Николай Ходаковский - Коронованный на кресте
«А теперь, слуги Иисуса, вы вкусите пищу за этим столом и утолите голод сладчайшими блюдами, каких никогда еще не отведывал рыцарь». Чудо напитания множества людей известно из Евангелия, но там оно состояло в неожиданно большом количестве обыкновенной пищи — хлеба и рыбы, а не в появлении изысканных яств. Кроме того, евангельское чудо совершилось не ради чуда самого по себе, не для изумления народа, а как бы по необходимости, как дарование хлеба насущного (как и ветхозаветная манна). То же можно сказать и о чуде в Кане Галилейской, где превращение воды в прекрасное вино было совершено из любви Христа к людям, из снисхождения к их слабостям. А у Эйшенбаха и Мэлори пища, даруемая Граалем, — роскошный пир, причем пир как утверждение или подтверждение силы и могущества Грааля, и устраивается он никак не для утоления голода рыцарей.
Действия Грааля вызывают различные реакции: удивление, восхищение его возможностями, но не умиление перед кротким снисхождением Божества к людской немощи. Пир никуда не ведет; в отличие от священной трапезы, совершенной Иисусом и Его учениками на Тайной Вечери, пир замкнут, весь его смысл заключен в нем самом. Это относится в большей степени к роману Эйшенбаха, но и у Мэлори сохраняется самодовлеющий характер Грааля. Грааль, будучи у Мэлори посредником между рыцарями и Христом, становится почти адекватным Его заменителем, как бы втягивает в себя Христа, так как до определенной поры предметом поклонения является именно он.
Пир внутренне не затрагивает его участников; являясь не более чем декларацией магического могущества Грааля, благодать которого остается бессмысленной по отношению к духовной жизни рыцарей, он ничего не изменяет и ничего не привносит. Подобный пир — безусловно языческий мотив, который более ярко выражен в романе Эйшенбаха, у которого явление Грааля, собственно, для этого и происходит:
Он тот, пред кем склонялся мир,Справлялся гостеприимства пир,И не случайно в этот залОн в гости рыцарей созвал!
(Парцифаль, 376)Но эта мотивация появления Грааля, подчеркивает Шамрей, сохраняется в достаточно явной форме и у Мэлори. Когда Грааль является первый раз невидимым образом рыцарям Круглого Стола, «наполнилась зала сладостными ароматами, и перед каждым рыцарем оказались яства и напитки, какие были ему более всего по вкусу». Единственное, что добавляется у Мэлори, по сравнению с Эйшенбахом, — это то, что чудо происходит в день Пятидесятницы, и говорится, что перед появлением Грааля рыцарей «осветила благодать Духа Святого», а после таинственного появления яств они благодарят Иисуса Христа (у Эйшенбаха же все восхищение относится к самому Граалю). Но и в этом благодарении опять звучит мотив чудесного ради чудесного: «…нам надлежит горячо возблагодарить Господа нашего Иисуса Христа за чудеса, которые Он сподобил нас увидеть…». Характерно и напоминание Кэя сенешалю Артуру, сделанное еще перед обедом: «…если мы теперь усядемся прямо за ваш пиршественный стол, мы тем нарушим древний обычай вашего двора, ибо прежде никогда не садились вы в этот день за обед, не увидев какого-нибудь чуда». Таким образом, чудо превращается в любопытную диковинку, своего рода развлечение короля и его рыцарей, придворный обычай, исполнения которого ждут как должного. И все же помимо чудесного и роскошного пира в романе Мэлори встречаются и эпизоды «истинно божественной» заботы Грааля о своих рыцарях (в смысле подачи необходимого): питание Ланселота благодатью Святого Духа на корабле в течение месяца, который он проводил в молитве, и питание заточенных в темнице Галахада, Персиваля и Борса.
Я. Шамрей справедливо отмечает, что с мотивом Грааля связаны сопутствующие ему священные предметы — копье и меч. Остановимся на этом подробнее.
Мотив меча гораздо более подробно дан в романе Мэлори. Сила и действенность меча зависит от веры рыцаря и его нравственных достоинств, причем эта зависимость иногда доходит до внешней парадоксальности. Так, надпись на мече гласит: «Кто всех больше будет мной дорожить, всех меньше найдет во мне проку… И случится это лишь однажды». Речь здесь идет, считает Шамрей, как и во многих других местах романа, о том, что упование на Творца должно быть больше упования на оружие, и тем самым меч становится истинным мечом, только став мечом духовным — словом Божиим. Таким образом, можно установить связь этого предмета с пониманием знаменитых слов Христа о том, что Он принес на землю не мир, но меч. «Меч в этом месте — слово Божие или учение Христа. Принес Господь на землю этот меч, то есть слово Своей проповеди, чтобы мы ежедневно боролись с дьяволом и пороками нашей природы». Поскольку в средневековье человек не ощущал разрыва между мирами видимыми и невидимыми, то и борьба с дьяволом и грехами могла получить вполне буквальную интерпретацию.
Таинственный меч, покоящийся на корабле, который есть «вера», карал всех недостойных, осмелившихся прикоснуться к нему. Такая участь постигла и короля Пелеса, который был пронзен в оба бедра за свою дерзость. Если опять сравнить описания Грааля у Эйшенбаха и Мэлори, то надо сказать, пишет Я. Шамрей, что Грааль Мэлори гораздо более эзотеричен. Он является только верным, доблестным и безгрешным рыцарям. В этом отношении примечательна речь отшельника, обращенная к Ланселоту: «Но за то, что вы осмелились взыскать Его (Господа), будучи в смертном грехе, взыскать плоти Его и крови, вам не дано увидеть Его вашим смертным взором, ибо Господь не является грешникам, разве только им же на позор и на погибель». В этом случае, считает Шамрей, забываются слова Христа: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9, 13). У Эйшенбаха же видеть Грааль может всякий крещеный человек (рыцарь), а не единственный «пострадавший» от него — Анфортас, раненный отравленным копьем в наказание за распутство. При этом возмездие осуществляется через язычника, то есть Бог, скорее, попускает это ранение, чем Сам осуществляет его. В романе Мэлори увечья дерзким наносятся сверхъестественным образом. Эти кары схожи с ветхозаветными, постигавшими тех, кто пытался приблизиться к святыне — ковчегу Завета без должного благоговения и почтения (за подобное дерзновение был наказан Эвелак в романе Мэлори).
Тема меча в романе Мэлори имеет большое значение. Появление меча — первое чудо, с которого начинаются дальнейшие приключения. Обладание этим мечом является признаком избранности рыцаря для служения Святому Граалю: вслед за тем, как сэр Галахад без труда вынул из камня меч, некая дама сообщает Артуру, что ныне в его доме «объявился Святой Грааль». Таким образом, подытоживает Шамрей, обладание мечом — как бы ступень, ведущая к видению Грааля. У Эйшенбаха Парцифаль тоже получает «богатырский меч» (после пиршества у Грааля). Интересно, отмечает Я. Шамрей, что в обоих случаях мечи, выделяющие рыцаря из всех других, так или иначе связаны с увечным королем: у Эйшенбаха этот меч принадлежал самому Анфортасу, а у Мэлори Галахад обретает меч Балина, которым тот нанес плачевный удар отцу Пелеса. Затем в ходе повествования появляется меч Давида, уготованный Соломоном «последнему в его роду рыцарю». Отсылка к Ветхому Завету делается из принципа «чем древнее, тем священнее».
В германской мифологии меч имеет огромное значение. Сам Артур, по легенде, утвердил свое владычество над Британией, сумев вытащить из-под лежащего на алтаре камня чудесный меч Экс калибр (или, по другой версии, добыв его с помощью Мерлина у владычицы озера). Как пишет Ле Гофф, «нет ничего удивительного в том, что железо… наделяли чудодейственными свойствами». На средневековом Западе оно было редкостью и роскошью. Отсюда и унаследованная Западом от варварского, скандинавского и германского общества «традиция, которая делала из оружейника, наряду с золотых дел мастером, сакральное существо». В романе Мэлори нет героя-кузнеца, но сами свойства меча, то, что он почти говорящий, ореол таинственности и благоговейного почитания вокруг него свидетельствуют о том, что меч остается сакральным предметом, созданным сверхъестественной силой и наделенным ею, обладать которым может только достойный. Таким образом, делает вывод Шамрей, роль осязаемой драгоценной «вещности» в романе Мэлори играет меч. В связи с камнем Грааля у Эйшенбаха говорилось о магических свойствах камня. Меч добывается из или из-под камня, то есть меч — своего рода клад, отсюда его название в русских былинах — «меч-кладенец». Карлики, мифология которых особенно развита в германо-скандинавской традиции, являются и хранителями кладов, и искусными кузнецами.
Появление у Эйшенбаха Грааля как камня (в то время как во французском оригинале «Поисках Святого Грааля» — это священный сосуд) совершенно не случайно. Германским народам свойствен культ «вещности» и особое отношение к предметам этого мира. Пожалуй, только германский эпос строится вокруг добычи сокровищ, которые переходят от одних к другим, принося несчастье своим обладателям. Сокровища трактуются как воплощение власти, материализация «счастья» и «удачи» своего властелина.
