Юлия Вознесенская - Мои посмертные приключения
Первое время я тщательно обшаривала кусты на краю моего пятачка, пытаясь найти твердую почву за его чертой, но скоро убедилась, что он охвачен гибельными песками со всех сторон.
На кустах кое-где висели высохшие клочья водорослей. Похоже, что во время шторма море добирается сюда и заливает островок. В таком случае можно будет попытаться отсюда выбраться вплавь или по дну, как мы когда-то ушли с Лопоухим из серого города.
Поначалу я отчаивалась и жалобно взывала к Богу:
— Господи мой, Господи! Зачем Ты оставил меня именно сейчас, когда я вспомнила о Тебе? Почему Ты не хочешь помочь мне?
Потом я успокоилась и решила, что мое положение далеко не из худших. Я давно умерла, и мне нечего бояться смерти. Нравится мне это или нет, передо мной вечность, в которой я буду существовать. Я могла бы отбывать ее во льду озера Отчаяния или в лагере, в жутком сером городе по ту сторону моря, или в унылом городе неподалеку. Я могла оказаться навечно там, где царствуют бесы, где от них никуда не скрыться.
В лагере я уже становилась зомби, а теперь мне, похоже, не грозит утрата самосознания.
И я ровным счетом ничего не знаю о самых страшных глубинах ада, находящихся во тьме!
А эти зыбучие пески… Я ушла бы в них с головой, оставаясь при этом живой и невредимой. Простоять всю вечную вечность неподвижно, скованной со всех сторон, не мочь двинуться, сказать хотя бы слово, открыть глаза… И я еще жалуюсь!
Как только я смирилась со своим положением, у меня сразу появилось множество дел и забот на моем острове. Я наблюдала за пауками и приучала ящерок не бояться меня.
Когда я сидела неподвижно, они грелись на моих ногах, рассаживаясь рядком, как галки на заборе.
Выбрав проплешину в самой середине кустов, я наломала веток и плотной стенкой воткнула их по краю. Собрала с кустов сухие клочки водорослей и соорудила себе из них маленькую подушку. Так я построила себе еще один дом…
Вскоре оказалось, что каждый мой день заполнен до отказа. Утром, когда солнце только вставало над морем, я вставала к нему лицом и молилась, обращаясь к Господу, к Божией Матери, к моему Ангелу-Хранителю и к единственному святому, которого знала по имени — к моему Деду, отцу Евгению. Я просила у Бога милости для Лопоухого, где бы он ни был.
Потом я садилась на песок и размышляла. О чем? Обо всем, что случилось со мной за всю мою жизнь, начиная с того момента, как я себя помню. Что прожила я свою жизнь неумно и неправильно, это я давно поняла — пришлось понять! Но теперь у меня появилось время, чтобы снова, да еще и не один раз, пройти свою жизнь шаг за шагом. Чем дольше я это делала, тем меньше она мне нравилась. Я так изуродовала ее грехами, что оставалось только удивляться Божией милости: разве я заслужила, чтобы у меня над головой было небо, чтобы слышать издали крики чаек и шум прибоя, видеть рядом невинные и живые существа — ящерок и паучков?
Удивительное дело! Начиная от Фрейда, все психологи учили нас избегать самоосуждения, чтобы не заработать комплексов и психических надломов. Но чем больше и строже я судила себя и каялась в своих грехах, тем легче, тем спокойней мне становилось. Очень часто, осудив себя по всей строгости за какой-то проступок, я вдруг начинала чему-то радоваться! Может быть, чувство справедливости, присущее старой правозащитнице, двигало мной?
Еще я вспоминала всех, кого любила на Земле и успела полюбить в Раю. Перед земными друзьями и родными я каялась мысленно в небрежении, в нанесенных обидах, просила прощения за совершенные вместе грехи у своих «подельников». Своих дорогих райских родственников я благодарила и мысленно просила молиться за меня.
По крошке в день я незаметно съела всю мою просфору. Осталась только крышечка, которую я решила сохранить во что бы то ни стало: она служила мне иконой Божией Матери. Если на меня нападало уныние, что хоть и редко, но случалось, я брала ее в ладони, смотрела на еле видную фигурку Богоматери с Младенцем и молилась:
— Пресвятая Богородица, спаси нас! — и повторяла эту молитву сотни и тысячи раз.
И уныние проходило.
Я просила прощения у всех, кого мало или неправильно любила, кому не принесла добра, какое могла принести, вспоминала неисполненные на Земле обязательства. И не только на Земле. Вот просила же меня разыскать своего любимого мужа моя прабушка, красавица Ольга. Или Хельга по-варяжски.
Правда, если она знала, как огромен и разнообразен ад, почему же она просила меня разыскать ее мужа? У которого одного глаза нет, зато другой синее неба, на левой руке не хватает двух пальцев, нос перебит, а волосы и борода рыжие. Словом, красавчика.
Олафа Рыжебородого. Смешно. Но я чувствовала себя виноватой не в том, что не нашла его, а в том, что обещала искать и не искала.
Ах, прабушка, прабушка! Ты мне, сама того не ведая, здорово помогала все это время. Если бы не встреча с тобой, я бы не смогла так долго сохранять надежду на милосердие Божие. Когда уже и Имя Божие было мной забыто, потеряно всякое представление о Нем, что поддерживало во мне силу надеяться и сопротивляться небытию? — Надежда, которую ты вселила в меня. Как ты умела ждать и надеяться! Две тысячи лет, подумать только! А я еще только начала свою вечность…
Чем больше я молилась, тем легче мне было молиться. И все чаще мои молитвы были благодарственными. Я благодарила Господа за спасение Лопоухого и за то, что даже если мне суждено уйти в зыбучие пески, последние мои слова будут: «Слава Богу за все случившееся со мной».
Я благодарила за то, что пройдя через смерть, через ад и Рай, я познала мир духов, узнала, что есть Сатана, и есть Бог. И я выбрала Бога, а Сатану отвергла, прокляла, да еще и сожгла его поганое изображение. Конечно, это не победа над ним, это такой маленький кукиш, который он мог и не заметить… Не заметить? А с чего бы это он тогда чуть не спалил нас с Лопоухим, если ему все равно? При его гордыне и такой мелкий укол мог быть ощутим. Он должен был понять, что я не из его рабов, и этого достаточно.
Слава Богу за это! Слава Богу за все.
Чудо случилось, когда я его совсем не ждала. Однажды ночью пошел дождь, теплый и легкий. И вдруг повеяло ароматом цветов. Я подумала, что ветер донес его ко мне откуда-то издалека. Я лежала на влажном песке и думала о цветах Рая. Мне вспомнилась Хрустальная долина и тот цветок, который мы с прабушкой Ольгой отнесли в подарок Богородице. Дождь набрал силу и скоро превратился в ливень, а чудный запах цветов усилился. Я села и подставила руку под струи дождя, потом поднесла ее к лицу: да, это было тот самый аромат. Благоухание любви Божией Матери к людям.
Наступил рассвет. Дождь затих. Все благоухало вокруг, а колючие сухие кусты покрылись зелеными листьями и белыми цветами.
Я встала. Песок под ногами стал влажным и плотным. Я поняла, что теперь по нему можно ходить, и пошла.
Осторожно ступив за пределы моего островка и убедившись, что песок меня держит, я пошла по нему вдоль моря, держа направление в сторону от города.
Я почти не удивилась, когда вскоре увидела на берегу поджидавшего меня Хранителя, — только обрадовалась.
— Ну, вот и все, Анна, — сказал он. — Благодари Божию Матерь за явленную тебе милость. Ты поняла, что это было чудо?
— Конечно! Ведь даже мертвые колючки в одну ночь покрылись цветами и листьями.
Он взял меня на руки, и я прижалась головой к его плечу. Мы взлетели в небо.
— Хочешь на прощание взглянуть на город? — спросил Хранитель.
— Да, если ты хочешь.
Ангел полетел в сторону бухты. Никакого города под нами не было: ни вилл на холмах, ни парков, ни пестрой набережной. Под нами раскинулась огромная свалка с горами мусора. Сверху можно было различить ржавые остовы автомобилей, поблескивающие пустые бутылки, пестрые пластиковые пакеты, ломаные ящики и прочий городской хлам. Между горами мусора бродили серые согбенные фигуры мужчин и женщин, роясь в отбросах, что-то собирая в грязные пластиковые сумки. Вода в некогда лазурной бухте была покрыта мазутными разводами, и даже сверху были видны пустые бутылки, пластиковый сор и разная канализационная дрянь на ее поверхности. Над всем этим распадом метались чайки, крича противными кошачьими голосами.
— Я так это и воспринимала, — сказала я Ангелу. — Не глазами, а нутром. Мне всегда чудился во всем этом какой-то обман.
— Так оно всегда и было. Ты ведь знаешь, кто архитектор и строитель этого города бес памятных счастливчиков — отец лжи и мастер мистификаций. Если сдернуть покрывало иллюзии, многие земные города выглядели бы не лучше. Летим, больше здесь нечего смотреть! — И мы полетели прочь от города.
Глава 12
Положив голову на широкое плечо моего Ангела, я поглядывала на плывущую внизу пустыню, раскинувшуюся под нами во всю окружность горизонта. Волнистостью песка она напоминала морское дно. По пустыне носились желтые смерчи, а больше никакой жизни не было.
