А Смирнова - Секреты мироздания
Материя есть один из вопросов души, а душа есть нечто, стоящее вне всякого вопроса и, напротив, — производящее всякие вопросы. Сказать, что душа есть материя так же нелепо, как сказать, что вопрос существует без вопрошающего, или, что тот, кто спрашивает — не существует, а существует только то, о чем еще спрашивается, то, что подлежит сомнению. Если мы думаем, размышляем, сомневаемся, то первое, что мы должны признать существующим, есть наша мысль, наше сомнение, а никак не тот предмет, о котором мы еще только думаем, в существовании которого еще сомневаемся.
Но обыкновенно рассуждают иначе. Источник большей части ошибок, как самых грубых, так часто и весьма тонких, заключается в том, что люди свои мысли принимают за действительность. Человек всегда расположен к вере, а не к сомнению. Ошибка материализма именно в этом и состоит. Первое правило философии заключается в том, что надобно исследовать правильно ли мы думаем, не ошибается ли душа в своих представлениях. Материалисты же идут прямо противоположным путем: они так верят в свои представления, что не спрашивают об их правильности, а, наоборот, спрашивают, подходит ли душа под их представления?
Между тем, сомневаться в душе есть нелепость…
Нелепо признавать душу веществом. Бытие собственной души не есть призрак. Cogito, ergo sum. К душе мы относим не только мышление, познание, сомнение, но и каждое ощущение. В каждом ощущении, не исключая и самого простейшего, повторяется появление той неизгладимой черты, которая отделяет непосредственно душевный мир от всего остального, что существует или может существовать. Возьмем что-нибудь самое простое, например, ощущение сладкого. Это ощущение столь же хорошо известно малому ребенку, как и ученейшему физику, химику, физиологу; оно независимо от всяких понятий о свойствах и составе сладких веществ, о нервах, мозге и т. д. Мы можем тысячу раз изменить химическую формулу сахара, меда и пр., тысячу раз переделать наши представления об устройстве нервов и их деятельности, но все это нимало не будет касаться ощущения сладости; в этом ощущении мы ничего не можем изменить, не можем ни йоты прибавить к нему или отнять от него, и оно для величайшего ученого будет тем же самым, чем для дикаря или ребенка. <…>
Вещество есть всегда предмет, нечто находящееся вне душевного мира и не могущее иметь с ним ничего общего. Вещество есть то, что познается, но оно само познавать не может; вещество мыслится, но само не мыслит, ощущается, но само не ощущает, бывает видимо, осязаемо и пр., но само не видит, не осязает и т. д.».
Душу нельзя признать чем-либо вещественным. «Декарт первый, — пишет Страхов в книге «Об основных понятиях психологии и физиологии», — положил ясную границу между веществом и духом [душой], границу, незыблемо существующую до сих пор, — и, следовательно, он первый дал правильное понятие и о веществе, и о духе.
Вещество есть чистый объект, то есть нечто вполне познаваемое, но нимало не познающее. Вещество не имеет в себе ничего субъективного, ни познаний, ни чувств, ни желаний…
Дух, напротив, есть чистый субъект, то есть нечто познающее.
Объективный мир есть вообще неизбежная среда для взаимного познания независимых друг от друга духовных существ [душ].
…Душа наша заключена в нашем теле, или окружена им, как оболочкой. Это значит, что тело есть та часть объективного мира, которая в своих явлениях постоянно отражает явления нашей души, и помимо которой душа ничего не может выразить и не может воспринять никакого чужого выражения. Только в таком смысле нужно уразуметь связь души и тела…Эти два мира остаются строго разграниченными, но один служит для выражения другого, подобно тому, как буквы выражают звуки, а звуки выражают мысли».
Декарт первый «отнял у вещества всякую тень чего-либо субъективного, и потому сделал его мертвым в полном смысле слова…
Мы утверждаем, — пишет Страхов, — что к сущности вещества принадлежит отсутствие жизни».
Для самого себя каждый человек есть нечто единое и целое.
Именно по отношению к нашему я части нашего тела «и оказываются связанными в одно целое… Все наши ощущения и все наши действия относятся к одному и тому же центру нашего я и только потому считаются явлениями одного существа; иначе невозможно получить никакого единства. <…> О целости животного единства мы всегда судим не по вещественной целости, а по проявлениям жизни, из которых самые несомненные и ясные суть чисто психические. Мы вообще должны отказаться от искания вещественных признаков жизни. Мы называем организмы живыми существами не по каким-нибудь их вещественным особенностям, а потому, что переносим на них то понятие жизни, которое черпаем из самих себя и в котором первоначально не заключается никакой вещественной черты. С вещественной же стороны организмы то же, что и другие тела, т. е. некоторые скопления вещества — и только. <…>
…Физиология, как наука о жизни, необходимо должна иметь в виду и то, что составляет жизнь по преимуществу, то есть психические явления…Психическими явлениями мы называем только наши сознательные явления, т. е. те, которые наблюдаем внутри самих себя, в своем сознании… Других психических явлений, кроме сознательных, мы не знаем.
Спрашивается, в каком же отношении находится психология к физиологии, то есть к тому, что собственно составляет физику человеческого тела? Сознательные явления не имеют ничего общего… с явлениями мертвого бессознательного вещества; по самой своей сущности они не могут быть даже заимствуемы, передаваемы…» Поэтому главное дело научной физиологии «должно состоять в том, чтобы в бесчисленных и разнородных фактах, которые ей представляются, найти их чисто физиологическое значение, ту сторону, которою они подходят под чисто физиологические принципы. При исследовании физических и химических явлений, происходящих в организмах, мы должны следовать физике и химии…
Исследование же психических явлений должно вполне подчиняться психологии».
В работе «Мир как целое», рассматривая животные существа, обитающие на планете, Страхов пишет: «Животные суть существа одушевленные; следовательно, мы различаем в них: во-первых, телесное устройство и различные вещественные явления, например, пищеварение, теплоту тела и пр.; и во-вторых, другие явления, называемые душевными, например, страсти, привычки, привязанности и прочее. Причем в химическом отношении растения и животные существенно сходны между собою и существенно отличаются от остальной минеральной массы земного шара. Однако существенные признаки животных — не вещественные, не органические… Уже Линней отличал животных тем, что они чувствуют и произвольно движутся… Подвергаться внешним влияниям свойственно всем телам, — чувствовать могут только животные. <…>
Истина, очень простая и очевидная для всякого, кто смотрит на дело без предубеждений, состоит в том, что организмы, все организмы с включением царя природы — человека, суть вещественные предметы в полном смысле этого слова… Возьмем для примера прекраснейшее, благороднейшее из всех тел природы, тело человека, и рассмотрим его именно как тело.
Во-первых, все вещественные силы и влияния действуют на него точно так же, как и на другие тела. Попробуйте его резать — оно режется, и не более, как с таким сопротивлением, какое свойственно твердости его тканей; попробуйте нагреть его — оно нагреется, охладить — оно замерзнет. Зарядите его электричеством — оно будет издавать искры; капните на него едкою кислотою — оно будет проедено; жгите его — оно обуглится; бросьте, наконец, его на воздух, и вы увидите, что оно опишет такую же линию, ту же параболу, какую описывает брошенный камень…
Пойдем далее. В теле человека совершается множество материальных явлений, но все они суть обыкновенные вещественные процессы. Грудь вбирает и выпускает воздух точно так же, как мех; сердце разгоняет и собирает в себя кровь не особенною силою, а точно так, как насос; словом, всякое вещественное явление тела человеческого… оказывается процессом, строго повинующимся всем законам вещества…
Голос, как известно, происходит от дрожания гортанных тяжей; движения — от сокращения мускулов; в этих процессах нет ничего духовного и нет никакого отступления от механических законов природы».
Итак, все яснее и яснее становится очевидным для многих, что между материей и сознанием существует целая бездна.
2.11. Кавелин
Российский философ Кавелин Константин Дмитриевич (1818–1885) в работе «Задачи психологии» (1872), размышляя о душе и сознании писал: «Что такое материальный мир, что такое материя, мы не знаем, как не знаем, что такое психический мир [сознание] и душа…
Очевидные и бесспорные факты показывают, что в душе нашей происходят своего рода процессы, вырабатываются своеобразные явления, которые нельзя объяснить иначе, как самодеятельностью души… Надо признать, что в душе совершаются свои, ей свойственные процессы, которые приводят в новые сочетания поступающий в душу материал, а это прямо указывает на самостоятельную психическую деятельность». Даже самое простое наблюдение над нашей ежедневной жизнью подтверждает этот вывод.
