Андрей Васильченко - Миф о вечной империи и Третий рейх
Сущность всех утопий в том, что они никогда не станут действительностью. Это суть всех хилиастсюЛс надежд, которые никогда не осуществятся. Это и тысячелетнее царство, которое всегда жило только в пророчествах, но никогда не являлось людям,
Маркс никак не обосновал свою мысль. Если бы он только предпринял попытку доказать ее при помощи прошлого, то он должен был уступить фактам — будущее получалась совершенно иным, нежели представлялось в настоящем. Но Маркс все-таки аргументировал свою мысль. Он говорил: «Если тщательно наблюдать, то можно обнаружить, что сами задачи берут начало там, где их решение подкреплено соответствующими материальными условиями или, по крайней мере, наличествует процесс их становления». Но кто ставит задачи, которые мы не можем даже предполагать? Они ставят сами себя? Кто создает, а затем использует в своих целях материальные и духовные условия, в которых он находится? Кто же ставит эти задачи независимо от того, выполнимы они или нет?
Маркс проник в материю, но так и остался там. Подобно Марксу социализм сегодня остается самим в себе, Марксизм выводил материю из материи, определял ее изменения, но не задавался вопросом о ее основаниях. Маркс сам работал над недостаточностью своего учения, которое довольствовалось тем, что объясняло сущее посредством воздействия и взаимодействия, поставив их на вершину своей материалистической диалектики. Он опережал доказательства. Он исходил из своего учения как факта. Он не считался с первопричинами и не замечал, загонял еще больше вовнутрь вопрос о первопричинах. Он с удивлением смотрел на материю: материальную материю, статичную материю, рациональную материю. Он проводил в жизнь принцип «полной приземленности», а потому мир был для него лишь только материей. Именно это отношение к материи марксисты сделали главной заслугой Маркса и его выдающимся достижением. Но всегда остается вопрос: кто приводит материю в движение?
Идея, на которой Маркс базировал свое учение, восприняла мысль об эволюции и превзошла либеральный прогрессизм, который также рекомендовал эволюционные идеи для общественной жизни. Но Маркс считал, что она должна завершиться социалистической совершенной идеей, которая предстанет в форме «выполненных задач». Маркс полагал, что развитие совершается поступательно, порождая цепь новых и неизбежных следствий. Он полагал, что можно установить не только направление, в котором пойдет это развитие, но и его конечную цель, которой оно должно достигнуть. В его случае совпадают направление пролетарского движения XIX века и социалистическая цель в предстоящем столетии.
Маркс не видел, что вещи, прежде чем развиться, должны были возникнуть. Он не видел также, что то, что мы называем развитием, относится к процессу, который предполагает возникновение, который совершается скачкообразно и совершенно непредсказуемо. И он подавно не видел, что окружение возникших и развивающихся вещей не способствует решению задач, но перечеркивает и снимает их некими контрзадачами.
Мы люди, которые всегда искали морской путь в Индию, дабы за морем обнаружить Америку. Нашей целью является неизвестная для нас страна, об условиях жизни которой (материальных, духовных) мы ничего не знаем. И лишь вступив на ее землю, мы можем подвести итоги, соотнести причины и действия,
А до тех пор, пока мы, которые не увязываем судьбу с сознанием, полагаемся на нашу волю и нашу смелость, следуем за голосом нашей интуиции. И мы говорим о провидении, так как сами не в состоянии предвидеть, что за участь уготована нам.
IIМаркс всегда выступал против социальных утопий. Но делал он это с поразительным усердием, подобно человеку, отвергающему качества, которыми он сам обладал.
В действительности, марксизм обладает всеми признаками материалистичной утопии. Маркс доверил пролетариату perpetuum mobile[7], о котором его логика говорила, что это не только логично, но и достигаемо. Но сам мир — это некий perpetuum mobile. А Творец не позволяет вмешиваться в свои дела.
Рациональная логика относится к истине как статичному опыту, данному нам в действительности. Она охватывает все досягаемое, но только не решающее. Логика убеждает нас в существовании прогресса, но история опровергает этот домысел. Человечество всегда решалось на прорыв, не имея конкретного пути, не говоря уж о цели. В этой плоскости лежат все его действия. И из преодоления самого себя, не имея уверенности, что поставленные задачи можно решить, получаются все ценности, которые мы постигаем как историю: ценности, возникшие из свободного побуждения, между которыми мы можем установить внутренние связи, но никак не постепенное развитие — от данной ценности к другой.
Этими ценностями мы должны быть обязаны таланту, чуду, милости — но не расчету. Кто хотел быть хитрым, тот, пожалуй, сводил свою жизнь к арифметическому примеру, который должен был по своим догадкам уверенно исчислить. Но именно он, который стремился исправить Творение, остался ни с чем, как остался ни с чем социализм, который тоже хотел быть математической формулой. Доля расчетов в истории крайне незначительна. Исчисления всегда являлись лишь средством для достижения цели, естественным средством политических людей. Но она имеет границы в неподдающемся учету. Самое точное вычисление будет всегда проводиться не с чем-то неуклюжим и близким фактам, а с удаленной неизмеримостью. Вычисления как самоцель в лучшем случае применимы к короткому промежутку времени, когда можно предусмотреть ситуацию тех или иных личностей. Но они всегда должны быть готовы, что из пространства непредвиденного возникают явления, которые вытесняются из предполагаемого, уже почти совсем наступившего направления развития и превращают все планы в огромную кучу мусора, вызывая разочарование человечества.
Марксистских вычислений было достаточно для 1875 года, но не более, сейчас они лежат в руинах, и даже доктринерам не удается склеить их и собрать в единое целое, которое, несомненно, существовало в видении Карла Маркса. Его действия предопределялись холодным расчетом, который исходил из того, что людям самим не удастся выбраться из нищеты. Он осматривался среди революционеров своего времени и убеждался, что ни религия позитивизма, исповедуемая Сен-Симоном и Конте, ни икарийские фантастические игры, которым предавались Кабе, Фурье и Проспер Анфантен, ни даже социальная критика, высказываемая Прудоном, не могли вызвать окончательного изменения человеческого общежития. Он изучил историю всех революций и установил, что «современная мифология», как он называл принципы Свободы, Равенства и Братства, хотя и изменила мир политический, но оставила социальный таким, каким он и был. Мы видим, что христианство не воплощает Христа, что его послание не исполнено людьми в точности, хотя святость была зря потрачена в ожесточенной борьбе его последователей. А что можно сказать о тех добродетелях, на которых Платон построил свое философское государство, предпосылкой которого являлось рабство? О платоновских добродетелях, которые оказались еще бессильнее, чем христианская вера! Тысячелетиями люди трудились на земле, но счастье всегда находилось где-то «там», а несчастье «здесь». Никакая религия, никакой гуманизм, никакое государственное искусство не были в состоянии положить конец этой несправедливости. Никакие духовные, нравственные, политические влияния, оказываемые на человека, не могли убедить его в существовании социальной справедливости. Вина лежала на тех людях, которые не были в состоянии поровну разделить полученные ценности. Плоть всегда слаба. Человек всегда думал сначала о себе. Маркс задумал овладеть этим человеческим эгоизмом и соблазнить слабость плоти.
Как этого можно достигнуть, если он показывал утопию массового государства, в котором каждый находился на своем месте, да к тому же каждому гарантировалось благополучие? Как этого можно добиться, если он обращался к пролетариату и совершал социальный переворот в человечестве на основе классов? Как, если он призывал современных рабов к новому экономическому восстанию Спартака? Маркс брался за эту проблему не изнутри, а снаружи. Он отказался от предварительного изменения человека, рассчитывая лишь на его природу и его слишком человеческую алчность. Он опирался не на человеческую силу, а на человеческие слабости и мало заботился об «уроне», который они могли нанести «душе», он указывал им на «мир», который должен был принадлежать им. Не так ли Искуситель предлагал Христу, как нам сейчас предлагают помочь? Также и Маркс хотел помочь людям, так, как он полагал, им надо помогать, А люди слишком охотно согласились, чтобы им помогли. Однако основатели великих религий сулили вечную жизнь, а потому не держались за жизнь преходящую. Но Маркс пошел другим путем, нежели делали они. Он обратился к людям слишком по-человечески. Он весьма грубо, почти обыденно сыграл на их экономических интересах. Его поступок оказался уловкой.
