Николай Ходаковский - Третий Рим
Таким образом, по их мнению, название "Китай" связано с тем, что и манжуры придерживались того же европейского обычая – носить киту – воинский султан. А кроме того, они носили киту-косу и заставили носить ее всех жителей покоренной ими страны.
Название Китай, имеющее европейское, русское происхождение – Скития = Скифия и связанное, с одной стороны, с манжурами, а с другой стороны, с европейским воинским обычаем – носить киту-султан, – говорит о том, что манжуры, по-видимому, были когда-то европейцами. Предки манжур пришли из Европы.
Конечно, не все многочисленное манжурское войско пришло в XVII в. прямо из Европы и Руси для завоевания Китая. Манжуры, по-видимому, населяли области, пограничные с Китаем – Пегую Орду, со времен колонизации этих регионов в XI-XIII вв. выходцами из Руси и Европы – казаками. Лишь после воцарения Романовых на Руси и бегства в Пегую Орду остатков разгромленной Ордынской Русской династии, они вторглись в Китай и основали там новое государство. Манжуры отделились от России и, более того, предприняли все необходимые шаги, чтобы отгородиться от Романовской империи. В частности, возвели гигантскую Китайскую стену как границу между двумя империями.
Заканчивая рассмотрение "древнего" Китая, хотелось бы рассмотреть еще один вопрос, поставленный Фоменко и Носовским: а почему Пекин называется Пекином? Современное русское слово "Пекин" весьма неточно отражает подлинное наименование этого города. Еще в конце XVII в. он назывался по-русски Пежин. Это видно, например, из отчета русского посольства Н.Г. Спафария в Китай, посланного царем Алексеем Михайловичем.
"15 мая 1676 г. (Спафарий) добрался до царствующего града Пежина (Пекина)", – писал С.М. Соловьев. Итак, в XVII в. Пекин называется Пежин.
По поводу названия Пежин нужно сказать следующее. Мы уже видели, что Русь = "Монгольскую" империю делили на области, или на ОРДЫ. Были Белая Орда, Синяя Орда и т. д. Но была еще одна Орда, самая восточная, и называлась она Пегая Орда.
Это название мы находим в "Словаре русского языка XI-XVII вв.". Оно употреблялось на Руси в XVII в.: "Чертеж… Московскому государству… от реки Оби вверх по Оби Обдорс-кую и Югорскую и Сибирскую землю до Нарыма, до Пегие Орды".
С.М. Соловьев также говорит, что Пегой Ордой "называли приамурские страны". Трудно отделаться от мысли, что название города Пежин, т. е. Пегин, ввиду обычного чередования звуков "г" и "ж" по правилам русского языка, происходит от русского слова "пегий". Возможно, Пежин был столицей русско-"монгольской" = великой Пегой Орды.
Могут быть возражения, что Пекин был основан в глубочайшей древности, задолго до "монгол", упоминается в китайских летописях и т. п. Хорошо. А как назывался Пекин в этих самых "древнекитайских" летописях? Может быть, Пекин или, как его сегодня называют китайцы, Бейджин? Нет. По мнению историков, он назывался скромно и просто – Ю. Спрашивается, почему Ю – это современный Пекин? Кстати, в донесениях Федора Байкова, посланного в Китай из России в 1654 г., столица Китая названа не Пекин, а Канбалык.
МОЙ ТОВАР ОТ ВРЕМЕНИ НЕ ПОРТИТСЯ
На этом, к сожалению, я вынужден закончить свой рассказ о Первом Риме. Жаль. О Древнем мире можно говорить бесконечно, приводить новые и новые факты, но объем книги ограничен. Но и на немногих примерах, которые я привел, очевидно, что древние цивилизации не столь уж и древние. Они рождены в Средневековье.
Я снова перелистываю тома Николая Александровича Морозова "Христос. История человеческой культуры в естественнонаучном освещении". Я поражаюсь легкой руке писателя, обилию фактического материала и глубине мысли этого ученого. Блестящий математик, астроном, лингвист, полиглот, химик, биолог. Он первый переосмыслил фантастически огромный материал всемирной истории, разбросанный в тысячах источников на разных языках мира. Он систематизировал его и, как Менделеев создал научную периодическую систему элементов, создал свою периодическую систему развития общества.
Я беру его книгу "Повести моей жизни", чтобы разобраться, что послужило толчком для переосмысления мировой истории.
Начало работы над произведением относится к 1882 г., когда Морозов был заключен в одиночную камеру. Это было долгое, более 20 лет заключение. После длительного нахождения в одиночной камере Алексеевского равелина Н.А. Морозову разрешили читать книги.
Первые семь месяцев заключения в 1882 г. прошли без чтения каких-либо книг. Только после этого, неожиданно для ум ника, выдали "для наставления нигилиста в православной вере" старинную Библию на французском языке, вероятно, наследие декабристов, так как она была помечена 1817г.; другие издания на русском языке разнесли остальным заключенным. Морозов сразу начал читать Апокалипсис, которым он заинтересовался раньше благодаря роману Чернышевского "Что делать?": там Рахметов говорит о Ньютоне, написавшем комментарии к Апокалипсису, что один сумасшедший объясняет другого… "С этим представлением, – говорит Морозов, – я и принялся за чтение, но с первой же главы я, пораженный, должен был совершенно изменить, свое заимствованное мнение об этой книге".
"Подобно ботанику, который узнает свои любимые растения по нескольким словам их описания, тогда как для остальных людей эти слова – пустые звуки, вызывающие лишь неясные образы, я с первой же главы вдруг начал узнавать в апокалипсических зверях наполовину аллегорическое, а наполовину буквально точное, и притом чрезвычайно художественное, изображение давно известных мне грозовых картин, а кроме них еще замечательное описание созвездий древнего неба и планет в этих созвездиях".
Морозову пришлось сделать гороскоп, переведя поэтическое изложение подлинника на язык научной астрономии. Например, в гл. XII Апокалипсиса говорится о "женщине, одетой Солнцем, внизу ног которой была Луна". Это значит, что Солнце находилось в созвездии Девы, а ниже – серп Луны, так как в гл. XIV сказано, что в этот день было новолуние. Простой пересчет показывает, что за полторы тысячи лет до нас Солнце бывало ежегодно в этой точке около 30 сентября. Такое заключение подтверждается и концом гл. XIV: "Опусти свой острый серп и обрежь гроздья винограда, на земле, потому что они созрели". Значит, дело было осенью…
Составив таким образом гороскоп, мы имеем описание положения всех упоминаемых планет в определенных точках небесной сферы. Остается только сделать расчет, на какой год и день приходилось такое расположение светил.
Морозов захотел вычислить при помощи астрономических таблиц, в какой день какого года произошло указанное расположение планет по созвездиям неба.
Астрономическое происхождение символов Апокалипсиса не вызывало сомнений и до Морозова. Но в то время как ортодоксальные историки подгоняли описание к установившейся дате, т. е. приносили астрономию в жертву церковной хронологии, Морозов отрешился от всякой предвзятой хронологии. Его вычисления показали, что Апокалипсис был произведением не глубокой древности, а написан в средние века!
Опровергающий установившуюся церковную дату Откровения расчет Морозова побудил его обратиться к другим гороскопам. Такими оказались библейские пророчества. Три из них Морозов исследовал в том же году, а остальными занялся в 1912 г. в Двинской крепости, где "на свободе" (как он шутливо определял новое свое заключение) изучил древнееврейский язык и выполнил новый перевод библейских пророчеств. Результатом работ явилась книга "Пророки".
Морозов жадно изучает историческую литературу.
Вот что он пишет по этому поводу в своих мемуарах:
"Я, прежде всего, попросил книг по общественным наукам, которыми хотел здесь особенно заняться, как не требующими лаборатории, и одна дама из общества, особенно занимавшаяся нами, Юркевич, тотчас же доставила мне многотомные всемирные истории Шлоссера, Гервинуса, а затем русскую историю Соловьева.
Бросив чтение романов, я с жадностью накинулся на них. Но все эти истории не давали мне удовлетворения. Привыкнув в естествознании иметь дело с фактами только как с частными проявлениями общих законов природы, я старался и здесь найти обработку фактов с общей точки зрения, но не находил даже и попыток к этому. Специальные курсы оказались только расширением, а никак не углублением средних курсов, которые я зубрил еще в гимназии.
Кроме того, вся древняя и средневековая история казалась мне совсем неубедительной.
"В естествознании, – думал я, читая их, – ты сам можешь проверить все что угодно в случае сомнения. Там благодаря этому истинное знание, а здесь больше вера, чем знание. Я должен верить тому, что говорит первоисточник, большею частью какой-нибудь очень ограниченный и односторонний автор, имеющийся лишь в рукописях эпохи Возрождения или исключительно в изданиях нашей печатной эры и проверяемый по таким же сомнительным авторам. Л кто поручится, что этот первоисточник и его подтвердители написаны не перед самым печатанием? Тысячи имен различных монархов, полководцев и епископов приводятся в истории без всяких характеристик, а что такое собственное имя без характеристики, как не пустой звук. Разве два Ивана всегда больше похожи друг на друга, чем на двух Петров? Да и все вообще характеристики разве не всегда характеризуют больше характеризующею, чем характеризуемого? Разве мизантроп не даст совершенно другого изображения тех же самых лиц, чем добродушный человек? А ведь историк не машина, а тоже человек, да еще вдобавок никогда не знавший лично характеризуемых им лиц! Чего же стоят его характеристики!"
