чтобы быть моей кузиной. Ты единственная, кто не смеётся надо мной, и в то же время не смотрит на меня с жалостью и презрением, — он вытащил из кармана белый платок, сложил его треугольником, затем скатал и обвязал им лоб, — наверно это лето будет самым лучшим в моей жизни, — в голосе мальчика чувствовалась и радость и грусть, — поехали, кузина, вперёд, на поиски нашего дедушки!
* * *Прежде чем открыть дверь столовой, Клара пригладила за уши непокорные прядки волос. После приезда тётушек из Каркаса дедушка и она больше не завтракали на кухне.
Мария дель Розарио сидела в дальнем конце стола, украшенного цветами в вазах, и нетерпеливо общипывала лепестки. Мария дель Кармен уткнулась в служебник и молча сидела рядом с сестрой. Родители Луизито, прогостив несколько дней в Эль Ринко, уехали в Европу.
— Доброе утро, — пробормотала Клара, занимая своё место у длинного стола рядом с Луизито.
Дон Луис приподнял глаза со своей тарелки и заговорщицки подмигнул ей. Ему хотелось подразнить близняшек, и он продолжал макать булку в кофе, шумно обсасывая её.
Тётки никогда не ели перед мессой.
Спрятавшись за шоколадницу, Клара украдкой смотрела на неодобрительные лица близняшек. Как они были непохожи на тех юных красивых девочек, чьи портреты висели в гостиной. Их жёлтые лица, их впалые щуки, тёмные волосы, связанные на затылке в небольшие пучки, напоминали ей ожесточённых монахинь, которые преподают в школе катехизис.
Самой вредной была Мария дель Розарио. В её присутствии Клара всегда чувствовала тревогу и беспокойство. У Марии дель Розарио были нервные глаза человека, который долго не спал. Глаза, полные нетерпения и тревоги.
Глаза, которые всегда следили и осуждали. Она выглядела приятной только тогда, когда всё шло по её желанию.
И наоборот, Мария дель Кармен была почти незаметной. Её глаза, прикрытые тяжёлыми веками, сгибались под тяжестью какой-то родовой усталости. Ходила она бесшумно, а говорила так тихо, словно двигала губами по принуждению.
Резкий голос Марии дель Розарио прервал наблюдения Клары, — Клара, Луизито не уговорил тебя составить нам компанию на это воскресенье? — обратилась она к девочке в такой манере, словно объявляла приговор.
— Нет. Она не пойдёт, — ответил за неё Луизито, — мы собираемся туда вечером, с Эмилией.
Чтобы скрыть улыбку, Клара засунула в рот оладью. Она знала, что Мария дель Розарио настаивать не будет. Клара ненавидела воскресные мессы, а здесь никто не хотел перечить Луизито. Он не слушал никого, кроме дедушки. Стоило его тётушкам хоть в чем-нибудь пойти наперекор его желаниям, он начинал наводить на них ужас. Его неистовство выражалось в безумных ударах костылями по всему, что стояло перед ним, в непристойных жестах и сквернословии. Всё это приводило женщин в крайнюю слабость.
— Клара, заканчивай завтрак, — приказала Мария дель Розарио, — служанке надо всё убрать, прежде чем мы уйдём. Она тоже пойдёт с нами в церковь.
Клара проглотила остатки шоколада и отдала чашку высокой серьёзной женщине, которую близняшки привезли с собой из Каркаса. Она была с Канарских островов и вела в доме хозяйство. Эмилию это нисколько не огорчало, и её единственная забота заключалась в том, чтобы готовить пищу для дона Луиса. Он категорически отказывался есть вегетарианские блюда, обожаемые тётушками, — даже собаки не будут есть эту дрянь, — говорил он всякий раз, когда они приступали к трапезе.
Кларе тоже не очень нравились вегетарианские блюда, но она считала верхом элегантности ежедневные поездки Марии дель Розарио на поля португальских фермеров, где она сама собирала растения для еды, причём платила за них вдвое больше, чем Эмилия на субботнем открытом рынке.
* * *Как только Клара услышала в коридоре лёгкий стук костылей Луизито, она выскочила в окно и побежала на холм к манговому дереву, росшему у стены.
Не заботясь о своём жёлтом платье, она вытянулась во всю длину на земле и сбросила башмачки. Не находя удобной позы, она поворачивалась и так и этак. Кровь стучала в её висках, в груди и бёдрах. Это наполняло её странным желанием, которого она не могла понять. Услышав, что Луизито подходит, Клара резко села.
— Почему ты не отзывалась? — спросил он, опускаясь на землю рядом с ней. Он положил костыли и добавил: — они все ушли, кроме дедушки, конечно.
Улыбаясь, она смотрела ему в лицо с нежным восхищением. Луизито выглядел сонным, тихим, милым, и в то же время отважным. Ей хотелось рассказать ему так много вещей, но она не могла выразить их, — поцелуй меня, как это делают в кино, — потребовала она.
— Хорошо, — шепнул он, и это слово было ответом на всё её смятение, на то странное желание, которого она не понимала, — ах, Негрита, — шептал он, зарываясь лицом в её шею. Она пахла землёй и солнцем.
Его губы шептали, но звука не было. С широко открытыми глазами она наблюдала, как он снимает свои брюки. Она не могла оторвать взгляда.
Его лицо разгоралось растущим воодушевлением, его глаза казалось таяли между длинных ресниц. Бережно, чтобы стальные тяги его протеза не причинили ей боль, он лёг на неё.
* * *— Мы останемся вместе навсегда, — говорил Луизито, — я скажу родителям, что только в Эль Ринко моё счастье. И они пришлют мне репетитора сюда.
Клара закрыла глаза. Последние три месяца её любовь к Луизито стала безумной. Каждый день они наслаждались друг другом в тени мангового дерева, — да, — шептала она, — мы всегда будем вместе, — она обняла его и прижала к себе.
Клара не поняла, что услышала первым: приглушённый вздох Луизито или ужасный вопль Марии дель Розарио. Тётушка заходилась в крике. Она подбежала поближе и, понизив голос, грозно зашипела: — Луизито, ты опозорил честь нашей семьи. То, что ты сделал, нельзя даже выразить, — её строгие, неумолимые глаза ни на секунду не отрывались от красного и белого цветения, нависшего над стеной, — и всё из-за тебя, Клара, — продолжала она, — твоё поведение не удивительно. Я не сомневаюсь, что ты кончишь той же сточной канавой, откуда и вылезла, — она засеменила по ступенькам. На самом верху тётушка остановилась, — мы вернёмся в Каркас сегодня же, Луис. И можешь не закатывать своих истерик. Теперь они тебе не помогут.
Все твои жесты противные, вся ругань — это ничто по сравнению с тем, что ты натворил.
Луизито зарыдал. Клара обхватила ладонями его побледневшее лицо и вытерла кончиками пальцев слёзы на его ресницах, — мы будем любить друг друга вечно. Мы всегда будем вместе, — сказала она и только тогда позволила ему уйти.
