Евгений Ничипурук - Сны сирен
– Кнопка? Ты о чем?
– Ну, кнопка перезагрузки. Когда ты берешь – и запускаешь игру заново. Потому что неудачно прошел уровень. Нажал и начал снова с того места, где сохранился. Или вообще. Начал совсем другую игру. Кнопка перезагрузки.
– Но мы же не в игре. Нет никакой кнопки.
– Ошибаешься. Кнопка всегда есть, – сказал мужчина и остановился напротив двери 699. Последней двери на этаже. Торец коридора, заканчивающегося окном. Окном с очень грязным стеклом, через которое, по идее, должно было быть видно улицу. Но стекло было настолько замызганным, что ничего разглядеть не удавалось. Можно было лишь предположить, что за окном день.
Мужчина поправил волосы и легонько толкнул дверь. Та со скрипом отворилась. Он шагнул в комнату. Я за ним.
Мы оказались в обычном номере, видимо, очень дешевой гостиницы. Ремонт тут делали лет двадцать назад, равно как и меняли мебель. В центре комнаты стояла кровать с коричневым покрывалом. Напротив – деревянная тумбочка. На ней – телевизор. Мужчина подошел к кровати. Взял в руки пульт от телика и принялся переключать каналы. По телику, как всегда, показывали сплошную ерунду. Пока он щелкал кнопками, я попробовал по картинке угадать, что это за каналы.
– Да… посмотреть нечего, – грустно сказал мужчина.
– Мы что, сюда телевизор пришли смотреть?
– А что? Я живу в этом номере. Могу и посмотреть. Дай сюда.
Я протянул ему топор, он осторожно взял его. Покрутил в руках, стараясь найти наиболее удобную хватку.
– Кнопка всегда есть, – сказал мужчина, усмехнулся и… с силой ударил топором по телевизору. Ударил с размаху, весьма сноровисто. Будто дрова колол. Я думал, что он разрубит чертов ящик пополам. Но тот выдержал. Лишь по экрану побежали полосы, а из динамиков раздалось шипение. Потом телик заморгал, и сам собой включился какой-то странный канал, от всех прочих отличавшийся цветовой гаммой. Все в той программе было чрезмерно красочно, явно кто-то переборщил с контрастом. Шла передача о диких индонезийских племенах. Голые люди с копьями и топорами прыгали вокруг костра, танцевали, веселились, а потом вдруг с радостным улюлюканьем перерезали себе горло белыми костяными топорами и падали на землю, заливая ее ярко-алой кровью. Один жизнерадостный туземец, прежде чем вспороть себе сонную артерию, посмотрел в камеру и сказал: «А ты чего? Это не страшно. Как только я упаду на землю, все начнется заново! Попробуй! Тебе тоже понравится!»
Мне стало не по себе. Я посмотрел по сторонам, но длинноволосого человека в комнате уже не было. Я вдруг понял, что тот последний дикарь – это и был он. На экране телика, у костра, валялись мертвые туземцы. Очень громко пели сверчки. А в комнате на кровати лежал белый костяной топор. Я не собирался повторять эту глупость вслед за людьми из телепрограммы. Но ощущение, что я остался совсем один, очень сильно давило на мозг.
Я выскочил из комнаты и побежал вдоль бесконечного ряда дверей. Я бежал в полнейшей тишине. Я бежал очень быстро. Однако никак не мог добраться до лестницы или лифта. Мне очень хотелось найти выход. Но тщетно. Я сел на корточки и заплакал.
– Херст… Вильям Херст… Мне кажется, я попал в ад. Я заблудился… Я в аду… – Мои всхлипывания звучали так, будто их передавали по радио…
Я проснулся.
VI. ГРАНИЦА
Утром – кофе. Чтобы убить остатки сна. Или наоборот – вливаю кофеин, чтобы чуть торкнуло, чтобы из кайфа в кайф. Чтобы не понять переход. Сижу, пью кофе. И втыкаю в окно. Тебя уже нет. Даже записки нет. Если бы я снимал кино про этот день, то обязательно бы запустил в кадр муху. Маленькую, черную, назойливую муху, которая мельтешила бы в кадре и жужжала в абсолютной тишине. Причем так громко, что всем очень захотелось бы ее сразу убить. Возможно, Вильям Херст так же сидел когда-то у себя на кухне. Ждал ЕЕ. А она не шла. И муха кружила по кухне. А он был настолько подавлен, что даже не ощущал в себе силы встать и убить чертово насекомое.
Странно, наверное, – придумать человека. Оживить его в своих мыслях и, свыкнувшись с его псевдосуществованием, вдруг осознать, что он есть на самом деле. Очень странно. Еще более странно возвращаться мыслями к нему, спрашивать себя, что ОН делал в подобной ситуации. Да кто – ОН вообще? И на фига ОН мне сдался?
Сны Сирен… Сад Сирен… красиво. Красиво, черт побери. Мне сразу рисуются сады странных деревьев с золотыми листьями и цветами иланг-иланга… ярко-фиолетовое небо и бирюзовая вода в ручье. Такого никогда не увидишь. Нигде. Только там, в Саду Сирен.
Я пил кофе, смотрел на серую улицу, но видел совсем другое… видел красочный мир Вильяма Херста. Наш общий придуманный мир. Я замечтался и не сразу заметил, что давно уже звонит телефон. Пока я шел за трубкой в соседнюю комнату, звонить перестали.
«Странно, – подумал я. – Если бы звонил кто-то из своих, то перезвонил бы на мобильный. Если это кто-то чужой, то откуда он знает домашний номер? Значит, это либо очередная рекламная чушь, либо ошиблись номером».
Если честно, я вообще практически никогда не беру трубку домашнего телефона. Потому как совершенно не понимаю, зачем он вообще нужен. Ведь мы живем в эпоху, когда у каждого есть мобильник, свой личный номер. Ну и зачем, звоня мне, просить кого-то позвать меня, если можно сразу позвонить мне напрямую? Домашние телефоны – это бессмысленный аксессуар, предмет интерьера. Он может не работать. Может служить украшением журнального столика. По большому счету, вообще странно, что телефон звонит. Ведь не звонит статуэтка «Тиффани», не звонит сувенирная маска из Таиланда. Они просто лежат на своих местах. Тихо и бессмысленно.
Я вернулся на кухню и налил себе еще кофе. Почувствовав, что меня слегка мутит от переизбытка кофеина, отставил чашку и побрел в комнату. По-хорошему, мне надо собираться на работу. И так уже опаздываю. Но спешить совершенно не хотелось. Я медленно натянул свитер, джинсы, надел плащ, взял портфель с лэптопом и вышел на улицу.
Был февраль. Самый его конец. И погода стояла до странности теплая. Такое ощущение, будто начинается весна. Но было очевидно, что все это не на самом деле, что это так, понарошку. Еще грянут настоящие холода, со снегом и метелью. С десятиградусными морозами, упаси господи… Я шел по улице, стараясь не наступать в грязь и лужи. Перепрыгивал через куски талого прессованного снега и вдруг увидел светлую черту на черном асфальте. Фантастическое зрелище! Луч белого света, пробившийся между домов, начертил четкую длинную линию, прямо передо мной, как бы разделив мир на две части. Полоса света была сантиметров пятнадцать шириной, очень четкой. Как световой меч Джедая. Я остановился. Сложно сказать, что я почувствовал. Просто стало как-то не по себе. Я подумал: ну вот, мне надо сделать выбор, а выбор – это всегда потеря. Мне не хотелось ничего терять… И сделалось чуть-чуть грустно.
Я огляделся по сторонам. Мимо меня по своим делам спешили люди. Они совершенно не замечали этой странной полосы света, а потому бесстрашно пересекали ее. Будто они явились из другого мира. И не люди вовсе, а призраки. Ведь странно, что они столь смело идут вперед. Меня пару раз толкнули плечами и что-то буркнули, то ли извинения, то ли ругательства, мне было не разобрать. Наверное, я выглядел глупо: какой-то парень остановился посреди улицы и уставился в асфальт. Но на меня никто особо не обращал внимания, так же как и на эту странную световую черту, а потому неловкости я не чувствовал.
Разве что пес меня смутил. Бездомная псина брела по улице в том же направлении, что и я. Дошла до черты и села вразвалку. Пес посмотрел на меня и завилял хвостом. Большая рыжая добродушная дворняга. Грязная шерсть, грустные умные глаза.
– Что, ты тоже видишь это границу? – спросил я пса.
Пес, разумеется, ничего не ответил, лишь посмотрел недоверчиво на полоску света. Ясно было, что он все понимал и все видел.
– Ну, тогда пошли. Что мы стоим? А? – сказал я псу и шагнул вперед, через полосу.
Воображение подсказывало, что сейчас произойдет нечто. Я почувствую что-то вроде легкого удара током, все вокруг изменится, и я окажусь в параллельном мире. Возможно, мне даже хотелось чего-то эдакого… но ничего не случилось. Да и не могло случиться. Все это мое воображение, не более… Я сделал несколько шагов и остановился. Обернулся. Мне было интересно, пошел ли за мной пес. Но тот все так же сидел у черты, высунув длиннющий розовый язык, и вилял хвостом.
– Песик, песик… – поманил я дворнягу, причмокивая и показывая, будто у меня что-то есть в руке. Пес поднялся. И хотел было последовать за мной, но за пару шагов до черты остановился, повернулся и побежал в противоположную сторону.
Я пожал плечами и зашагал на работу.
Здорово жить в центре и работать неподалеку. За свое место я держался прежде всего из-за близости к дому. Ведь это замечательно – практически не знать, что такое пробки и давка в метро. На работу я всегда ходил пешком. И путь мой занимал минут двадцать пять, не больше. Мало кому в Москве выпадает такое счастье. И за него надо держаться сильнее, чем за большую белую зарплату, поверьте мне. Не будь этого очевидного преимущества, я бы давно попробовал найти что-то поинтереснее. Не могу сказать, что быть копирайтером – скучное дело. Напротив. Я всю жизнь мечтал о такой работе. Вот только клиенты у нашего агентства… ну… как бы сказать… не очень. Точнее, с позиции бюджетов, они о-го-го, но с позиции креатива, искусства… просто никакие.
