Время шаманов. Сны, дороги, иллюзии - Андрей Лебедь
— А-а-а-а-а! О-о-о-о-о! — и издал совершенно невообразимый низкий звук, похожий одновременно на рычание какого-то крупного хищного животного и на работу огромного дизельного двигателя. Этот звук нарастал, вернее, Чимеккей наращивал его силу, так что в какой-то момент появилось ощущение, что я нахожусь в машинном отделении огромного тепловоза, а вокруг меня одновременно работает несколько двигателей мощностью в тысячи лошадиных сил. В какой-то момент этот звук постепенно перерос в свист, абсолютно похожий на орлиный клёкот, который я слышал единственный раз в жизни — сегодня днём.
Я смотрел во все глаза на лицо человека, стоявшего передо мной, не веря своим ушам — совершенно невозможно, чтобы человеческая гортань могла издавать такие звуки! Удары бубна слились уже в цельный мерно рокочущий ритмический гул, заполнявший сознание до краёв. В моей голове не осталось ни единой мысли, тело непроизвольно раскачивалось в бурном пенистом водопаде многообразных звуков и обертонов. Орлиный клёкот нарастал, превратившись уже практически в свист пикирующего самолёта, частота звука почти достигла ультразвуковой, и раздавался он уже откуда-то с неба.
Я внезапно понял, что звук и в самом деле несётся с неба, и подумал, что виденный мною сегодня утром беркут, услышав знакомые звуки, вернулся и снова парит над домом. В это время темп ударов бубна, достигший немногим ранее своей кульминации, начал постепенно замедляться, и через минуту удары почти стихли, ритм моего сердца снова вернулся к своей обычной частоте. Только моё красное лицо, разогревшиеся ладони и пальцы рук, да ещё — тело, словно омытое и действительно очистившееся от каких-то невидимых многолетних наслоений, напоминали о прошедшем ритуале.
Чимеккей, завершая обряд, несколько раз резко ударил в бубен, отчего молодые родители одновременно вздрогнули и зашевелились.
— Спасибо всем, — сказал Чимеккей и сел на ковёр, скрестив ноги. — Андрей, пожалуйста, проводи их до машины.
Помогая молодым погрузиться в их автомобиль, я заметил, что они не отрывают друг от друга взгляды и держатся за руки, как влюблённые юноша и девушка, а их ребёнок безмятежно спит на руках матери. Их взгляды были чистые и ясные, они, видимо, уже всё для себя решили.
Я не сомневался, что они непременно приедут сюда через три дня, было видно, что молодые супруги снова ощутили забытое было чувство взаимной привязанности, которое уже начало стираться под напором повседневных забот. Как и многие из людей, они оказались не готовы к тяготам быта, но каким-то чудом Чимеккей помог им вспомнить себя. Я и сам ощущал незнакомый, точнее, давно забытый душевный подъём, тело моё было лёгким и прозрачным, мысли и чувства стали ясными. Я ощущал, что прикоснулся к чему-то такому, чего нет там, где я прожил всю жизнь.
Мою концентрацию прервал мягкий голос Орлана:
— Спасибо вам, Андрей! Мы приедем через три дня.
Его жена только кивнула, не сводя с мужа нежного взгляда. Крупные редкие капли дождя упали мне на руку. Я посмотрел на небо — огромная иссиня-чёрная туча закрыла полнеба, вдали уже сверкнула ослепительная молния, могучий предгрозовой порыв северного ветра пригнул деревья.
— Гроза идёт, — сказала женщина, и они оба заулыбались, явно чемуто обрадовавшись. — Это Чимеккей… — Что — Чимеккей? — не понял я.
— Это он сделал. Он очень сильный чатчы — шаман, вызывающий дождь.
Орлан, видя, что я не понимаю, сказал:
— Чимеккей может изменять погоду, когда захочет. Я сам это видел, когда он у нас в посёлке жил. Эта гроза для нас — начало новой жизни, она всё старое смоет…
Они уехали в своей машине навстречу грозе, я некоторое время глядел им вслед, а потом пошёл во двор.
Чимеккей, уже в своей обычной одежде, сидел в потемневшей пустоте юрты, неотрывно глядя прищуренными глазами на маленькое пёрышко огня масляной лампадки. Освещённое желтоватыми отблесками, лицо его было спокойно. Я сел рядом, он, не глядя в мою сторону, сказал:
— Спасибо, ты сделал то, что мог сделать. Пока немного, но этого было достаточно… Может быть, именно твоя помощь была той каплей, которая поможет повернуть русло реки их жизней в правильном направлении.
Он сказал, что жизнь человека очень похожа на жизнь реки: начинаясь смаленького истока, она, расширяясь, превращаетсяв ручей, затем в реку. На пути реки возникают естественные препятствия — горы, холмы, пустыни, степи, леса. Некоторые из них, такие, как горные хребты, река огибает, некоторые может прорезать насквозь. В конце своего жизненного пути река впадает в океан — цель своего пути. Но не все реки благополучно добираются до океана: на их пути могут возникнуть такие препятствия, которые они не смогут преодолеть. Поэтому некоторые реки пересыхают или поглощаются песками пустынь, или, попав в спокойные места, застаиваются, их течение останавливается, и река гибнет, превращаясь в болото.
— Это большой соблазн — уснуть в успокоенности и довольстве, — печально произнёс Чимеккей. — Они затягивают незаметно, как топкое болото. Если не к чему больше стремиться, то зачем жить? Это смерть души…
Он немного посидел безмолвно. Потом повернул ко мне лицо:
— Но всё-таки нужно различать успокоенность и покой. Если первое — это довольство достигнутым, то второе — это внутренняя гармония, понимание того, что ты — что-то большее, чем сам о себе думаешь. Это даёт силу жить.
Набравшись смелости, я спросил, правда ли, что он может вызывать дождь по своему желанию. Он посмотрел на меня с лёгкой улыбкой и произнёс:
— Если и было что-то подобное, то, может быть, это совпадения…
Я уже почти было поверил его словам, но он добавил:
— Это очень просто. Природа всегда отвечает на сознательные действия людей. Дождь вызвать очень легко — вибрации звука бубна воспринимаются атмосферой, и если в ней есть какое-то неустойчивое равновесие, то звуки могут его нарушить. Тогда пойдёт дождь. Или снег. Или, наоборот, тучи уйдут.
— Неужели так просто? — вырвалось у меня.
— Почти так, — ответил Чимеккей, с улыбкой глядя на меня. — Только для этого нужно быть шаманом. Знать, как нужно в бубен правильно ударить. А может быть, и не нужно даже в бубен бить. Вот, прислушайся.
Он сделал движение, предлагая мне прислушаться к чему-то, объяснив, что нужно перенести фокус внимания на внутреннюю часть своих ушей. Я замер, вслушиваясь в окружающие звуки. Поначалу ничего необычного я не услышал, но по мере того, как я концентрировался на своих ушных раковинах, ритмичное постукивание дождевых капель и обычные звуки из соседних домов как будто отошли на второй план, и стали слышны едва различимые раскаты. Поначалу мне подумалось,
