Лобсанг Рампа - История Рампы. (THE RAMPA STORY)
— Вот это интересно, — заметил старый лама, привлекая мое внимание к одной сцене в Хронике Акаши. — Это потребовало кропотливой подготовки, но когда он сам увидел, насколько это желательно, он не стал возражать.
Сначала я несколько озадаченно смотрел на эту сцену, но потом до меня дошло. Да! Это была адвокатская контора. А этот документ был официальным свидетельством о смене имени. Да, все правильно, я вспомнил, что он сменил имя, потому что его прежнее имя издавало неверные вибрации, как это установила наша наука чисел. Я с интересом прочел этот документ и увидел, что он составлен не совсем правильно.
Страданий у него было в избытке. Визит к зубному врачу повлек за собой серьезные осложнения, из-за которых ему пришлось лечь в больницу на операцию. Из чисто технического интереса я внимательно проследил за ее выполнением.
Он — человек, чью жизнь мы наблюдали — почувствовал, что его работодатель небрежно к нему относится. Мы, наблюдатели, почувствовали то же самое и обрадовались, когда он предупредил об уходе с работы в заочной школе. Мебель погрузили в фургон, кое-что было продано, и наш человек с женой переехал в совершенно иной район. Некоторое время они жили в доме у чудаковатой старухи, занимавшейся «предсказаниями будущего» и имевшей весьма своеобразное представление о собственной значимости. Наш человек не прекращал попыток найти работу. Любую работу, которая позволила бы ему честно зарабатывать на жизнь. Старый лама сказал:
— Сейчас мы приближаемся к решающему моменту. Как ты заметишь, он постоянно движется наперекор судьбе. У него нет никакого терпения, и я боюсь, что он сам расстанется с жизнью, если мы не поспешим.
— Что же ты предлагаешь мне сделать? — спросил я.
— Ты здесь старший, — сказал старый лама, — но я хотел бы, чтобы ты встретился с ним в астрале, и посмотрим, что ты тогда станешь думать.
— Разумеется, — был мой ответ. — Мы отправимся вместе. — На мгновение я глубоко задумался, потом сказал: — В Лхасе сейчас два часа ночи. В Англии, стало быть, восемь вечера, ибо их время отстает от нашего. Мы подождем и передохнем три часа, после чего выведем его в астрал.
— Да, — сказал старый лама. — Он спит в комнате один, так что мы сможем это сделать. А пока давай отдохнем, так как мы очень утомлены.
Мы вернулись в свои тела, бок о бок сидящие в слабом свете звезд. Огни Лхасы уже погасли, редкие огоньки мерцали только в обителях монахов, да ярко светились китайские сторожевые посты. Маленький ручеек под нашими стенами журчал неестественно громко в ночной тиши. Где-то наверху прошуршала небольшая осыпь, стронутая с места порывом ветра. Камешки с сухим стуком пронеслись мимо нас по склону, увлекая за собой камни покрупнее. Весь этот поток обломков обрушился вниз и с грохотом осыпался у самых китайских казарм. Вспыхнули фонари, послышались выстрелы в воздух, и кругом суетливо забегали солдаты, опасаясь нападения монахов Лхасы. Вскоре суматоха улеглась, и снова воцарились ночной покой и тишина.
Старый лама тихо засмеялся и сказал:
— До чего же странным кажется мне то, что за пределами нашей страны люди не понимают, что такое астральные путешествия! Как странно, что они считают это игрой воображения. Неужели им невозможно втолковать, что даже переход из одного тела в другое подобен тому, как водитель пересаживается из одного автомобиля в другой? Для меня совершенно непостижимо, как эти люди, достигнув такого технического прогресса, могут быть такими слепыми в вещах духовных.
И я, многое повидавший на Западе, ответил:
— Но на Западе люди, за исключением ничтожного меньшинства, не наделены способностями в духовной сфере. Все, чего они хотят, — это война, секс, садизм и право совать нос в чужие дела.
Долгая ночь шла на убыль, мы отдохнули и подкрепились чаем с тсампой. Наконец над горным хребтом за нашими спинами взметнулись первые слабые лучи солнца, хотя долина у наших ног еще оставалась погруженной во тьму. Где-то промычал як, словно почувствовав приближение нового дня. Пять утра по тибетскому времени. В Англии сейчас около одиннадцати вечера, подумал я и тихонько тронул за локоть старого ламу, который успел немного вздремнуть.
— Нам пора в астрал, — сказал я.
— Для меня это будет последний раз, — ответил он, — ибо в свое тело я уже не вернусь.
Медленно, без всякой спешки мы снова вошли в астральное состояние. Так же неторопливо мы добрались до того дома в Англии. Наш человек спал, немного ворочаясь во сне, и на лице его было выражение крайнего недовольства. Его астральная форма кружила над физическим телом без единого пока признака отделения.
— Ты идешь? — спросил я в астрале.
— Ты идешь? — повторил старый лама.
Медленно, как бы нехотя, его астральная форма поднялась над физическим телом. Поднялась и зависла в воздухе, развернувшись, как обычно, головой к ногам физического тела. Астральное тело колыхалось и подрагивало. Неожиданный шум проходящего поезда чуть было не вернул его в тело физическое. Затем, словно приняв внезапное решение, его астральная форма откачнулась и встала перед нами. Он уставился на нас, протирая глаза, как будто пробудившись от сна.
— Значит, ты хочешь покинуть свое тело? — спросил я.
— Хочу, здесь мне все опротивело! — горячо воскликнул он.
Мы стояли, глядя друг на друга. Он показался мне человеком, которого никогда не понимали окружающие. Человеком, который в Англии никак не смог бы преуспеть в жизни, но в Тибете имел бы для этого все шансы. Он мрачно усмехнулся.
— Так это тебе понадобилось мое тело! Ну, ты еще поймешь свою ошибку. В Англии неважно, что ты знаешь. Важно, кого ты знаешь. Я не могу получить работу, не могу даже получить пособия по безработице. Посмотрим, что удастся тебе!
— Тише, друг мой, — сказал старый лама, — ибо ты не знаешь, с кем разговариваешь. Возможно, ты был бы не так резок, если бы нашел работу.
— Тебе придется отрастить бороду, — сказал я, — ибо если я займу твое тело, то с течением времени оно будет замещено моим, а я вынужден
носить бороду, чтобы скрыть сломанные челюсти. Ты можешь отрастить бороду?
— Да, сэр, — ответил он, — я отращу бороду.
— Отлично, — сказал я, — через месяц я вернусь и перейду в твое тело, отпустив тебя на свободу, чтобы в конечном счете мое тело заместило то, в которое я перейду. Скажи, — спросил я, — как впервые к тебе обратились мои собратья?
— Уже давно, сэр, — сказал он, — я ненавижу свою жизнь в Англии, ее несправедливость, ее привилегии для избранных. Всю жизнь я интересовался Тибетом и странами Дальнего Востока. Всю жизнь ко мне приходили «сны», в которых я видел — или мне казалось, что видел, — Тибет, Китай и другие страны, которых я не мог опознать. Некоторое время назад я ощутил сильное побуждение официально сменить имя, что я и сделал.
— Да, — заметил я, — обо всем этом я знаю, но как именно к тебе недавно обратились и что ты при этом видел? Он немного подумал, потом сказал:
— Чтобы рассказать, я должен сделать это по-своему. К тому же, с учетом того, что я узнал позднее, я мог кое в чем ошибаться.
— Вот и хорошо, — был мой ответ, — расскажи по-своему, а потом мы сможем исправить все недоразумения. Я должен узнать тебя получше, если уж мне суждено перейти в твое тело, и это — всего лишь один из способов узнать тебя.
— Пожалуй, я начну с первого настоящего «контакта». Так мне будет легче собраться с мыслями.
Со стороны вокзала донесся лязг тормозов поезда, доставившего запоздалых пассажиров из Лондона. Вскоре мы услышали, как состав тронулся и покатил своей дорогой, а «наш человек» начал рассказ, который мы со старым ламой слушали со всем вниманием.
«Роуз Крофт, Темз Диттон, — начал он, — был очень славным местечком. Это был дом немного в стороне от дороги, с палисадником, огородом и довольно большим садом в глубине. На задней стороне дома был балкон, с которого открывался живописный вид на окрестности. Я довольно много времени проводил в саду, особенно в палисаднике, потому что он был основательно запущен и я старался привести его в порядок. Трава выросла высотой в несколько футов и скосить ее было очень трудно. Я уже срезал добрую половину травы старым ножом гуркхских стрелков. Тяжелая это была работа, потому что приходилось, стоя на четвереньках, срезать траву пучками и каждые несколько замахов точить нож о камень. Я также увлекался фотографией и даже довольно долго пытался сфотографировать сову, которая жила неподалеку на старой ели, густо увитой плющом. Однажды, когда я работал, мое внимание привлекло какое-то движение на еловой ветке не слишком высоко у меня над головой. Я посмотрел вверх и к своему радостному изумлению увидел совенка, ослепленного солнечным светом и неуклюже трепыхавшего крыльями. Я тихонько отложил нож, которым срезал траву и бросился в дом за фотоаппаратом. С камерой в руках я осторожно подошел к дереву и, изо всех сил стараясь не шуметь, вскарабкался на первую ветку, затем крадучись пополз по ней к самому краю. Птенец не видел меня в ярком свете дня, но, почувствовав мое приближение, отодвинулся на самый кончик ветки. Забыв обо всякой опасности, я полз все дальше и дальше, пока сам не оказался почти на самом конце ветки, которая уже угрожающе прогнулась под моей тяжестью.
