Уильям Янг - Хижина

И снова Мак замер с недонесенной до рта вилкой, но все-таки сунул в рот то, что на ней было, размышляя, как лучше ответить Сарайю.

— Полагаю, по крайней мере, так меня учили, что это набор правил, которым, как вы ожидаете, люди станут подчиняться, чтобы жить праведной жизнью и заслужить ваше милосердие.

— Если бы это было так! Но это не так, — продолжала Сарайю. — А сколько в таком случае людей сумело бы жить достаточно праведно, чтобы заслужить наше милосердие?

— Не слишком много, если эти люди похожи на меня, — сказал Мак.

— На самом деле получилось лишь у одного, у Иисуса. Он не только подчинялся букве закона, но еще и полностью реализовал его дух. Но пойми вот что, Макензи: чтобы сделать это, ему пришлось целиком и полностью положиться на меня.

— Но тогда зачем же вы пришли с Заповедями? — спросил Мак.

— Мы хотели, чтобы вы перестали стараться быть праведными сами по себе. Это было зеркало, показывающее, насколько грязно ваше лицо, когда вы ведете свою независимую жизнь.

— Но я уверен, вы знаете, что многие, — ответил Мак, — считают, что ведут праведную жизнь, следуя этим самым положен и ям.

— Разве можно вымыть лицо с помощью зеркала, которое показывает тебе, как ты грязен? Нет никакого милосердия и прощения в правилах, даже за одну-единственную ошибочку. Вот почему Иисус совершил свой подвиг для вас, и никакие правила уже не имеют над вами власти. И тот Закон, который некогда содержал невозможные требовании, начинающиеся с «Не…», на самом деле превратился в обещание, которое мы исполнили в вас.

Она теперь пульсировала, все в ней вздымалось и двигалось.

— Но не забывай, что если ты проживаешь свою жизнь сам по себе, независимо, это пустое обещание. Иисус лишил силы требования закона, он больше не может обвинять или приказывать. Иисус одновременно является обещанием и его исполнением.

— Ты утверждаешь, что мне нет нужды следовать правилам? — Мак перестал жевать и полностью сосредоточился на разговоре.

— Именно. В Иисусе вы уже неподвластны этому закону. Все является законным.

— Ты же не всерьез! Снова ты сбиваешь меня с толку, — простонал Мак.

— Дитя, — вмешалась Папа, — ты пока еще ничего не услышал.

— Макензи, — продолжала Сарайю, — те, кто боится свободы, и есть те, кто не может поверить, что мы живем в них. Попытки придерживаться закона на деле являются просто декларацией независимости, способом сохранить власть.

— Значит, мы так любим закон потому, что он дает нам власть? — спросил Мак.

— Все гораздо хуже, — ответила Сарайю. — Он гарантированно дарует вам возможность судить других и ощущать свое превосходство над ними. Вы верите, что живете по более высоким стандартам, чем те, кого вы судите. Насаждать силой правила, в особенности в наиболее тонких сферах, таких как ответственность или упование, это тщетная попытка создать уверенность из неопределенности. А что бы ты там себе ни думал, я просто обожаю неопределенность. Правила не могут дать свободу, он и лиги ь обладают властью обвинять.

— Ого! Ты говоришь мне, что ответственность и упование — это просто иные виды правил, которым мы больше не подчиняемся? Я правильно тебя услышал?

— Н-да, — снова вмешалась Папа. — Мы добрались до сути, Сарайю, он полностью в твоем распоряжении!

Мак не обратил внимания на слова Папы, он целиком сосредоточился на Сарайю, что было непростым делом.

Сарайю улыбнулась Папе, потом снова обернулась к Маку. Она проговорила медленно и размеренно:

— Макензи, я всегда ставлю глагол выше существительного.

Она замолчала и подождала. Мак не догадывался о том, что он должен вынести из ее таинственного утверждения, поэтому сказал:

— То есть?

— Я, — она раскинула руки, включая в понятие себя, Иисуса и Папу, — я есть глагол. Я тот, кто я есть. Я стану тем, кем стану. Я есть глагол! Я живое, динамичное, вечно активное и движущееся. Я есть глагол бытия.

Мак продолжал смотреть на нее озадаченно. Он понял произнесенные ею слова, но они пока еще не вошли в его сознание.

— И поскольку сама моя суть — это глагол, — продолжала она, — я более созвучна глаголам, чем существительным. Глаголам, таким как исповедоваться, раскаиваться, отзываться, расти, созревать, изменяться, сеять, бежать, танцевать, петь и так далее, и так далее. Люди же, напротив, тяготеют к тому, чтобы взять глагол, живой и полный милости, и обратить его в мертвое существительное или же принцип, от которого разит правилами, в то, что растет, живет, умирает. Существительные живут, потому что есть созданная вселенная и физическая реальность, но если вселенная всего лишь масса имен существительных, она мертва. Если не «Я есть», то нет никаких глаголов, а именно глаголы делают вселенную живой.

— Но, — Мак все еще силился понять, хотя какой-то свет вроде бы забрезжил в сознании, — но что именно это означает, если точно?

Сарайю, кажется, не смутило его непонимание.

— Для того чтобы что-то двигалось от смерти к жизни, ты должен соединить нечто живущее и нечто движущееся. Двигаться от всего-навсего существительного к чему-то динамичному и непредсказуемому, чему-то живущему в настоящем времени, означает двигаться от закона к милосердию. Позволь, я приведу тебе пару примеров.

— Да, пожалуйста, — с жаром ответил Мак. — Я весь внимание.

Иисус фыркнул, и Мак сердито взглянул на него. Едва заметная улыбка осветила лицо Сарайю.

— В таком случае давай будем использовать два слова: ответственность и упование. Прежде чем вашими словами стали имена существительные, они сначала были моими словами, существительными сдвижением и опытом, заключенными внутри их, со способностью давать ответ и надеяться. Мои слова живые и динамичные, полные жизни и возможности, ваши — мертвые, полные законов, страхов и суждений. Вот почему вы не найдете слова «обязанности» в Писании.

— О господи. — Мак сморщился, начиная понимать, к чему все клонится. — Но вроде мы очень даже часто его используем.

— Религия должна использовать закон, чтобы усиливать свои позиции и управлять людьми, которые необходимы ей, чтобы выживать. Я даю вам возможность отвечать, и ваш ответ должен быть свободен от принуждения, чтобы любить и служить в любой ситуации, делая таким образом каждый миг не похожим на другие, уникальным и чудесным.

— Поскольку я — ваша способность отвечать, я должна присутствовать в вас. Если же я просто возлагаю на вас «обязанности», мне вовсе нет нужды пребывать в вас. Тогда это будет повинность, которую требуется отрабатывать, обязательство, которое необходимо исполнять, нечто обреченное на провал.

— О господи, господи, — снова произнес Мак без особенного энтузиазма.

— Давай возьмем в качестве примера дружбу и посмотрим, насколько трагично меняется характер взаимоотношений, если убрать из существительного элемент жизни. Мак, если мы с тобой друзья, в наших взаимоотношениях существует некое предвкушение. Когда мы встречаемся или расстаемся, есть ожидание того, что мы будем вместе, будем говорить и смеяться. Это ожидание не имеет конкретного определения, оно живое, динамичное, и все, что проистекает из нашего пребывания вместе, удивительный дар, недоступный больше никому. Но что произойдет, если я заменю «ожидание» на «обязанности», тайные или явные? Закон вторгнется в наши взаимоотношения. Теперь от тебя ждут, что ты будешь вести себя так, чтобы соответствовать возложенным на тебя обязанностям. Наша живая дружба быстро деградирует до чего-то мертвого, полного правил и требований. Речь идет уже не о тебе и обо мне, а о том, что полагается делать друзьям, и об обязанностях, какие должны исполнять хорошие друзья.

— О, — протянул Мак, — обязанности мужа, отца, работника или кого-то там еще. Я представляю эту картину. Я бы с большей радостью жил в предвкушении.

— Как и я, — задумчиво произнесла Сарайю.

— Но, — возразил Мак, — если не будет существовать ни ответственности, ни обязанностей, не развалится ли все на куски?

— Только в том случае, если ты находишься в своем мире, вдалеке от меня, и подчиняешься закону. Ответственность и обязанности лежат в основе вины, стыда и суда, они служат главным мерилом, которое определяет исполнительность как основополагающую составляющую индивидуальности и значимости. Ты прекрасно знаешь, что такое жить, не соответствуя чьим-то ожиданиям.

— Господи, еще как знаю! — пробормотал Мак. — И это нисколько не похоже на славное времяпрепровождение. — Он на секунду задумался, новая мысль пронзила его, — Так ты утверждаешь, что не возлагаешь на меня никаких обязанностей?

Теперь заговорила Папа:

— Милый, я никогда не возлагала никаких обязанностей ни на тебя, ни на кого другого. Мысль, стоящая за возложением обязанностей, подразумевает, что кто-то не знает будущего, не знает неизбежного исхода и пытается управлять поведением, чтобы получить желаемый результат. Люди стараются управлять поведением главным образом через возложение обязанностей. Я знаю тебя и все, что тебя касается. С чего же мне питать какие-то ожидания сверх того, что я уже знаю? Это было бы просто глупо. И кроме того, поскольку я не возлагаю на тебя никаких обязанностей, ты никогда меня не разочаруешь.