Наталья Нечаева - Восьмой ангел
— Бесполезно, — качнул головой Барт. — Женщины в ночных посиделках не участвуют. Им надо вставать до света. Пацанов будем искать.
Увы, ребятни на улицах не наблюдалось. Догонские мальчишки, видимо, полностью поддерживая деревенский уклад, мирно спали.
Друзья сделали круг по деревне. Между двумя современными догонскими жилищами, двухэтажными «особняками» с террасами наверху, притулилось странное неказистое строеньице, глиняный фасад которого сверкал ярко начищенным металлическим полумесяцем.
— О, — удивился Адам, — что я вижу, неужто — мечеть?
— Она самая, — согласился Макс. — Они теперь чуть ли не в каждой догонской деревне присутствуют.
— Молодцы, — одобрил Адам. — А говорят — дикари. Какие ж дикари, если к истинной вере приобщаются?
— Не обольщайся, — остудил его Барт. — Догоны как были анимистами, так и остались. Их уже несколько веков исламизировать пытаются. Без толку. Сам много раз наблюдал: приедет какой-нибудь проповедник, подарки раздает, деньгами сорит. Догоны очень внимательно его слушают, кивают, улыбаются, дары с удовольствием принимают, а потом — вежливо прощаются и уходят. Якобы в одиночестве поразмышлять о Магомете.
— Да знаю я все, — улыбнулся Адам. — Хитромудрые, почище евреев! Да и жалко будет, честно говоря, если такая культура погибнет.
— Адам, — притворно возмутился Макс, — как ты можешь? А еще правоверный мусульманин! В мечеть-то не зайдешь?
— Вот как только твоих подружек отыщем, так сразу, — хохотнул приятель. — Поблагодарить пророка. А тебе-то и свечку поставить некому будет! Православные попы досюда не добрались? Не хотят толстыми задницами трясти?
— Ничего, — хлопнул друга по плечу Барт, — найдем близняшек, сумею Бога отблагодарить.
Они почти подошли к краю деревни, вот уже и острый выступ ущелья, окружающий Дуру правильным полукругом, вот и утес, один из тех самых, знаменитых, где на самом верху, как военные бойницы, щерятся древние пещеры загадочного народа телем, жившего тут еще в до-догонские времена…
— Эй! Эй! — выскочила откуда ни возьмись высокая худая африканка. — Сюда не ходите! Нельзя! Плохо будет! Тут — духи!
Из-за ее спины выглянул такой же худой, черный, как обугленная головешка, мальчишка и тоже предупредительно замахал руками.
— Нет, нет, — попятился Барт, увлекая за собой друга. — Мы знаем, что туда нельзя. Мы ищем двух девушек, белых, не видели?
Женщина отрицательно мотнула головой, а пацан широко улыбнулся, открыв рот, в котором отсутствовали передние зубы.
— Я видел! Они одинаковые, да? Как Номмо?
— Пойдем, Макс, — потянул его Адам. — Парнишка просто денюжку хочет. Причем тут Номмо?
— Погоди, — отмахнулся Барт. — Он все правильно говорит. Ты что, забыл? По их мифам Номмо — близнецы. Иди сюда, — позвал он мальчишку и демонстративно вытащил бумажник.
Повествование беззубого аборигена запутало ситуацию окончательно. Пацан рассказал, что одинаковые девушки сидели с Саиду, смотрели танцы, потом остался только Лади. Они вместе лепили кукол, потом пили ши, а потом пошли летать. А он ушел спать, и как они летали — не видел.
— Что такое ши? — спросил Адам. — Пиво?
— Нет, — задумался Барт. — ши — это одно из наименований карите, дерево такое, знаешь?
— Я не ботаник, кроме пальмы и баобабов, другие деревья тут и не видал.
— А карите здесь и не растет. Это довольно редкое растение. Что-то типа нашего русского дуба, выносливое, живет несколько столетий, а в высоту — от десяти до двадцати метров. Гигант.
— Ну-ну, и что это за чудо такое? — заинтересовался Адам.
— Действительно, чудо. Из него и хлеб пекут, и масло жмут, и плоды, как сладости, едят. Масло ши известно во всем мире со времен Клеопатры, которая употребляла его для сохранения молодости. Это масло сейчас и в лекарствах используют, и в косметике, и даже, смешав с землей, им дома вместо извести обмазывают. Ну, понятно, и еду на нем готовят. Я как-то в Судане сильно обгорел, температура поднялась за сорок, так меня этим маслом натерли, через полчаса озноб прошел, а утром встал — ни следа от ожога.
— Так оно в Судане растет, это карите?
— Ну да, а еще в верховьях Нила между Сенегалом, Нигерией и Буркина-Фасо. Короче, в континентальной Африке.
— А тут?
— Нет, карите — абсолютный эндемик. В Мали оно есть, но только не в Бандиагаре.
— Масло — ладно. А плоды? С ними что делают?
— Что можно делать с плодами? Едят. Я как-то пробовал там же, в Судане, на празднике, уникальное блюдо из коричневых бобов, приготовленное как раз на масле ши, из орехов первого урожая. Рецепт блюда — страшная тайна.
— А вкус?
— Добавки я не попросил, — улыбнулся Макс. — Весьма странный вкус.
— Ну, а живые плоды? Какие они?
— Внешне — что-то среднее между авокадо и сливой. А на вкус, говорят, они как груши, только очень сладкие.
— Говорят? А сам что, не пробовал?
— Нет. Везде, где растет карите, утверждают, что белому человеку эти плоды есть нельзя. Окочурится.
Барт выговорил эти последние слова и почувствовал, как тело пробирает озноб: а что, если борзогон накормил девчонок карите? Как раз сезон…
— Парень, — повернулся он к почтительно застывшему мальчишке. — А они ши — ели?
— Нет, — весело помотал головой смышленый ребенок. — Только пили.
— Ничего не пойму, — сокрушенно понурился Макс. — Ни разу не слышал, чтобы из карите готовили напиток. Пацан, наверное, что-то путает.
— Слушай, — повернулся к мальчишке Адам.
Но в это время хлынул дождь. Даже не хлынул. И не дождь. Водопад, мощный, яростный, веселый, обрушился с низкого неба плашмя, как тяжеленная мокрая плита, заставив мужчин шмякнуться наземь и прикрыть головы ладонями.
Через несколько секунд давление воды несколько ослабло, и удалось встать.
— Идите сюда! — махнул рукой мальчишка из-под скального козырька.
Приятели юркнули под защиту каменного свода, и ощущение, что они стоят внутри сильнейшего водопада, стало абсолютным. Вода падала ровной, теперь отвесной стеной, серой и плотной.
— Слушай, как похоже на Мурманск, — задумчиво проронил Барт. — Мы там попали примерно под такой ливень, когда ехали из аэропорта. Правда, он тут же сменился снегом.
— Будем надеяться, что здесь снег не случится, — хмыкнул Адам. — Иначе мы превратимся в пикантные сосульки! Хотя — вряд ли, — он взглянул на навороченные часы, — даже в такой ливень — двадцать четыре градуса. Макс, а ты наверху, в пещерах был? — повернулся он к Барту. — Может, там твоих красавиц поискать?
— Как бы они туда попали? — спросил Барт. — Отвесная стена, высота метров триста. Туда догоны-то попасть не могут.
— Так ты там не был?
— Был, вместе с голландцами. Они тогда кучу техники натащили, хогон разрешение дал, слазили один раз.
— Ну, и что там?
— Там…
Макс полуприкрыл глаза и словно тут же оказался в удивительном месте — верхнем ярусе догонского утеса. С земли он многократно любовался многочисленными балкончиками, напоминающими часовни, круглыми отверстиями разной величины, сквозь которые по вечерам, когда солнце освещало скалы, можно было разглядеть какие-то внутренние строения. Никто из его знакомых-этнографов не бывал внутри этой загадочной горы, и Барту страшно повезло: приятель-голландец пригласил его с собой, как знатока догонской мифологии.
Пока монтировали легкую ступенчатую вышку, которую доставил вертолет, Барт вглядывался в вертикальную стену и пытался сообразить, каким образом забирались туда догоны. Или телем. Кто сейчас с точностью установит, кому именно принадлежат эти пещеры? Телем, как гласят догонские мифы, умели летать. Потому и строили жилища в недоступной вышине утеса. А еще они были маленькими и краснокожими, то есть карликами. И прямые предки догонов, согласно мифам, тоже карлики-иебаны. Те самые, что родились у земли после того, как ее изнасиловал родной сынок Йуругу. Вроде бы, эти карлики дали догонам огонь, обучили ремеслам.
В цепочке ученых, поднимающихся на утес, Макс шел четвертым, замыкающим. И когда, наконец, ступил вслед за остальными внутрь первого отверстия, оказавшегося довольно большим, примерно, как железнодорожная цистерна, то едва не вскрикнул от изумления.
Огромное пространство пещеры, расходящееся в стороны и теряющееся во мраке, производило впечатление натурального города. Правда, здания, которыми он был застроен, выглядели весьма необычно. Почти все круглые в основании, они возвышались, подпирая невидимый свод, на четыре-пять метров и в сумрачном таинственном подземелье выглядели просто гигантскими! Одни из них напоминали правильные цилиндрические башни, другие — сходились кверху острыми конусами. Во всех — круглые или овальные окна. Большинство сделано из глины, некоторые вырублены из песчаника, то есть материнского тела самого утеса.
