Николай Сперанский - Дар шаманизма - дар волхования
Поле лежало над красивым озером. Внизу стояла деревня в три дома, огороженная от поля деревянным забором. Сараев, подсобных построек и стогов там явно хватало. Деревня была не бутафорская. Из большого в два этажа, залитого солнцем дома, вышла старая бабка, и долго смотрела на меня и на гору, прикрыв глаза от солнечного света. Далеко, справа, на озерном берегу, все время в тени, протяжно стонали и плакали женские голоса, будто творился какой-то душераздирающий обряд. Голоса звали и манили страстным зрелищем. Но рассмотреть никого не удавалось.
Дед не сказал — от кого тут беречь стадо? И потому так и проходил весь день с посохом и прутом от края до края горбатого поля, гоняя коровенок от кромки леса. Все же, когда-то пас стадо в две сотни голов, и потому кое-что в пастушеском деле разумел.
К вечеру, без каких либо неожиданностей, вновь пересчитал три десятка коровенок, и пригнал их обратно деду на луг. Дед показался немного удивленным. Видно, что-то должно было случится, да не случилось. Беседа у нас больше не клеилась. На мои расспросы — как выбраться отсюда, дед молвил, что надо пройти через поля и большую деревню.
Утром попрощался, поблагодарил, и пошел, в сторону полей.
Дорога шла чрез лес. Отметил, что по ней ездят телеги, а следов от камер — не обнаружилось. Уже на опушке, в чудном мху увидал шляпку боровика, стал осматривать округу — нет ли еще грибов, и остановился взглядом на кожных поршнях и белесом, выцветшем, как дедова рубаха платье. Поднял голову и застыл от удивления. На меня спокойно, доброжелательно и бесстыдно смотрела потрясающей красоты девушка. Затянутые в косу русые волосы, обрамляли необычно белое с пронзительно-розовым румянцем лицо. Она как будто полыхала огнем. Нос с горбинкой, справа и слева был оттенен чуть заметными рябыми пятнышками. Белесые глаза рассматривали меня и ждали. Следы на радужке говорили, что девушке выпадали немалые переживания, но — разбираться в них прямо сейчас было невозможно. Губы — большие, не способные к сокрытию внутренних переживаний, вероятно, никогда не знали косметики. Они казались слегка прозрачными. Зеленоватый камень: «куриный бог» на груди, в складках белой ткани, еще ниже — корзина с грибами, кисть руки. Вот это рука! А вот и вторая, свободная… Таких ручек у наших дам видеть не доводилось никогда.
Вновь прошелся взглядом по ее груди, вернулся к лицу, и подумал, что надо улыбнуться хотя бы, а то сейчас она убежит. Чем еще подтвердить свою доброжелательность?
Улыбнуться, наверное, получилось. Девушка не сбежала, но предложила положить грибы ей в корзину, и мы двинулись к дерене вместе.
Девушку звали Людмилой. Нас встречали только девушки. Подходя к дому Людмилы, мне было уже не по себе. Меня откровенно рассматривала целая толпа, которая обменивалась репликами, из которых я уловил лишь одну понятную фразу: «Он у деда коров пас». И дома и одежды — все тут было как положено — нашей Северной традиции, но все он несли следы времени. Ни новых построек, ни новых вещей вокруг видно не было.
Людмила предложила мне обед, а сама ушла и затопила баню. Мы парились в ней вдвоем, и мне довелось жить у нее пять дней.
В этой деревне девушки выполняют и мужскую и женскую работу. Своим топором я срубил несколько бревенчатых венцов, начав постройку амбара, и понял, что у меня это получается. Пробовал выходить в поле с плугом, но заваливал его — не мог удержать ровно. Мои борозды шли вкривь и вкось под смех собравшихся зрительниц. У всех у них, как и у моей Людмилы, были сильные руки и, как уже было понятно, развитые тела. Все они жили натуральным хозяйством, что невозможно при физической немощи. Все эти девушки ждали и ждут — когда за ними придет муж, который возьмет их в жены, в другую жизнь. Все они простого ясного нрава, не скрывают эмоций, не умеют врать и ждут от тебя простоты и правды.
— Возьми меня с собой, просила Людмила. — Выведи на верх. Мне хочется вместе с тобой увидеть тот мир и то солнце.
Я же, по малодушию своему молчал и думал:
— Куда выведу ее в свой мир? Где помещу, как устрою? Сможет ли она жить там, и понимает ли — чего просит? Ее жизнь тут — это вечная идиллия. Там ее ждет ад перемен. Смогу ли я сам быть таким, каков здесь? Ведь все то скверное, что рождается во мне там у меня дома — оно по-своему сильно. И поняв это, она же заклеймит меня как лжеца и двоедушного человека. Да и женат я в том мире. Как я объяснюсь со своими дочерями? Что вывел для себя ведьму из подземного царства, или проще — привез себе девку с Севера?
— Кто ты? Спрашивал я ее, пытаясь сжать руками ее плечи. Она не знала до конца — кто она есть, не помнила отца и мать, но рассказывала о бешеных танцах, о птицах, о полетах над огромными водами, о горах и бесконечных лесах, о горных лугах и водопадах, о красавицах, облаченных в перья.
И еще она сказала мне:
— Тот, кто однажды пришел в Велесу, тот обязательно в нее снова вернется.
— Как же, я буду тогда уже стар, ответил я, догадываясь о своей участи.
— Пиши, записывай сейчас на бумаге, что я говорю тебе, вдруг заговорила она ясным повелительным голосом. И тогда я стал писать.
— Если тебе дано, — значит, ты должен. Перейдя границу Велесы, ты все забудешь, и лишь то, что записал — то и сможешь вспомнить. Когда ты придешь сюда второй раз, душой ты будешь моложе, чем теперь. Это потому, что волхвы не умирают, и даже не стареют — остаются молодыми до последнего своего часа на том свете. Тот, кто не выгорает душой при жизни, тот и на этом свете останется молодым. Ты пришел сюда не в свое время. Вот потому ты и видишь себя таким, каким есть: не юным, но и не старым.
Когда ты пройдешь свой путь по тому свету, то возвратишься сюда таким, каким ты есть сейчас. Это потому, что я увидела тебя таким, и таким буду хотеть видеть тебя всегда. Мы будем жить не здесь, а по ту сторону — на том озере, в которое бежит шумная река, что берет начало среди гор. И мои подруги, и твои друзья будут приходить к нам. Ты подымешь ото сна богов, и мы будем слушать древние легенды. Но будет это не скоро.
А теперь уходи.
Мы прошли вместе до какой-то непонятной мне границы, где она сказала, что дальше я должен идти один. Там и обнялись в последний раз. Я уходил, а она смотрела мне вслед. Тогда я не жалел о расставании…
Дорога вновь вывела меня на поле, где я пас коров. Подошел к деревне в три дома и заговорил со старухой, которая была рада мне и приглашала в гости, попить чаю.
— Как выйти к Поче, бабушка?
— Туда вот и пойдете, махнула бабуля точно в ту сторону, откуда я выгонял дедовых коров. — Разве не из Почи вы пришли ко мне?
Бабуля явно пускала меня по проклятому бесконечному кругу. Но в глазах ее не видно было никакого злого умысла. Поежившись, еще раз спросил: нельзя ли как-то иначе добраться до автобуса на Конево?
— Отчего же нельзя? Можно перейти через брод на Филиповку, там и дорога.
Брод — слово впечаталось в сознание — это действие сейчас и было самым нужным. Уйти отсюда бродом, чтобы вернее привязаться к своему миру.
На озере протяжными голосами кричали гагары. В клапане рюкзака лежал исписанный дневник, прочесть который я с трудом нашел время лишь к зиме. Огонь в бабулиной печи обжигал руки.
Заключение
64. Все, что написано в этой книге, не является обманом или мистификацией. Это руководство к действиям. Мировая магия нуждается в существенной перетряске, ибо не удовлетворяет потребностям народов. Шаманизм или кудесничество являются тем свойством общественного сознания, которое просыпается сегодня, и на которое можно надеяться людям.
Известны примеры, когда за сезон до великого урагана, у бабочек начинают укрепляться крылья. Есть какие-то предвестники, которые непонятным образом охраняют популяцию, придавая ей свойства, необходимые для выживания.
На наш современный интерес к язычеству и кудесничеству надо смотреть именно с этой стороны. Наш народ вымирает. На этом фоне появляются ранее невиданные попытки спасения. У нас есть еще немало сил. В таких случаях, язычество призвано оказывать помощь. Для выживания нам требуется возвращение к прежним, родовым ценностям, которые сохранились в нашей архаичной традиционной культуре. Язычество — это жизнь. А сегодняшний путь нашего общества — смерть.
Кудесники, которых сегодня очень мало, делают все, чтобы переломить ситуацию в пространстве третьей реальности. Ибо, происходящее здесь, имеет свои проекции на происходящее там, и наоборот. Совершенно ясно, что одной работой здесь, в объективном Мире, спасти наш народ не удастся. Да и основной удар мы получили именно оттуда — из волшебного мира. Мы вымираем не потому, что нас задавили демократы и глобалисты. Мы вымираем потому, что ослаб наш дух, утрачена воля к жизни и связь с предками. Поэтому требуется колоссальная работа по возрождению духа, в которой обязан принять участие весь народ. Кудесники могут лишь указать на нее собственным примером, и раскрыть тайны грядущего.
