Е. Кузьмишин - Калиостро и египетское масонство
19 сентября 1780 г. я прибыл в Страсбург. Через несколько дней после приезда и представления графу Ржевусскому, я вынужден был подчиниться настоятельным просьбам городских властей и эльзасской знати применить свои таланты в области медицины и пустить их на службу обществу. Среди знакомых, которых я завел в этом городе, можно упомянуть г-на маршала де Контаде, маркиза де ла Саль, барона де Фразиланда, барона д’Ор, барона Форминзера, барона Дидерихса, г-жу принцессу Кристину и многих других.
Все, кто знавал меня в Страсбурге, знает также, каковы были мои занятия и успехи в этом городе. Если даже меня и порочили в каких-то анонимных памфлетах, все газеты и все добропорядочные писатели воздавали мне должное. Да будет мне позволено процитировать несколько абзацев из книги, напечатанной в 1783 г. и озаглавленной «Письма о Швейцарии». Уважаемый автор этих писем так высказывается обо мне в первом томе на пятой странице:
Этот уникальный и удивительный человек заслуживает восхищения своим образом жизни и обширнейшей ученостью. На его лице можно видеть печать понимания и гения, а огненные глаза его проникают в самые глубины души собеседника.
Он прибыл из России месяцев семь-восемь назад и, по всей видимости, намеревается поселиться в городе на некоторое время. Никто не знает, откуда он родом, кто он таков или куда он направится потом. Он любим, почитаем и глубоко уважаем местными властями и видными людьми города, его обожают бедняки и простой народ, однако ненавидят (и клевещут на него) некоторые люди (а именно врачи). Не беря ни платы, ни подарков с исцеленных, он проводит целые дни, посещая больных, в особенности бедных, помогая им лекарствами, которые раздает им тоже даром, и даже давая им деньги на еду.
Сам он ест мало и, в основном, итальянские пирожные. Он никогда не ложится в постель и спит не более двух-трех часов в день, сидя в кресле, будучи постоянно готов вскочить с места и устремиться на помощь несчастным и обездоленным в любой час, ибо нет для него большей радости, чем оказывать помощь ближнему своему.
Этот невероятный человек вызывает еще большее удивление тем, что всегда и за все платит вперед, и никто не знает, откуда черпает он доход или кто снабжает его деньгами.
Вы понимаете, мадам, что на его счет ходят ужасные слухи, по меньшей мере, величающие его антихристом; говорят, что ему пятьсот или шестьсот лет, что он владеет Философским камнем и универсальным лекарством. Коротко говоря, он один из тех Разумов, которые Творец время от времени ниспосылает на Землю в бренной телесной оболочке.
Даже если и так, этот Разум в наивысшей степени достоин почтения и уважения. Мало приходилось мне видеть душ столь же сострадательных и сердец столь же благих и добрых. Нет человека, который мог бы тягаться с ним в уме и образованности; он знает все языки Европы и Азии, и его красноречие поражает и увлекает даже тех, кто обычно на словах порочит его. Я ничего не стану говорить о его чудесных исцелениях; нужны целые тома, чтобы их описать, хотя, в большинстве случаев, о них можно прочитать и в газетах. Вы только подумайте: из более чем пятнадцати тысяч людей, которых он лечил, даже самые рьяные его ненавистники могут упрекнуть его лишь тремя смертями, в которых, впрочем, он виновен не более, чем, скажем, я.
Прошу прощения, мадам, если я отниму еще несколько минут вашего времени, чтобы посвятить его описанию этого примечательного человека. Я только что вернулся из его гостиной. Вы бы тоже, как и я, пали бы жертвой обаяния этого человека, если бы увидели, как он мечется от одного бедняка к другому, перевязывает им их отвратительные язвы, утоляет их боль, вселяет в души их надежду, даром раздает лекарства, непрерывным потоком изливает на них свои милости, – короче говоря, как из рога изобилия поливает их благом, не имея никакой иной цели, кроме облегчения страданий людям и наслаждения величайшим счастьем на свете, а именно званием земного образа и подобия милостивого Бога.
Представьте себе, мадам, огромный зал, заполненный обездоленными существами, практически лишенными всякой помощи, из последних сил протягивающими слабые истощенные руки к небесам, дабы воззвать к помощи Графа.
Он выслушивает их одного за другим, не забывая и не переспрашивая ни одного слова, затем выходит на пару минут и вскоре возвращается с горой лекарств, которые раздает бесплатно всем этим несчастным, повторяя им снова и снова, как излечиться от их болезней, и заверяя их, что они вылечатся быстро и непременно, если только будут следовать его указаниям. Но одних лекарств было бы недостаточно, ведь им потребен еще и хлеб, чтобы поддержать их силы и помочь преодолеть болезнь; мало у кого из этих людей есть средства к жизни, поэтому кошель Графа раскрывается, и содержимое его делится между несчастными, и он всем кажется совершенно бездонным.
Он с большим счастьем раздает, чем получает, и радость его проявляется во все возрастающей нежности к пациентам. Эти страдальцы, проникнувшись благодарностью, любовью и почтением, простираются у его ног, обнимают его колени, зовут его своим спасителем, отцом и Господом Богом. У всякого доброго человека сердце переполняется при виде этого умилением и состраданием, слезы текут из глаз, и как ни стараешься скрыть их и спрятать, это не удается. Всяк зритель начинает плакать, и вот вскоре уже все собрание утопает в слезах умиления, благотворных слезах, коие суть драгоценный дар сердца, чье величественное очарование невозможно выразить словами так, чтобы понял некто не имевший счастья проливать такие слезы.
Это лишь грубый и краткий набросок описания того очаровательного и потрясающего зрелища, которым я только что насладился.
Данное описание содержит одну лишь правду и ни капли преувеличения.
Опросите священников местных приходов – и они расскажут, сколько добра я сделал их бедной пастве. Опросите артиллерийский полк и другие военные части, стоявшие в то время в страсбургском гарнизоне – и они расскажут обо всех исцеленных мной солдатах. Подвергните допросу аптекаря, с которым я завел деловые связи – и он расскажет, сколько я заказывал ему лекарств для бедноты, и оплачивал притом в тот же день наличными. Спросите хозяев гостиниц – они расскажут, хватало ли предоставляемых ими помещений, чтобы вместить все потоки страждущих, стекавшиеся ко мне в Страсбурге. Спросите тюремщиков – они расскажут, как я вел себя с бедными заключенными и скольким из них я помог вернуть свободу.
Пусть городские власти, магистрат, пусть все общество скажет вам, послужил ли я хотя бы один раз причиной скандала, нашли ли они среди моих деяний хотя бы одно противоречившее законам, нравственности и религии.
Если во время пребывания во Франции я оскорбил хотя бы одно лицо, пусть он выйдет и свидетельствует против меня.
Все это я пишу не ради возвеличивания себя. Я творил добро потому, что полагал себя обязанным так поступать. Но в конце концов, какую пользу извлек я для себя из всего блага, сотворенного мной французскому народу? В печали сердца своего скажу: клевету, осмеяние и Бастилию!
Уже около года я прожил в Страсбурге, когда, вернувшись домой однажды вечером, я был приятно удивлен, обнаружив у себя шевалье Акино (а читатель наверняка помнит шевалье Акино, с которым я познакомился на Мальте и который сопровождал меня во время первых моих путешествий по Европе; из газет он узнал о моем приезде в Страсбург и направился туда, чтобы повидаться со мной и обновить теснейшие связи нашего былого дружества).
Шевалье Акино встретился с властями города и сообщил им, что знал меня по временам проживания на Мальте, а также знал о том, как выделял меня из всех своих знакомых Великий Мастер Пинто.
Вскоре после моего приезда во Францию г-н кардинал де Роан послал барона Мильинена, своего обер-егермейстера, с приглашением явиться к нему, потому что ему было угодно познакомиться со мной. Поскольку мне это показалось со стороны принца лишь проявлением пустого любопытства, я отказался. Но некоторое время спустя он послал сообщить мне, что у него приступ астмы и нужна моя консультация. Я поспешил в его епископский дворец. Сообщив ему, что думаю о его болезни, я увидел, что он удовлетворен, и потом он попросил заходить к нему время от времени. Позднее в том же 1781 году г-н кардинал оказал мне честь, посетив меня у меня дома, чтобы проконсультироваться по поводу болезни его родственника, принца де Субиз. Тот страдал от гангрены, а я, на счастье, уже излечил от этого недуга секретаря маркиза де ла Саль, когда уже все врачи опустили руки. Я задал г-ну кардиналу несколько вопросов о болезни принца, но он перебил меня, горячо прося съездить с ним вместе в Париж. Он просил меня об этом, вложив в свою просьбу столько пыла и учтивости, что было невозможно ему отказать. Я отбыл с ним вместе, оставив хирургу и моим друзьям необходимые распоряжения, чтобы в мое отсутствие больные и бедняки ни в чем не нуждались. Когда мы приехали в Париж, г-н кардинал пожелал сразу отвезти меня к принцу де Субиз, но я отказался, сказав, что я всеми силами стремлюсь избегать прямых столкновений с [медицинским] факультетом и могу осмотреть принца только после того, как врачи признают его неизлечимым.
