Рик Джароу - В поисках священного. Паломничество по святым землям
Вернувшись в Хайфу, мы посетили пещеру, в которой, по преданию, пророк Илия укрывался от Ахаба, а потом посмотрели на гробницу Бахая. На следующий день мы отправились в Галилею, где Иисус общался с народом. Мы сидели молча, и в этой тишине не было никаких разногласий. Но вскоре тишину стали нарушать прибывающие один за другим автобусы с американскими евангелистами. Они собрались на горе, пели песни и слушали проповеди о хлебе и рыбах, о грядущем конце времен. Было что-то нестерпимо противоречивое в этой картине, сотканной из идеально белых рубашек, затянутых галстуков и славных песнопений, растворяющихся в воздухе. Возможно, дело было в гипертрофированной вере в воскресение, они как бы говорили Ему: «Привет, как дела? Ты спасся?» Но я быстро осознал, что дело во мне – это моя проблема, и противоречие порождено исключительно моей реакцией. Я повернулся к Мишель. Ей, похоже, тоже было немного не по себе, несмотря на все ее благочестие и почитание христианского самосознания.
На обратном пути мы говорили о людях и местах. Мишель то и дело случайно касалась меня, но быстро отстранялась.
– Иногда, во время молитвы или в церкви возникает такая тишина, что все останавливается, – она выдержала короткую паузу. – Как бы высоко я ни взбиралась, я никогда не оставляю Иисуса.
Мы сидели молча. Автобус проехал мимо горы Фавор и повернул в пустыню.
Знал ли бедный назарянин, во что все это выльется? Идолы Запада, переписанные тексты, политическая истерия…
– Когда доберешься до Иерусалима, – сказала вдруг Мишель, – обязательно прогуляйся под стенами Старого города ночью, когда никого нет. Там можно по-настоящему его почувствовать.
Иерусалим
Мы ехали по пустыне. Полумесяц сиял в идеально синем ночном небе, на котором начали появляться первые звезды. В автобусе мы потягивали горячий чай и смотрели на бескрайние горизонты дюн. На просторах бесплодного песчаного ландшафта возникали время от времени военные сооружения. Когда мы подъезжали к городу, сердце мое забилось от волнения, а в памяти всплыли слова: «О, Иерусалим, Иерусалим – город, в котором убивают пророков и побивают камнями посланцев».
Стены Старого города были хорошо видны даже ночью. Они возвышались над холмами Иудеи, а за ними виднелась величественная мечеть Омара, на месте которой раньше стоял Великий храм Иерусалима. Как бы простой человек описал это зрелище от лица Бога? «Сколь долго еще буду собирать я вместе детей своих, как куропатка собирает свой выводок под крылом своим?» В этот момент я ощутил, что достиг всей полноты своей жизни. Теперь я был дома – в святом городе, под крылом у Бога в граде Господнем, в приюте искупления.
Улицы Старого города были до боли знакомы мне, словно моя душа ходила прежде по ним и даже слышала шаги Мастера. Все это было более чем реально. Все это уже случалось прежде на этой земле, в этом городе. Он ходил по этим улицам, общался с народом. Иерусалим был местом, в котором воедино сливалось все – купола и кресты, полумесяцы и звезды.
Игривый танец Кришны, первобытная ясность сидящего Будды, форма и пустота… Иерусалим проявлял себя иначе. Он был центром мира, в котором Бог явил себя человечеству. Но сейчас этот дом был разорен, забыт. И кто придет сюда от имени Бога теперь?
У Ворот Яффы я пал ниц и целовал землю. Наконец-то я пришел в Иерусалим.
На автобусной остановке мое внимание привлекло объявление о сдаче комнаты в одном хостеле. Я сразу понял, что именно здесь я и остановлюсь. Я пошел по узким улицам в сторону Дамасских ворот. Прямо за воротами ко мне обратилась молодая женщина. На ней были джинсы и синий плащ. Ее лицо, вкупе со взъерошенными волосами, выражало какую-то дикую решимость. Она сообщила, что ею овладел Святой Дух, она была спасена Иисусом Христом, и за это ее выставили из отеля. Поскольку денег у меня было немного, я сказал что-то вроде: «Не беспокойся, Господь не оставит тебя в нужде». Она гневно закричала в ответ: «Не смей поучать меня! Моими устами гласит сам Святой Дух, и он хочет, чтобы ты заплатил!» Она начала проклинать меня за то, что я американец, а потом принялась поносить всех постояльцев своего отеля. Я пошел прочь, испытывая сложный коктейль чувств из вины и смущения. Иисус говорил нам возлюбить ближнего своего, но когда пытаешься следовать этой заповеди, обычно тебя хватает не больше чем на десять минут. Я должен был дать ей что-нибудь или отвести куда-нибудь. Я вернулся на площадь, но ее уже не было.
Мне выделили одну из восьми кроватей, заполняющих практически все пространство погруженной в синий полумрак комнаты хостела «Палм». Женщины и мужчины – все спали, где хотели. Никому до этого не было дела. На щербатых стенах фойе висело послание, написанное крупным шрифтом: «Благословенны приходящие от имени Господа». На подоконнике лежали стопки бесплатных экземпляров Библии Гедеона.
Фойе было также и местом для отдыха. На регистрационной стойке стоял большой магнитофон, из которого вырывались звуки рок-музыки – играли песни группы «The Doors», и слышно их было даже на улице. Рядом сидели какие-то парни, курили и качали головой в такт музыке. Девушка за стойкой в рубашке с бретельками слегка пританцовывала. Остальные бесцельно входили и выходили. В углу стояла небольшая плита, на которой кипятили воду для чая. Здесь были представлены почти все национальности. Некоторые из этих людей устраивались на какую-нибудь работенку в госпиталь или хостел наподобие этого, и были полны решимости остаться здесь навечно. Слава Богу, здесь не было никаких проповедей. Снаружи тебя ждали сотни религиозных пророков и фанатиков, готовых наложить на тебя свои руки. В «Палме» все было спокойно.
Сквозь окно хостела пробивался свет утреннего иерусалимского солнца. На выстроенных в ряд койках спали люди. Я на цыпочках, чтобы никого не разбудить, пробрался в душ. Душевая представляла собой небольшую продолговатую комнатку, выложенную кафелем тусклого желтого цвета, со щербатыми стенами, подпирающими высокий потолок. Полиэтиленовая занавеска, совсем изорванная, неуверенно висела на перекладине, которая, казалось, рухнет в любую минуту. Нащупывая зубную щетку, я решил взглянуть, нет ли трещин на зеркале, висящем на стене, вдруг почему-то вспомнив, что смотреться в разбитое зеркало – дурная примета. Рука моя соскользнула и… слегка задетое зеркало тут же упало на кафельный пол, разлетевшись на тысячи мелких осколков.
Все утро я размышлял о разбитом зеркале. Что бы это могло значить? Если верить приметам, то впереди меня ждали семь лет неудач. И тут же мысли о болезнях, несчастных случаях, смерти, неудачах и тому подобных невзгодах стали чередой проплывать в моем сознании. В конце еврейской свадьбы всегда разбивают стекло в память о темной стороне жизни, о разрушении храма в Иерусалиме, как бы напоминая, что и твое собственное стекло вскоре разобьется.
Днем я отправился к Западной стене, к «Стене Плача», и стоял там в окружении многочисленной толпы, слушая молитвы и душеизлияния. Длиннобородые хасиды и ортодоксы, одетые в черные костюмы и широкополые шляпы, раскачивались взад-вперед перед последним бастионом старого храма, произнося молитвы, звук которых сливался в монотонный стон:
Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! Он стал, как вдова; великий между народами, князь над областями сделался данником. Горько плачет он ночью, и слезы его на ланитах его. Нет у него утешителя из всех, любивших его; все друзья его изменили ему, сделались врагами ему. Иуда переселился по причине бедствия и тяжкого рабства, поселился среди язычников, и не нашел покоя; все, преследовавшие его, настигли его в тесных местах.
Плач Иеремии
Я поднялся по ступеням наверх к тому месту, где раньше стоял Великий Иерусалимский храм, а теперь на его месте стоит мечеть Омара. Говорят, только мусульманин может войти в мечеть. И тогда я стал мусульманином, и вместе с другими паломниками преклонил колени на коврике, совершая молитву. Позже я уединился и любовался оливковыми рощами Иудеи. Скала, сцена жертвоприношения Исаака, разбитое зеркало, сломанная стена, сгоревшие крыши и башни – все это наводило на мысли о предстоящем конце мира, погибающего в очередной религиозной войне. «Ты не последовал моему завету, и каждый, творящий зло, нечестив пред лицом Бога». Сбудутся ли древние пророчества? Прольет ли Бог свой гнев на земли Израиля? Будет ли осуждена земля и все живущие в ней? Образ разбитого стекла прочно засел в моей голове.
Воздух базаров Старого Иерусалима был пропитан густым ароматом чая и дымом. Арабы продавали ткани и сувениры западным туристам, но без особой суеты: они медленно пыхтели трубками своих кальянов, прислонившись к тонким стенкам своих лавок. Кажется, никого здесь не беспокоило, кому сегодня принадлежит этот город. Вдоль выкопанных валунов на Крестном пути шли христианские паломники из Европы. Респектабельные и хорошо одетые, они следовали по четырнадцати остановкам, которые Христос совершил во время своего крестного хода. А я подумал, что мог бы навечно остаться здесь, посвятив себя одному-единственному занятию… чаепитию. Я выбросил из головы осколки разбитого стекла – все до последнего. В конце концов, что такого могло произойти со мной, чего еще не случалось с этим городом? Я сделал еще глоток чая, дополнил его глотком свежего воздуха, в котором угадывались самые разные ноты базарной жизни. В этот момент мне больше ничего не было нужно.
