А Смирнова - Секреты мироздания
24 февраля 1871 года вышла в свет книга «Происхождение человека и половой отбор». Суть основной идеи книги сводится к следующему: «Наш предок был животным, которое дышало в воде, имело плавательный пузырь, большой хвостовой плавник, несовершенный череп и, несомненно, было гермафродитным! Вот забавная генеалогия для человечества» (из письма Дарвина к Лайелю от 10 января 1860 г.).
Доказательство происхождения человека от какой-то низшей формы Дарвин прежде всего строит на основе сопоставления физического строения тела человека и тел более низко организованных животных. «Всем известно, — пишет Дарвин, — что тело человека устроено по одному общему типу или образцу с другими млекопитающими. Все кости его скелета могут выдержать сравнение с соответствующими костями обезьяны, летучей мыши или тюленя.
То же самое замечается и относительно его мышц, нервов, кровеносных сосудов и внутренностей. Мозг, важнейший из всех органов, следует тому же закону…» Соответствие органов у организмов разных видов (гомологичность) становится вполне понятной, говорит Дарвин, «если принять, что они произошли от одного общего родоначальника и изменились с течением времени, приспособляясь к разнообразным условиям жизни. Со всякой другой точки зрения, сходство между рукой человека и обезьяны, ногой лошади, ластом тюленя, крылом летучей мыши и т. д. остается совершенно непонятным. Нельзя назвать научным объяснением ту теорию, по которой все они были созданы по одному идеальному плану. Что касается развития, то мы можем легко понять, почему зародыши столь различных животных сохраняют, с большей или меньшей полнотой, характер строения общего родоначальника, если мы допустим, что видоизменения, происшедшие в позднейший зародышевый период, были унаследованы в соответствующий же период развития. Никаким другим образом нельзя объяснить поразительного факта, что зародыши человека, собаки, тюленя, летучей мыши, пресмыкающегося и т. д. вначале едва могут быть отличимы друг от друга. Чтобы понять существование рудиментарных органов, нам стоит только предположить, что отдаленный родоначальник обладал этими частями в их полном развитии, и что под влиянием измененных условий жизни они значительно уменьшились или от простого их неупотребления или вследствие естественного отбора тех особей, которые были менее обременены этими излишними органами. Наряду с этими причинами влияли и другие…»
Человек в строении своего тела носит «ясные следы происхождения от какой-то низшей формы. Но, — пишет Дарвин, — мне могут возразить, что вывод этот содержит какую-то ошибку, потому что человек поразительно отличается от других животных по своим умственным способностям. Бесспорно, разница эта громадна, даже если сравнить умственные способности низшего из дикарей, не умеющего считать дальше четырех и с трудом употребляющего какие-либо абстрактные выражения для самых обыкновенных предметов или чувств, с умственными способностями высших из обезьян…
Если бы ни одно из органических существ, за исключением человека, не обладало какими-либо умственными способностями или если бы способности человека были совершенно иной природы, чем у низших животных, то мы никогда не были бы в состоянии убедиться в том, что наши высокие способности развились постепенно. Но можно ясно доказать, что коренного различия в этом отношении [между человеком и животными] не существует.
Мы должны также согласиться с тем, что различие в умственных способностях между одной из низших рыб, например, миногой или ланцетником, и одной из высших обезьян гораздо значительнее, чем между обезьяной и человеком. Это громадное различие сглаживается бесчисленными переходными ступенями.
Точно так же нельзя назвать ничтожной разницу… в умственных способностях между дикарем, с трудом употребляющим какие-либо абстрактные выражения, и Ньютоном или Шекспиром.
Различия подобного рода между величайшими людьми наиболее развитых рас и низшими из дикарей тоже связаны между собой тончайшими переходами. Поэтому возможно, что различия эти переходят одно в другое и развиваются одно из другого.
…В умственных способностях между человеком и высшим млекопитающим не существует коренного различия», — утверждает Дарвин. — Но… каким же «образом развились впервые умственные способности у низших организмов — это такой же безнадежный вопрос, как и тот, каким образом впервые развилась жизнь. Такие проблемы принадлежат далекому будущему, если только их когда-либо суждено решить человеку.
Так как человек обладает органами чувств, одинаковыми с низшими животными, то и основные побуждения его должны быть одинаковы. У человека и животных существует, кроме того, несколько общих инстинктов, например, чувство самосохранения, половая любовь, любовь матери к новорожденному детенышу, способность последнего сосать и т. д.»
Нельзя отрицать прогрессивное развитие, считает Дарвин, умственных и нравственных способностей человека, потому что «мы ежедневно видим примеры развития этих способностей в каждом ребенке и могли бы проследить совершенно постепенные переходы от ума полного идиота, более низкого, чем ум самого низкого животного, до ума Ньютона. Нет сомнения, что существует огромная разница между умом самого примитивного человека и самого высшего животного. Если бы человекообразная обезьяна могла иметь беспристрастный взгляд относительно самой себя, она бы допустила, что, хотя она умеет составить искусный план грабежа сада, знает употребление камней для драки или разбивания орехов, — мысль об изготовлении из камня орудия все-таки далеко выше ее сил.
Как бы ни было велико умственное различие между человеком и высшими животными, оно только количественное, а не качественное… Чувства и впечатления, различные эмоции и способности, как любовь, память, внимание, любопытство, подражание, рассудок и т. д., которыми гордится человек, могут быть найдены в зачатке, а иногда даже и в хорошо развитом состоянии у низших животных. Они способны также к некоторому наследственному усовершенствованию, как мы видим на домашней собаке в сравнении с волком или шакалом. Если бы можно было показать, что известные высшие умственные способности, как, например, самосознание, формирование общих представлений и пр., свойственны исключительно человеку, что крайне сомнительно, то не было бы невероятным допущение, что эти качества являются привходящим результатом других высокоразвитых интеллектуальных способностей, а последние представляют, в свою очередь, результат постоянного употребления совершенной речи. В каком возрасте новорожденное дитя приобретает способность к отвлеченным понятиям или делается самосознательным и начинает размышлять о своем существовании? Мы не можем ответить на это, как не можем ответить на тот же вопрос относительно животных в восходящей органической лестнице. Полуискусственный и полуинстинктивный характер речи все еще носит на себе печать ее постепенной эволюции…
Если допустить, что человекообразные обезьяны составляют естественную подгруппу, то, на основании сходств между ними и человеком, не только по признакам, которые он разделяет со всей группой узконосых [обезьян], но и по другим особенным признакам, например, по отсутствию хвоста и седалищных мозолей, а также по общему виду, мы имеем право предположить, что нашим прародителем был какой-нибудь древний член человекообразной подгруппы. Мало вероятия, чтобы один из членов какой-либо из других низших подгрупп мог посредством аналогичных изменений дать начало человекообразному существу, сходному в столь многих отношениях с высшими человекообразными обезьянами. Нет сомнения, что человек претерпел громадное количество видоизменений сравнительно с большинством своих родичей, главным образом в результате значительного развития его мозга и вертикального положения. Тем не менее, мы должны помнить, что он представляет лишь одну из нескольких особенных форм приматов».
Две главные группы обезьян — узконосые и широконосые (с их подгруппами) произошли от общего древнего родоначальника. Древние потомки последнего, «прежде чем они дивергировали друг от друга, должны были составлять одну естественную группу. Но некоторые из видов или зачинающихся родов должны были уже указывать своими дивергирующими признаками на будущее отчетливое разделение на узконосых и широконосых обезьян. Отсюда следует, что члены предполагаемой древней группы не должны были отличаться таким однообразием в строении зубов или ноздрей, как существующие теперь узконосые обезьяны, с одной стороны, и широконосые, — с другой, но что они имели в этом отношении больше сходства с родственными им лемурами, которые весьма отличаются друг от друга по форме морды и еще более по зубам. Пробел между человеком и его ближайшими родичами в этом случае сделается еще больше, потому что он будет лежать между человеком, можно надеяться, еще более цивилизованным, чем кавказское племя, и какими-то обезьянами, настолько низкими, как павианы, тогда как теперь этот пробел идет от негра или австралийца к горилле.
