Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности - Всеволод Сергеевич Шмаков
ох, не расходиться бы нам!..
но вот: пробуждение… и нежелание его принять; отталкивание, сопротивление.
и вновь: неумолимый, неумолимо однозначный его приход.
12 (общение)
«сегодня я дерево: тонкое, юное, в зелёных крапинках вздувшихся почек, стою себе, раскинув ветви, подставив лицо крохотным редким каплям весеннего дождя.
вот и воробей уселся на мою ветку, вздохнул, перетряхнул крылышками, замер.
я осмотрелся вокруг, и, не заметивши ничего такого, что могло бы мне помешать, — заговорил с воробьем, он мне ответил, слово за слово — и образовалась у нас беседа (при взаимном ощущении приятности).
о, сколько я всего узнал!..Выяснилось, что капля дождя (а это знает любой птенец!) самые что ни на есть настоящие звёзды, вот только они мокрые и смешливые, потому-то сразу и не поймёшь что они такое, а ещё я узнал, что если подпрыгивать на одной лапке — можно раскачать Землю, раскачаешь ты её, подпрыгнешь повыше — и полетишь, а вдогонку тебе — Земля; летите вы рядышком: ветер гудит, облака невесть что выплясывают… и славно вам вместе! чудесно так!..а ещё но всего не перескажешь.
сегодня я дерево, и воробью это нравится; он осматривает меня со всех сторон, что-то бормочет… да нет, он уже не бормочет! — он камнем несётся к земле… в землю… и из земли — зелёным хохочущим фейерверком истекает, ширясь и трепеща, росток!
юное, тонкое дерево появляется рядом со мной! и хорошо и весело нам теперь, и никто не помешает нам, пока вот так — ветвь с ветвью соедини — летим мы между звёзд!»
13
…кто это? кто это?., лебеди, жёлтые лебеди выхватывающие из горящих зданий своих детей… (кто это?) на бреющем полёте, на излёте осудороженных мускулов… миражи… колесницы…
я видел мегаполисы, опадающие в зловонье собственного нутра, о, опадание! торопливость, торопливость, вздыхательность, облегченье…
я видел океаны, бьющие отчаяньем многоруким в говорливые жестяные тазы.
я видел резиновые плети галактик, я трогал плети у основания и поражался негибкой остылости их бессвязных маршрутов.
я видел свечение пульса у белеющих в дюнах висков; бабочки-одноднёвки с факелами и грудью, не прикрытой ничем, помимо лунного света.
как разыскать себя? не утерять — как? как увериться?
голая прозвень степей… голое тело, не лежащее нынче нигде… мел; графика на асфальте; уши, увязшие в янтаре, в ушах — гомон, гомон (увязающий всё плотнее…), гомон… и всюду: мел, покрытые мелом степи, голое бедное тело (голое, как песчинка прижатая к январю)… нагое парящее сердце…
14
«каждый… каждый… каждый…
мы будто б домики: с крышами из усладных пряников, со стенами из пирогов, с окнами, где стёкла — леденец прозрачный, мы будто б домики, годные для проживания, тёплые; с постелями мягкими, с пёстрыми половиками.
в каждом из нас проживают кошмары, они рождаются вместе с нами, и умирают вместе с нами, и рождаются снова. и вместе с нами проходят все стадии: детство, юность, взросление, увяданье в каждом из нас…
…но наступает момент, когда мы — рождаемся, а они — нет. как долго ждать этого момента? (ах, как долго!) но что такое «время» по сравнению с отсутствием кошмаров??! тьфу! плёвое дело..! но такое, такое: не вынашивать в себе игольчатых липких плодов насилия и обмана, глупости и садизма, алчности и бесстыдства!
(о, как они умеют прогрызать, выкусывать нашу пряничковость, искрашивать нашу пироговость, леденцовость нашу излизывать, и — вырываться на волю, обращая при этом сладчайшие остатки домиков в продуктовый резерв.)
о, какое это наслаждение — не бояться, что кошмар вырвется из тебя и всё затопит…всё…всё…всё…; всё затопит и только ты — монументом на гребне колеблемым — воспрянешь над потопленьем и будешь вглядываться, вглядываться, вглядываться, не в силах даже ужаснуться, не способный лезвиями забронзовевших рук изрубить хлещущие полчища… о, какое это наслажденье: не бояться, не иметь к этому никаких причин!
но осознавать… но чувствовать шевеление…
нет!
но — осознавать, но — чувствуя шевеление — осознавать, не дать опрокинуться.
твёрдо стоять на ногах, и сквозь то, что сбивает с ног — твёрдо стоять на ногах, не покачнуться, даже — когда ползком, — не покачнуться, не опрокинуться».
15 (к вопросу о поэтах)
«лежу в колодце, мне не слишком удобно, но — ничего, обвыкаюсь, руки под голову подложил, ногами упёрся в хлипкую колодезную стенку; смотрю наверх: там звёзды…
насмотревшись всласть — поворачиваюсь на правый бок, скрючиваюсь, колени к груди прижимая, — дремлю… (мокро, толком не уснуть, к спине, перебирая лапами и бормоча, жмутся холодные жалостные лягушки, они хотят согреться, они всё время выталкивают меня из дремоты…но они всего лишь хотят согреться.)
открываю глаза… рассвет…слышу голоса людей; люди приближаются к колодцу, позвякивая вёдрами и оживлённо болтая.
загремела цепь, ведёрочное днище, ткнувшееся мне в плечо, почудилось заблудившейся в утренней зябкости лошадью. я тихонько погладил его.
в квадратный просвет, закрывая собой кусочек облака, просунулось сердитое кудластое лицо — и упёрлось в меня взглядом внимательным, недобрым…
- ты кто? — гулко вопросило меня лицо.
- поэт, — ответствовал я; ответствовал смиренно, как и подобает квартирующему на дне колодца.
лицо отпрянуло.
- эй, бабы, — услышал я откуда-то оттуда, сверху, — там поэт какой-то завёлся! а воды — нету!..
и другие голоса:
- как так — нету??!
- поэт?? вот ведь гадость какая! да как-же он там завёлся?..
- да, небось, эта дрянь всю воду и выхлебала! вот я его сейчас!..
- ой, да что же это?! меры, меры надо принимать!!
лежу, нехорошо мне как-то, тоскливо, вон и лягушки упрятались, в только им ведомые убежища схоронились
в просвет, уж совсем темень нагнав, разом всунулось изрядное количество лиц. они были все разные, но вроде бы — и одинаковые… этот парадокс меня очень смутил, лица бранились, показывали кулаки и тыкали в мою сторону длинными сухими палками.
— ну что вы! успокойтесь! — крикнул я. — вы же сейчас развалите колодец! посмотрите: брёвна трясутся и плесень падает мне на живот, успокойтесь! вас — много, я — один; всё между нами из-за этого непонятно… выберите представителя — наиболее уважаемое среди вас лицо, разумное и достойное, — пусть он говорит.
— а что с тобой говорить… — сказало кудластое лицо (то, что первым просунулось), — где вода?
— да вода будет, — заверил я радостно. — вы только помогите мне выбраться отсюда, а колодец — он тут же наполнится. вы не сомневайтесь!
лицо хмыкнуло и презрительно на меня посмотрело…исчезло, поверху опять возобновились брань и угрозы.
