Наталья Нечаева - Седьмая раса
— Так вы на Вещун не полетите?
— Нет, не успеваем. Так что жди. Я скоро. Как там мои гаврики, не объявились?
— А что, вы с ними в сопках не встретились? Я думала, они с вами.
— Нет, Маш, Рощин говорит, что они в городе. Вроде как запили…
— Да? Все может быть. Оль, ты вспомни наши практики… Ну, студенты, что с них взять? Может, в милицию обратиться, чтоб ты так не дергалась?
— Не надо пока. Вдруг объявятся. Ты уж тогда их не отпускай, ладно?
— Лелька, я их под замок посажу! — весело пообещала подруга.
Не успела девушка отключиться, как раздался еще один звонок. На этот раз и впрямь — Шубин.
— Ольга, уточните координаты, я отправляю вертолет.
Славина протянула трубку Рощину:
— Влад, он хочет знать координаты для вертолета.
Рощин о чем-то быстро переговорил с вице-губернатором, Ольга не прислушивалась. Вернул телефон, потер руки.
— Ну что, приступим?
Журналистка припала к глазку камеры. Сняла панораму окрестных сопок и безоглядной зеленой тундры, темный скальный массив на краю площадки, саму площадку, «наехала» на сейд, громадный, черно-серый, с маленькой розовой шапкой на плоской голове. Мегалит держался на трех небольших камнях-подставках: светло-сером, кирпично-коричневом и бело-розовом. Под неуклюжим массивным туловищем глыбы виднелась глубокая, уходящая в темное чрево земли расщелина. По самому ее краю, практически захватывая боковину, выползала на скалу белая, с грязно-желтыми прожилками, широкая кварцевая жила. Ольга все это тщательно сняла, меняя ракурсы и углы, вернулась к Рощину:
— Влад, это и в самом деле классический сейд? И кварцевая жила, и разлом, и подставка, и шапка.
— Оленька, ты — умница! — радостно согласился Рощин. — Все заметила! Ну, а на ощупь?
— Забыла… — покаянно произнесла Славина, протянула ладошку и приложила к мегалиту.
От камня тянуло прохладой, но не зимним холодом мертвой глыбы, а свежестью летнего вечера или живительной росой раннего утра. Короче, эта прохлада была живой!
Макс наблюдал за Ольгиной суетой, нервно теребя молнию ветровки. Наконец он не выдержал:
— Оля, ты можешь меня выслушать?
— Да? — вопросительно взглянула на него Славина.
— Оля, — Барт очень волновался, так, что не мог это скрыть, — Рощин затевает весьма опасное дело. Мы не знаем, как поведет себя в случае активации сейд, как это отзовется на скальном массиве, чем закончится выброс энергии.
— Но Влад будет делать это не впервые! — возразила Ольга. — Ты что, не доверяешь ему?
— Пойми, тут дело не в доверии, а в недостаточном количестве знаний о последствиях активации. Разбудить силу природы — это одно, а уметь с нею совладать — совсем другое. Поверь, мне несколько раз доводилось присутствовать при экспериментах типа этого, и заканчивались они всегда непредвиденно и, увы, трагически.
— Макс, по-моему, ты стараешься меня напугать! — ехидно улыбнулась журналистка.
— Именно, — серьезно согласился Барт. — Я — ученый. И то, что сегодня происходило здесь, на Сейв-Вэре: галлюцинации, радоновые ловушки, исчезающие речки, атака феромонов, — все это говорит о том, что плато живет своей энергетической и очень сложной жизнью. И сейчас, в полнолуние, видимо, особый период активности. Любое вторжение, любая попытка повлиять на изменение энергий может окончиться плачевно. Я прошу тебя…
— Но ты же не возражал против активации на Вещуне? — удивленно спросила Ольга.
— Вещун — место принципиально другое. И потом, там Рощин уже делал это. Здесь же последствия предсказать нельзя, пойми!
Славина огляделась вокруг, с удовольствием вдохнула чистейший воздух, погладила на теплой щеке солнечный лучик, прислушалась к спокойной усыпляющей тишине.
— Макс, насколько я понимаю, тебя сюда никто силком не тащил. А я, между прочим, прилетела из Москвы специально ради этого! — Ольга объявила это с вызовом, словно обвиняя Барта в откровенной трусости, и, давая понять, что разговор окончен, снова приникла к глазку телекамеры.
Рощин складывал у подножия облюбованного сейда, прямо на выходе кварцевой жилы, небольшой аккуратный костерок. Сухие березовые полешки, ветошь, старые газеты поочередно извлекались из необъятного рюкзака и укладывались ровной горкой. Рядом лежал какой-то объемистый тяжелый сверток, упакованный в холщовые тряпки и укутанный полиэтиленом.
Наконец, священнодействие над сооружением кострища было закончено, Влад чиркнул зажигалкой, понаблюдал за веселым голубым огоньком, юрко запрыгавшем внутри пирамиды, повернулся к спутникам.
— Ну вот. Сейчас как следует разогреем жилу. Думаю, получаса хватит, лето все-таки…
Ольга, не переставая, снимала. Максим молча кусал губы.
* * *Зав реанимационным отделением спускался в кабинет главврача больницы, по пути в который раз размышляя о непонятном случае, с которым столкнулся впервые за двадцатипятилетнюю врачебную практику. Молодой, крепкий, здоровый организм двадцатидвухлетнего парня разрушался прямо на глазах. Многочисленные приборы, к которым был подключен сын вице-губернатора, беспощадно фиксировали неуклонно прогрессирующее снижение всех жизненных показателей. Капельницы, поддерживающие инъекции, переливание крови и прочие реанимационные процедуры никакого эффекта не давали. Врачи терялись в догадках, борясь с неизвестным врагом, буквально сжирающим парня.
— Петр Петрович, — открыл реаниматолог дверь начальственного кабинета, — парню хуже. Была бы свободна капсула… Короче, я ни за что не ручаюсь…
— Что, так плохо?
Зав отделением удрученно кивнул.
— Ну, хоть приблизительное понимание есть, что с ним?
— Нет. — Реаниматолог качнул головой. — Нет. По общему состоянию похоже на мгновенное сильнейшее радиоактивное облучение, но радиации в организме нет… Иммунная система слабеет с каждой секундой, будто с космической скоростью прогрессирует СПИД, но ВИЧ не обнаруживается. Пульс, легкие, сердце… Все плохо! Боюсь, минут через сорок при таком развитии придется переводить на искусственную вентиляцию. Еще и почки отказывают… Я бессилен, Петр Петрович. И самое главное — не знаю, какой именно специалист может помочь, кого привлекать.
— Что, капсула, похоже, единственный способ удержать парня? — Главврач почернел лицом.
Обещая вице-губернатору обеспечить Федора необходимой медицинской помощью, он и в самых мрачных прогнозах подумать не мог, что ситуация будет развиваться подобным образом.
Капсула… Недавнее приобретение диагностического центра на средства международного гранта. Чудо японской науки и техники, позволяющее на двадцать четыре часа «законсервировать» человека в том состоянии, в котором он попал в больницу. Без улучшений и ухудшений. Эта капсула была настоящей палочкой-выручалочкой, когда больной находился в критическом состоянии, а верного диагноза все еще не было, или требовалось дождаться прибытия нужного специалиста, или найти необходимое лекарство. Да мало ли случаев, когда врач единственно мечтает о том, чтобы остановить время? Именно этим уникальным качеством — остановкой времени для самых безнадежных пациентов — японская капсула и обладала.
Конечно, в нынешней ситуации с Федором капсула была единственным спасением. Но… Она была занята.
Еще утром после тяжелейших родов туда поместили молоденькую девчонку со сложной инфекцией. Утренним самолетом из столицы должны были доставить экспериментальный препарат, который, возможно, сумел бы сохранить юной маме жизнь. И до прибытия этого спасительного рейса девушку трогать было категорически нельзя.
Реаниматолог именно это и имел в виду, когда сетовал, что капсула занята.
— Самолет в семь, — начал вслух посчитывать главврач, — в восемь лекарство у нас, сорок минут на обработку капсулы. Федора мы туда сможем поместить лишь около девяти.
— Поздно, — сказал зав отделением. — Не дотянет.
— Неужели ничего придумать нельзя? — поднял на него больные глаза главврач. — Все же молодой парень, сильный организм.
— Это он вчера был молодым и сильным, а сейчас это практически развалина. Где там ваш этот… экстрасенс?
Реаниматолог не верил ни в экстрасенсов, ни в чудеса, ни в Бога, ни в черта. Он верил в человеческий разум, в медицину, которой служил четверть века, и в невероятные возможности человеческого организма.
Однако положение, с которым он столкнулся сегодня, предполагало только надежду на чудо. А в этом реаниматолог был не мастак.
— Васильева ищем. Пока безуспешно, — ответил главврач.
— Ну а что, кроме Васильева, обратиться не к кому? На нем что, свет клином сошелся? — зло поинтересовался реаниматолог. — У нас же этих народных целителей — каждый второй! Везите второго, третьего, десятого! Не сможет один — пусть стараются все вместе! Пусть накачивают парня своей энергетикой, они это умеют. Ну, надо же что-то делать! — стукнул он кулаком по столу.
