Елена Блаватская - Дурбар в Лахоре
Он верил, что им управляет не Нанак, а сам единый Бог. «Моя бесплотная душа, – говорил он в своей „Священной биографии“[13] – отдыхает в бездейственном блаженстве, погруженная в беспрерывное созерцание Единого, в то время как посланник Господа – бессмертный дух Нанака, передает вам (ученикам) слова и заповеди, начертанные перед ним огненными буквами и перстом Того, кто есть светильня мира». «Напрасно, – говорил он далее, – нисходили на землю от начала мира Деитьи (воплощения божества), дабы поучать человечество об единстве Божием… Люди зрят Бога не иначе как через оскверненные сосуды в образе тварей Его, людей. Так, забыв Ишвара (Господа), индусы поклоняются Шиве, Браме и Вишну, а Магомет, поучая своих сынов об Аллахе, учил их между тем произносить одно свое скверное имя в молитвах ко Всевышнему» и т. д. Но он, Говинд, послан теперь восстановить истину. «Хотя я и посланник Божий, – добавляет он, – но все же я не более как простой смертный раб Всевышнего, и горе тому, кто осмелится боготворить меня, червя земного!.. Тот будет гореть в огне страдания целые вечности… Бога невозможно найти в одних писаниях и церемониях. Он живет в сердце человека и познаваем лишь в смирении и искренности внутренней молитвы».
Изданные им новые законы были единодушно приняты сикхами и теперь составляют догматы этой секты, мало напоминающие учение Нанака. Учение кротости перешло постепенно в боготворение родины как собрания сикхов, «избранников Божиих», и в религию, известную под названием кальзы, в буквальном переводе «земля спасенных или освобожденных от греха»; джихад, священная война магометан – не более как фейерверк в сравнении с пожаром, производимым между сикхами одним словом польза. Во имя кальзы от большого до малого, от женщины до дитяти, каждое живое человеческое существо в земле «бессмертных» подымается против врага, и будь сикхи многочисленнее, несдобровать бы тем, кто бы пожелал завладеть ими. Законы или догматы, изданные Говиндом, следующие: Бог есть дух, но хотя Его дух всемирный, он сходит на землю только, чтобы осенять сикхов, и Его присутствие нигде не заявляется Им, кроме одной кальзы; невзирая, однако на это отсутствие Бога, «все народы должны стремиться к составлению единого», т. е. должны сделаться сикхами, все, кроме «магометан, которых следует систематически и неустанно истреблять, оскверняя даже могилы их праотцев и святых». Низшие касты должно считать наравне с высшими, «ибо мы все равны перед природой». «Тройной шнурок браминов следует разорвать; и сикхи должны считать спасение души возможным лишь посредством кальзы, ожидая пахул (т. е. посвящения в таинства сикхизма) от одних последователей Говинда-гуру». Озеро Бессмертия и храм доступны всем кастам и сектам индусов. Воды «Озера Бессмертия» одни сулят жизнь вечную. Все сикхи должны именоваться сингами (львами). Все должны быть освящены водой,[14] носить длинные волосы, не поклоняться никому, кроме Бога и его Гранфы, не расставаться с оружием, всегда драться с мусульманами и посвящать всю жизнь и энергию стали и пр. и пр. Сикх, следующий вышесказанным законам, сутча падша – «настоящий царь».
Победив все препятствия суеверия и касты, основав кальзу и унизив браминов и магометан, Говинд-гуру отправился драться и побивать моголов. Сиважди, махратский герой, положивший конец династии Тимура и могуществу могольской империи, нашел в нем друга и союзника. Вдвоем они разбивали злополучных сынов пророка, истребляя их тысячами; но пришел и Говинду конец. В 1708 году, в Нудере, на берегах Годавери, во время сна, в собственной его палатке рука убийцы поразила его. Но совершилось чудо. Со смертельною раной в груди Говинд-гуру, приподнявшись, в ответ впавшим в уныние сикхам, вопрошающим его, кто же поведет их после него по пути к спасению, сказал следующее: «Смиритесь и уповайте на Господа, предаю кальзу в Его руки. Тот, кто желает видеться и иметь беседу со мной, да ищет меня в гранфе Нанака. Я ваш гуру, пребуду навсегда с вами в кальзе; будьте тверды и верны долгу: где бы ни собралось пять сикхов вместе, там буду я с ними!» И он упал мертвым. Умерев на несколько часов, он ожил и его повели на Озеро Бессмертия, где он прожил еще несколько месяцев. Там, невзирая на кучу часовых, акали, он был снова убит ночью в своей башне.
Учение Говинда разделило сикхов на две секты. Первые – безусловные последователи Нанака – называют себя калазами. Они не бьют скота, не едят мяса, не употребляют спиртных напитков и не курят; проливать чью бы то ни было кровь считается у них грехом; они проводят дни в молитве и ежедневно исповедуются перед закатом солнца друг перед другом в своих грехах. Вторые, синги, ученики Говинда-гуру, бесстрашные воины, гроза и ужас афганов. К их числу принадлежат акали, или нихунчи, т. е. «воины Божии» и «бессмертные». Их должность: охранять днем и ночью храм, где сидит постоянно их Маха-гуру, великий учитель, увы, ныне номинальный! Этих акали 600 человек, и в народе их зовут «сипаи храма». Встреча с одним из них, как с неприятелем, вещь довольно опасная, так как эти бессмертные всегда ходят тяжело вооруженными, часто с мечом в каждой руке, с двумя острыми саблями за поясом, с кремневым ружьем за спиной и несколькими кинжалами. Со времени английского господства им уже не позволено ходить по улицам в таком вооружении; но зато самое страшное и опасное, хотя с первого раза не бросающееся в глаза оружие им оставлено: иначе произошел бы мятеж. Оружие это – стальной пояс и такой же острый, пилообразный (с внутренней стороны) тройной круг, обвивающий гигантским штопором синий тюрбан «божьего воина». Этот круг от шести до восьми вершков в диаметре, страшно заостренный и выточенный, они бросали во врага с ужасающей ловкостью. Еще живы англичане, видевшие, как со страшным криком и словами: «Вай гуруджи! Кафатт!» (победа нашему владыке гуру!), бросив такой круг во врага, они мгновенно отсекали ему голову, а иногда обе ноги у лошади и даже у боевых слонов![15] Рунджит Синг, кривоглазый старый лев и предпоследний магараджа Пенджаба, высоко чтил их храбрость. Его «бессмертные» творили чудеса храбрости, и раз в стычке с афганцами эти шестьсот удальцов отсекли головы 2000 своих наследственных врагов. Теперь они присмирели и очень тоскуют по прежней боевой жизни, часто посылая депутации англичанам, прося вести их против ненавистных кабульцев. Почему правительство не воспользовалось их услугами в последнюю войну в Кабуле, непонятно… Кажется, просто боялись пробудить в сикхах засыпающую в них прежнюю удаль.
Теперь, правда, все изменилось. Поляны Аттока и Пешавера не служат более убежищем носорогам, за которыми так любили охотиться могольские императоры, и за коими, в свою очередь, охотились сикхи. Долины Верхней Индии, где брамины и кшатрии (воины) выработали постепенно такую своеобразную цивилизацию, страна, успевавшая постоянно отражать нападения всевозможных народностей от скифов до персов, и от моголов до афган, со времен Дария и Александра до эпохи Бабура и Магомета, эта страна пала, наконец… Там, где паслись носороги, теперь гремят поезда железной дороги!..
Сикхи – еще юные, свежие энтузиасты. Ни один сикх, кроме детей и некоторых женщин, не переходил еще ни в магометанство, ни в брахманизм, ни даже, невзирая на все старания миссионеров, в христианство. Ради кальзы они на все пойдут, на все решатся… Но и их законы, под влиянием западного воспитания, начинают колебаться. Они все еще питают ненависть к «сынам лживого пророка», но уже некоторые из них вступают с бывшими непримиримыми врагами своими в коммерческие компании, и они научились уже пьянству от своих новых правителей. Зато они гордятся пуще прежнего своим названием сингов; омывают на заре все грехи свои в озере Бессмертия и поклоняются также горячо, как и прежде Гранфе. Их уважение к Нанаку столь велико, что даже теперь они почти боготворят некоего Баба Кхейн-Синга только потому, что он прямой 16-й потомок основателя сикхизма. Этот отвратительный бабá (отец) тунеядствует в Равуль-Пинде, окруженный поклонением тысяч приносящих ему добровольные приношения свыше двух лак рупий (200 тысяч) в год. Против обычая и даже закона сикхов у этого святого мужа, кроме жены, еще целый гарем, а приношения своих ревностных, но далеко не разумных почитателей он тратит с английскими чиновниками, резидентами и коллекторами на безумные празднества, охоту и пьянство.
Едва мы подъехали к кварталу Храма, как были встречены на площади нашим старым приятелем и знакомым Рам Дассом, которого уже встречали в Бауге и который едва не сделался вместе со мной жертвой миазмов в пещерах этого имени.[16] Он был сильно обрадован свиданием, и тут же на радостях и в знак своей власти показал кулак проходившему мимо мусульманину. «Божий воин» казался еще громаднее в своем официальном тюрбане. Он тотчас же вызвался провожать нас и показать все отделения храма, до самых потайных уголков. Когда мы вошли в просторный, выложенный разноцветным мрамором двор, солнце уже садилось, и Золотой Храм сиял, весь залитый горячими лучами, словно волшебное, не сего мира видение…
