Рудольф Штайнер - Низвержение духов Тьмы. Духовные подосновы внешнего мира
Для этого повсеместно, во всех областях необходимы импульсы со стороны духовной науки. Только она способна из деградирующих форм современной духовной жизни вызвать что‑то новое, способное описанным образом пробуждать именно натуру ребенка. Без импульсов со стороны духовной жизни преподаватель становится сухарем, способным только засушивать детей. А самым худшим будет (и к этому идет все больше и больше), когда человек о школьном воспитании составит такое представление: лучше всего все, чему там учат, забыть как можно скорее. Когда в более позднем возрасте человек просто ничего не желает знать из воспринятого в детстве, то оно для него нисколько не радость, а настоящее мучение в человеческой жизни. Прошу вас это иметь в виду.
Сама наука также нуждается в импульсировании. Я вчера уже упоминал, насколько трудно построить мост между духовной наукой в целом и специализацией в научной жизни. И, тем не менее, именно это станет в будущем первой необходимостью. Вам должно стать ясным из множества обсуждений, которые здесь проходили, что нынешние социальные отношения — результат обеднения понятий.
В Базеле я говорил на публичной лекции и уже повторил здесь, что люди, считающие себя компетентными, верили в начале войны, что она продлится не больше четырех месяцев. Эти люди считали, что изучили социологию и хозяйственные структуры; на этой основе они и построили это представление. Но эти представления не были связаны с действительностью, ибо действительность их опровергла. Просто поразительно, как мало людей, способных чему‑то научиться, опираясь на происходящее. И если кто‑то, базируясь на своих научных представлениях, верил во что‑то подобное, то теперь он должен сказать: насколько же были недостаточными те предпосылки, которые привели меня к этим выводам! Так что надо действительно хотеть чему‑то научиться. Ведь сон не прерывается, когда из тех же самых предпосылок делаются другие выводы, которые чуточку больше соответствуют реалиям опыта, но нет желания вникать во внутренние взаимосвязи. В общем, когда вникают во внутренние, жизненные взаимосвязи, то надо преодолеть то неудобство, которое в наше время труднее всего преодолевается и связано с научными вопросами. Эти люди хотели оставаться незатронутыми в своей узкой профессиональной сфере и не хотели проявлять интерес к смежным областям.
Специализация одно время была вполне плодотворной. Но если это продолжится и если наше студенчество будет и дальше предаваться той проистекающей из специализации односторонности, то те бедствия, которые являются результатом далеких от жизни понятий, будут постоянно возрастать. Во всех присутственных местах — в городе, в области, в государстве — мы будем иметь заседателей, которые не понимают, чего они хотят со своими законами и постановлениями, ибо их понятия будут слишком бедны, чтобы охватить реальность. Но люди не имеют ни малейшего представления о том, что эти понятия слишком бедны. А действительность как раз гораздо богаче этих понятий.
И потому прежде всего важно, чтобы не возникало желания отдавать специальные научные дисциплины в руки так называемых специалистов, а свои субъективные, эгоистические потребности удовлетворять при помощи антропософии. Дело сводится к тому, чтобы знать, как правильно увязать эти два полюса, дабы один мог действительно оплодотворяться другим.
Ведь постоянно сталкиваешься с тем (и вы сами можете проделать такой опыт, если правильно подойдете к этому предмету), что стоит заговорить о какой‑то специальной отрасли науки в аудитории тех, кто честно считает себя приверженцами антропософии, как этот предмет покажется им поистине скучным! Хотят слышать только о центральных проблемах: о душе, о бессмертии, о Боге. Конечно, тем самым можно эгоистически удовлетворить насущные религиозные потребности, но невозможно оснастить душу тем, что настоятельно потребуется в ближайшее время: способностью сообразно реальности вписаться в реалии жизни. Поэтому мы должны уделять повышенное внимание поиску действительной связи между проистекающими из духовнонаучных рассмотрений познавательными импульсами и сферой специализации.
Я уже однажды указывал на очень важную работу нашего друга доктора Бооса[73], посвященную общему трудовому договору. После того как эта книга сделалась доступной, мне хотелось бы еще раз обратить на нее ваше внимание, ибо эта книга является образцовой работой по наведению мостов между общепознавательными импульсами антропософии и узкоспециальной областью — областью права: это «Общий трудовой договор в швейцарском трудовом законодательстве» доктора Романа Бооса[74]. Но важно увидеть, что наш друг именно такое специальное исследование осмысливает не как нечто внеположное антропософии, а считающееся с ней, ибо как раз в ближайшее время все жизненное должно быть поставлено на службу антропософскому осмыслению. Вы обнаружите, если внимательно прочтете и проработаете эту книгу, что там непосредственным образом учитываются факты повседневной жизни, но делается это таким образом, что можно увидеть, как в этой повседневной жизни проявляются, прежде всего, всеобъемлющие, познавательные импульсы, которые соотносятся с общемировыми законами, а также с масштабными и историческими перспективами. И вы убедитесь в безграничной плодотворности для понимания социального в описанном там контрасте между римским правом и германской общественностью. Глубоко обоснованным образом в совершенно специальной области проявлены отношения между существом римлянина и германца. Именно на такой книге доктора Романа Бооса, именно на таком специальном труде можно показать, как важно пробиться к тому, что является значимым для ближайшего будущего с духовнонаучной точки зрения: проложить мосты между жизнью, которая развертывается перед нашими внешними чувствами и в которой мы закладываем наши социальные отношения, и той жизнью, которая вливается из духовного мира и одухотворяет и пронизывает формы нашей жизни.
Советую вам также не пропустить статью доктора Бооса в последнем номере журнала «Знание и жизнь» — где речь идет об узловых моментах швейцарской политики[75]. И вы увидите, что вопросы современной политики могут рассматриваться с другой точки зрения, нежели это делает наша высокочтимая повседневная журналистика. Сознание взаимосвязи различных форм культуры, форм искусства и политических форм раскроется вам прекрасным образом в статье Романа Бооса «Узловые вопросы швейцарской политики» в номере «Знания и жизни» от 15 октября 1917 года[76].
И после того как ознакомитесь с серьезной и выдержанной в духовнонаучном смысле статьей «Узловые вопросы швейцарской политики», вы можете просмотреть также первую статью этого номера — «Смысл Реформации» Адольфа Келлера[77]. Вот уж поистине образец старомодного стиля, который, конечно, мнит себя наиновейшим. Так что в этом номере вы можете найти рядом правомерно–современное и отрыжку старого. Естественно, старье верит в свою особую образованность, в свою неотразимую логику и проницательное мышление. И при их помощи описывается смысл Реформации в высокопарных словах, которые являются только выхолощенными оболочками, бессодержательными абстракциями.
Когда читаешь «Смысл Реформации» Адольфа Келлера (а она недурна, ловко написана и относится к числу лучших современных работ в этой области), устаешь от мельтешения одних и тех же абстракций: Реформация породила в душах свободу инициативы; свобода инициативы вызвана Реформацией; когда началась Реформация, ожила свобода инициативы, — и так по примеру всех любителей абстракции он суетится все время вокруг да около, чтобы в результате породить парочку до слез убогих понятий, не имеющих ничего общего с миром реальности. Это вообще характерная особенность того, что должно быть преодолено: эта тяга к абстракциям, эта жизнь в обедненных представлениях, когда облизывают пальчики от удовольствия, ибо верят, что говорят что‑то особенно возвышенное, тогда как на самом деле говорится что‑то необычайно абстрактное.
На днях я получил одну статью, в которой говорилось о глубокомысленных теософских проблемах, но, собственно, содержанием этой статьи было некое «Нечто», и только об этом «Нечто» и была в ней речь: о «неулучшенном Нечто» и об «улучшенном Нечто», и о том, как улучшенное встречает неулучшенное и как «улучшенное Нечто» ставит себя выше «неулучшенного Нечто». И далее сознательное и бессознательное «Нечто», улучшенное и неулучшенное «Нечто» — и все это крутится, крутится, крутится вокруг да около и, в конечном счете, есть не что иное, как — если перенести это в духовную область, — поразительный образчик обхождения с абстракциями в нашей современности, испытывающей особое пристрастие к тому, чтобы пребывать в этих абстракциях и быть оторванной от действительности, не иметь с ней никакого соприкосновения. И это ведет к весьма специфичным результатам: поскольку люди обеднили понятия, они не могут пробиться со своими понятиями через поток бытия. Их понятия недостаточны для постижения жизни. Доходит до того, что можно прочесть такие вещи, как, например, в статье Адольфа Келлера на странице 51: «И хотя в этом переживании открываются глубочайшие душевные шлюзы, это не просто всплеск эмоций в нас. При этом ничто из божественного и человеческого не перемешивается. Об этом заботится совесть. Она соблюдает дистанцию и почтение. Человек остается человеком, а Бог остается Богом. И если Реформация вместе с мистикой собиралась заменить отношение с Богом личным переживанием, то Реформацию от мистики отличает то, что реформаторское переживание протекает не так, как в мистике: в смятении и кипении душевных основ, — а в строгой необходимости и нравственном возвышении совести. Наибольшая сила внутреннего — это долженствование, это категорическое требование. И подняться до него можно только благодаря божественной, внутренне пережитой помощи». Чистейшие абстракции, переливание из пустого в порожнее. А затем идет: «Это — Евангелие, Иисус Христос».
