Владимир Лермонтов - Сила поющего сердца. Путь к вершинам совершенства
Так приговаривал Макарий, сидя рядом с Ксюшей, держа ее больную ладонь в своей руке, а другую руку возложил девочке на лоб.
Пашка, устав от пения, задремал и прилег на другом топчане. А Макарий все приговаривал, держа больную руку Ксюши:
– Боль, уходи, пальчик, заживи, стань как прежде сильным да здоровым.
На следующий день Ксюша была бледной и истомленной, всю ночь она вскрикивала во сне, а Макарий не отходил от нее, не отпускал больной руки. Он знал, что назавтра пальчик основательно заживет, хотя это было невозможно, но это должно было случиться, ибо через него в девочку лилась Божественная энергия, способная совершить любое чудо. И как ни странно, ночью Макарий, напевая тихонько песни-приговоры о том, что пальчик заживет, на мотивы, приходящие откуда-то, думал совсем о другом. Он пытался вступить в мысленную связь с Бурым, но пока ничего не получалось.
Как только Ксюша очнулась от тяжелого забытья, Макарий приветствовал ее:
– Здравствуй, победительница, с добрым утром! Как ты себя чувствуешь, ласточка моя?
– Хорошо, дед Макар, – выдавила из себя Ксюша, стараясь казаться бодрой.
– Молодец, так держать! А ну-ка давай посмотрим, что у тебя с ручкой.
Ксюша с ужасом смотрела, как Макарий освобождал ее палец от повязки, кровь присохла, и он бережно, стараясь не причинить ей боль, отделял тряпицу от пальца.
– Ну вот и все, давай его помоем молочком и поглядим.
Во время всей процедуры Ксюша широко открытыми глазами глядела то на палец, то на Макария, до конца не веря, что палец может срастись.
– Видишь, все на месте, осталась только белая каемочка. А теперь пошевели. Не бойся, моя ласточка, смелее.
И произошло чудо, пальчик двигался как ни в чем не бывало! У девочки выступили слезы счастья, и она, запинаясь, заикаясь, стала благодарить Макария.
– Спасибо вам, дедушка Макар, вы действительно волшебник. Простите меня, что я не верила во всякие чудеса, о которых вы нам рассказывали. Но теперь я убедилась, что все, что вы говорите, истинная правда, – выговорила Ксюша и разрыдалась.
– Что ты, радость моя, не извиняйся, я еще не волшебник, Ксюшенька, я еще только учусь, но чудеса творить может каждый человек, если откроет в своем сердечке Любовь-солнышко. А ты поплачь, поплачь, все плохое уже позади. Ты прошла испытание, и теперь пора нам собираться в дорогу.
Пашка наблюдал за происходящим в последние сутки молча и смиренно, будто понимал, что не нужно ни о чем спрашивать и не нужно ни во что вмешиваться.
Глава 18. По первому снегу
Отныне каждую ночь Макарий силился вступить в мысленный контакт с Бурым. Ум странника понимал всю невероятность такого предприятия, а душа, напротив, стремилась вперед, к осуществлению задуманного плана спасения, ведь для нее и для поющего сердца чудеса были естественны и очевидны. Все нападки ума, который пытался доказать, что вызвать бурого зверя – бред, Макарий отметал. Он уже научился усмирять свой разум, но иногда ум уж очень сильно противодействовал, возбуждался и мешал действовать душе.
И вот однажды ночью Макарий почувствовал Бурого, он увидел его в своей берлоге, под большим дубом. В тот же момент дубравный зверь, восприняв своим медвежьим чутьем мысли своего друга Макария, встрепенулся и поднялся. Покачал мордой, отряхнулся и, подняв морду к небу, громко зарычал на весь лес.
– Буренький, пора в путь, ты поможешь мне забрать отсюда детей. Я буду вести тебя, чтобы ты нашел нас. Мы ждем тебя, вперед, друг мой любезный… – Так мысленно наставлял Макарий мохнатого зверя.
И Бурый пошел, побежал по оврагам и кустарникам, ущельям и горам, по тропам и бездорожью. Он не задерживался нигде, лишь останавливался перевести дух, попить воды – и снова вперед.
Ощущение того, что у Макария получилось связаться с Бурым и тот, вне сомнений, уже спешит к ним на помощь, наполнило странника импульсом радости, что передалось детям. В подвале воцарилась атмосфера ожидания праздника, ожидания чуда. Ксюша после невероятного восстановления ее пальчика стала совсем по-другому относиться ко всему, что говорил Макарий. Лед ее души начал таять, и она готова была поверить, что за ними придет настоящий медведь, но все же это казалось слишком невероятным. Как бы то ни было, девочка значительно повеселела и приободрилась, ведь как знать, может и правда случится такое, что происходит только в сказках и былинах.
Пашка тоже был в приподнятом настроении, часто выглядывал в окно и сообщал:
– Еще нет снега, дед Макар. Но уже сегодня, наверно, пойдет, я чувствую, – серьезно рассуждал Пашка. – Дед Макар, а медведь ваш, Бурый, страшный? Он не кусается?
– Он большой, ласточки мои, но совсем не злой и не страшный. Я же вначале тоже оробел, когда встретился с ним в пустыньке старца Нектария, но когда присмотрелся к нему, то понял, что он очень даже красивый. Только красив он своей, дикой, звериной красотой.
Макарий мысленно постоянно вел Бурого, как это получалось – он не знал. Только из Макария исходила энергия мысли, которая уносилась куда-то вдаль, находила медведя, а тот в свою очередь по ней, как по лучу, двигался на встречу с невольниками.
– Ну вот, детки мои, сегодня ночью пожалует наш Буренький, и мы сбежим отсюда, – произнес Макарий. – Давайте-ка готовиться к путешествию.
– Ура, снег! Пошел первый снег, – восторженно закричал Пашка.
И все ринулись к окну, чтобы полюбоваться белыми хлопьями – вестницами спасения.
А Бурый тем временем стоял на горе, у подножия которой жил еще недавно Макарий, перед тем как отправиться к детям. Медведь оглядывал поселение, где его с волнением и нетерпением ждали трое узников.
– Пойдешь ночью незаметно, старайся никого не разбудить. Будь тих, как мышка, – давал последние мысленные наставления Макарий медведю.
И тот улегся и задремал в ожидании команды к наступлению.
Ночь была ветреной, и это было на руку беглецам. Все шумело, стучало, собаки лаяли, на крышах что-то ухало. Под «музыку», производимую уже зимним ветром, Бурому было легче всего проникнуть в селение незамеченным. К полуночи повалил еще больший снег, что стало прекрасной природной маскировкой в случае погони. В общем, сама природа покровительствовала побегу, будто она хотела прикрыть беглецов своим естественным покрывалом, защитить от злых людей.
Макарий вдруг почувствовал поступь Бурого, он ощущал, что медведь совсем близко. Никаких посторонних шумов в селении не было, значит, Бурого не заметили. Вот послышался за дверью шорох, движение, скрипнули петли, вздрогнула дверь и слетела с петель. Дети забились в угол, испытывая чувство восторженного страха. И вдруг в подвал ввалился пушистый заснеженный Бурый, который радостно зарычал и, поднявшись на задние лапы, принялся обниматься с Макарием, всячески стараясь его облизать.
– Молодец, Буренький, пришел! Все сделал как надо. Ну полно, полно целоваться, пора уходить. Познакомься с нашими друзьями – это Паша, это Ксюша.
Дети смотрели на происходящее широко открытыми, искрящимися от счастья глазами и не верили, что у них в гостях настоящий медведь! От него пахло шерстью и морозом, и этот запах запомнится им на всю жизнь, ибо это – запах чуда, аромат победы, радости, праздника, освобождения.
– Ну подойдите, ласточки мои, не бойтесь. Потрогайте Бурого, вам надо поскорее познакомиться, и пора в путь.
Дети, прижимаясь друг к другу, нерешительно приблизились к медведю, а тот по очереди лизнул Пашку и Ксюшу.
– Ой! – вскрикнула Ксюша от неожиданного соприкосновения с шершавым языком зверя.
– Все, пора! – скомандовал негромко Макарий. – Идти тихо, не шуметь, не кричать. Быть осторожными и внимательными, чтобы не произвести лишнего шума.
Троица с медведем выбралась во двор, на них пахнуло зимней ночью, ветер застилал лица, глаза снегом. Они зашли за околицу, затем достигли края селения и вот уже начали подниматься в гору. Через две минуты дети стали задыхаться и падать.
– Ну вот, а теперь полезайте на мохнатого, он вас повезет, как королей. Не робеть! А ты, Буренький, ступай помягче, чтоб дети не падали.
Пашка залез первым, Ксюша за ним.
– Ну, а теперь держитесь покрепче, что есть силы, за шерсть. Вперед, Бурый!
Медведь, оседланный детьми, двинулся вперед, за ним едва поспевал Макарий. Каждый шаг приносил беглецам ощущение победы и свободы, и неважно, что впереди была колючая снежная темнота, она лишь казалась страшной, а на самом деле она была доброй, она с радостью и любовью принимала путников в свое лоно. Мир людей оставался позади, там свирепствовала эпидемия – страсть к деньгам, которые добивались любой ценой, даже ценой детских жизней. Но весь этот ужас, который сотворили взрослые с закрытыми сердцами и помраченными умами, отдалялся, все дальше исчезал за спиной путников.
Дети прижимались к теплой шкуре спасителя, под которой ходили стальные мышцы дубравного зверя. Только Бурый в такой темноте мог знать дорогу, ведь это его страна и он в ней хозяин.
