Сакральный эрос Третьего Завета - Мария Нагловская
«Да,» — было моим ответом.
«Прекрасно! Станцуем вместе, скоро!»
Он повёл меня, всё так же под руку, в угол между двумя рядами окон. Вы же не забывайте, что это была крайняя северная точка здания. Он взял два стула, поставив один возле другого, и пригласил меня сесть.
Пока мы вдвоём усаживались там, и пока вокруг нас продолжалась суета — кавалеры приглашали дам, пожилые люди собирались в углах, чтобы уступить как можно больше места танцующим — Миша завёл со мной разговор:
«Послушай, Ксения, хватит уже изображать невинность. Ты, конечно же, понимаешь, что я выбрал тебя, чтобы охранять тебя. И я буду сурово сражаться за тебя с любым соперником. Посему, если ты не хочешь, чтобы здесь произошла трагедия, скажи мне, в кого ты влюблена, чтобы он перестал надоедать мне как можно скорее.»
Ах! Женские чары полны возможностей!
«Миша, — ответила я, — если ты хочешь всё знать, я приглашаю тебя уйти со мной сегодня, сразу после полуночи, в лес. Тебе там знаком старый огромный дуб?»
«Да, — сказал Миша, бледный, как полотно. — А там?»
«А там ты всё узнаешь.»
«Он будет ждать тебя там?»
«Да, сегодня, ровно в час ночи.»
Миша молчал, свирепо нахмурив брови и сжав кулаки.
«Очень хорошо, — сказал он после, — я возьму свою большую казачью саблю. Я как раз её наточил утром.»
Мы ещё какое-то время простояли в северном углу зала, но больше ни о чём не говорили.
Похоже, Миша строил какой-то план, и мне уж точно не хотелось отвлекать его разум от травы вокруг громадного дуба, на которой он ожидал встретить соперника из плоти и крови, подобного ему самому.
Никто из нас не танцевал, и кавалерам, подходившим, чтобы пригласить меня, я неизменно отвечала: «Я не в настроении танцевать сегодня. В другой раз.»
Моё семейство, видя моё поведение, предполагало самое простое и, с их точки зрения, самое лучшее: что Миша и я договаривались о свидании.
Вдруг Миша вздрогнул.
«Здесь как-то странно дует,» — сказал он.
Он встал и закрыл ближайшие окна, слева и справа от наших стульев.
Он вернулся на своё место и снова встал.
«Странно тут то, что дует снизу. Хоть и не зима. У меня ноги замёрзли. Пойдём на балкон, небольшая прогулка нам только на пользу.»
«Нам придётся пройти перед всеми пожилыми дамами, — заметила я, — и потревожить танцующих.»
«Мы не в Париже и не в Петербурге, — ответил Миша, — так что придётся обойтись тем, что есть.»
Он открыл окно, которое только что закрыл перед этим, поставил один из наших стульев перед подоконником, дабы стул послужил ступенькой, и спросил меня сердитым голосом: «Ты испугаешься скандала от использования этой самодельной лестницы? Пойдём, Ксения, не стесняйся — и к чёрту всю эту публику!»
«Мне не нужно так уж много усилий для столь простого действия,» — сказала я, смеясь, и, не опираясь на протянутую им руку, прыгнула на стул, со стула на подоконник, и оттуда — на плитняк балкона. Всё это заняло у меня меньше времени, чем ушло на написание этого текста.
Миша последовал за мной одним большим шагом.
Ночь была очень тёмной. Луны не было, и казалось, что мириады звёзд, больших и мерцающих, бросали бесконечные страдальческие взгляды на землю.
Воздух был прохладен и наполнен жизнью.
«Вот здесь-то лучше, — сказал Миша, глубоко вдохнув лёгкий ночной ветер. — А который час?»
Он вытащил часы из кармана.
«Одиннадцать часов.»
Он нервно поёжился.
«Уже почти время начать наши приготовления,» — сказал он.
Он сделал несколько шагов вдоль стены, пока я, стоя неподвижно, размышляла над великолепной глубиной неба. Мне вспоминались строчки нашего великого поэта Апухтина:
Августовской ночью спят равнины.
Долины простираются без звука.
Пруды нежны, деревья молчаливы.
Дождись… и завершатся эти муки![53]
«Конечно же, — думала я, — всё заканчивается и всё начинается в своё время, в заранее определённую минуту. Главное, что нужно, чтобы не противостоять неизвестной воле — оставаться спокойным и покорным в любых обстоятельствах. Без каких бы то ни было личных желаний.»
Миша подошёл обратно ко мне.
«О чём ты думаешь? — спросил он, сжав мои руки в своих сильных ладонях. — Ксения, я хочу, чтобы ты любила меня. Меня. Не кого-то другого.»
Я сжала свои губы. В моей душе не было ответа. Миша, очевидно, истолковал моё молчание в свою пользу, хоть его настоящая причина и была другой, и, страстно прижав меня к своей широкой груди, он пылко поцеловал мой правый глаз.
«Я люблю твои глаза, — сказал он, и добавил через миг, — тот другой не любит тебя, я уверен — и докажу тебе это.»
«Ты всё узнаешь в час ночи,» — сказала я, хоть слова и застревали у меня в горле.
«Да, да, я всё узнаю — и буду сражаться, если потребуется, — произнёс Миша, — потому что ты нужна мне.»
Он снова и снова бросал на меня взгляды, и потом всё же с немалым усилием отошёл от меня, поёжившись с головы до ног.
«Ты возьмёшь с собой плащ? — вдруг спросил он. — Да и туфли тебе понадобятся попрочнее.»
«Ты прав, — ответила я. — Я чуть позже поднимусь наверх и быстро возьму всё нужное. Трава по ночам сырая.»
«Нет, иди прямо сейчас. Я буду тут, когда
