Конкордия Антарова - Две жизни
Весело стала новая музыкальная артель собирать шишки и хворост для костра, так как деревья оказались небольшим леском. Время для детей и носившейся по лесу Беляночки мелькнуло, как самый веселый праздник. Им казалось, что минут счастливее этого утра они не знали. Накормив свою новую семью, юноша сказал:
– Ну-ка, братишка, сыграй мне мою песню на своей скрипке, я увижу, хвастал ли ты или ты взаправду артист.
– О, дядя, если бы ты знал Монко, ты бы так не сказал, – укоризненно прошептала Фанни.
Мальчик молча вынул свою скрипку, оказавшуюся настоящей большой скрипкой для взрослого человека, настроил ее особенно нежно, точно живое существо, погладил ее и сказал с необычайной серьезностью, поразившей юношу:
– Это скрипка отца. Он играл прекрасно, но говорил мне, что я играю лучше него. Иногда, когда я играл, он плакал и говорил: «Боже мой, чем же я так согрешил перед Тобою, что не имею возможности послать учиться это гениальное дитя?» Но, так как Фанни говорит, что ты Ангел спасения, то уж ты сам поймешь, прав ли был мой отец и надо ли мне где-нибудь учиться.
Монко заиграл, и путник узнал в звуках ту песнь, что он пропел утром навстречу солнцу. Но для его ушей она звучала странно. Он как автор ее почти не узнавал. Песнь была та и не та. Мальчик передавал ее так своеобразно, что она показалась певцу гораздо лучше в его передаче. Трудно было поверить, что поют ее маленькие пальчики ребенка, а не волшебное существо, у которого особая свирель, умеющая петь человеческим голосом. Только слов не хватало песне Монко и все сердце юноши она заполнила. Он сидел очарованный, не сводя взора с серьезной, углубленной, хрупкой фигурки ребенка, углубленного в самого себя.
Когда маленький музыкант кончил играть, он робко посмотрел на своего покровителя и снова тихо спросил:
– Как же ты думаешь, Ангел спасения? Достоин ли я учиться? Послал ли мне Бог встречу с тобой, чтобы ты стал нашим общим покровителем и помог нам с сестрой сделаться артистами? Если бы ты только слышал, как поет и танцует Фанни, ты бы, наверное, был милостив к нам. Ты молчишь. Разреши, я еще сыграю, а Фанни споет и станцует. Быть может, хоть ее ты сочтешь достойной учиться, дорогой, милосердный Ангел спасения.
До глубины сердца растроганный, юноша вскочил, поднял, как перышко, мальчика, прижал его к груди и несколько раз горячо поцеловал:
– Ты не только отличный скрипач, ты чудесный музыкант, дорогой мой мальчик, моя радость, незаслуженно посланная мне жизнью чудесная встреча. Я даю тебе слово, что ты будешь учиться у самого лучшего учителя, хотя бы для этого пришлось море переплыть.
Он опустился на землю, усадил мальчика и девочку с Беляночкой к себе на колени и, лаская всех троих найденышей, продолжал:
– Прежде всего, родные мои детки, запомните твердо, раз и навсегда: я такой же человек, как и вы, и ровнешенько так же, как и вы, никогда не видел ангелов и не бывал в их обществе. Теперь я ваш старший брат и должен заменить вам отца, как смогу и сумею, и этот вопрос кончен. Жизнь не сказка, все на земле трудятся, будем трудиться и мы. Надеюсь, что вместе со мною вам будет легче и веселее. Сейчас мы обдумаем, какую нам приготовить программу, чтобы нравиться людям и иметь всегда хлеб и ночлег под крышей. Здесь проходит большая дорога, мы дойдем до ближайшего городка, где останавливаются проезжающие, и там дадим наше первое новое представление, которое сейчас обсудим и придумаем.
Довольно скоро сыгрались и спелись три артиста, но на четвертого – Беляночку – пришлось потратить немало труда всем троим. В конце концов, усердный пес понял свою роль во всех деталях, и вновь сформированная труппа, дав отдохнуть Монко, двинулась в путь.
– Дядя, постой, – остановила всех Фанни. – Если ты говоришь, что ты не дядя Ангел и не хочешь, чтобы мы тебя так называли, то скажи нам свое человеческое имя, а то нам никто не поверит, что ты нам брат.
– Мое имя Аполлон, зовите меня братом Аполлоном, как меня всегда звали в моей семье, – ответил юноша, торопя своих спутников, так как солнце уже было высоко.
В ближайшем городке новая музыкальная семья имела большой успех. Был базарный день, многие были хорошо настроены из-за удачных сделок и щедро одарили за песни и пляску красивых детей и их молодого опекуна.
Давно уже дети не были так веселы и сыты, как в этот день, давно не спали на чистом белье и постелях, на которых сегодня радостно отдыхали, так как их заработок позволил им снять отдельный номер. Через несколько дней они уже щеголяли в новых платьях и башмаках, всегда теперь сытые и уверенные в себе. Все три маленьких артиста души не чаяли в Аполлоне. Иногда только, робко прижавшись к своему покровителю, лаская его своими ручонками, они застенчиво шептали:
– Ты ведь, брат Аполлон, никогда нас не оставишь? Без тебя мы теперь уже не можем жить.
– Я вас приведу в большой город. Там вы оба будете учиться, а я буду петь людям и зарабатывать деньги вам на ученье. Вот пока для всех нас и программа. Зачем вы так часто думаете о том, что будет дальше! Ваша короткая и тяжелая жизнь должна была научить вас, что ни одно «завтра» нам неизвестно, а есть только «сегодня». Радуйтесь, пойте и играйте, учитесь прилежно, вот и все.
Погода благоприятствовала юной труппе, не раз им делали заманчивые предложения всякие предприимчивые люди, многие старались сманить детей у Аполлона, суля им исподтишка золотые горы, но никто не смог оторвать их сердец от Аполлона, да и жила в них одна мечта – учиться. До большого города оставалось все меньше верст, у каждого из артистов завелся тугой кошелек, потому что они усердно работали, все больше расширяя свою программу, всюду имевшую успех.
– Знаешь, брат Аполлон, – сказал однажды Монко. – Хотя я и убедился, что ты никогда не говоришь неправды, но все-таки я не могу тебе поверить, что ты не Ангел. Ты такой добрый и так поешь, что весь человек тонет куда-то, слушая тебя. Вспомни, пожалуйста, ну, наверное, кто-нибудь, какой-нибудь дедушка или бабушка твои были в родстве с ангелами. Ну вот хоть столечко, такое маленькое-маленькое родство да было у тебя с ними. Вспомни, я тебя очень прошу, наверное, ты забыл, – умилительно показывая крошечный кончик своего мизинца, говорил Монко.
Аполлон, шутя и весело смеясь, отвечал:
– Видишь ли, когда ты играешь песни своего отца, то не только весь человек куда-то тонет, но и вся вселенная вместе с ним точно исчезает. Твои звуки заставляют всех умолкать: и птиц, и собак. Но я тебя не подозреваю в скрытности и не думаю, что ты прячешь от меня свое ангельское происхождение.
– О, я-то человек, самый простой человек. Как помню себя, отца и мать, – всех нас всегда преследовали люди за нашу веру. Только я тебе не могу объяснить, какая такая наша вера и почему за нее нас люди обижали. Иногда отец утешал нашу бедную маму и говорил ей: «Не горюй, Гарань. Это слепцы, полные суеверий. Иди честно, не сворачивая с дороги, и жизнь воздаст если не нам, то детям нашим. Ты до конца верь и, вместо того чтобы плакать, улыбайся невежеству тех сердец, что, преследуя нас, думают угодить своему Богу».
Помолчав, Монко робко прибавил:
– Я думаю, что отец не ошибался. Мы тебя встретили, значит, жизнь вознаградила нас вместо них. Я верю, что ты устроишь меня учиться, и я буду артистом, как говорил мне отец.
– А я буду учиться танцевать. Ничего на свете я не хочу, только танцевать, – сказала Фанни, бросаясь на шею своему названому старшему брату Аполлону.
– Не знаю, правда ли это, что ты хочешь только танцевать, милая моя сестренка, потому что ясно вижу, как сейчас ты хочешь только сладко спать, – укладывая смеющуюся девочку в постель, сказал Аполлон. – Спите, детки, завтра у нас трудная программа. Не забудьте, что завтрашнее представление – наша репетиция перед большим городом. Там мы должны привлечь к себе внимание, чтобы хорошие учителя захотели вас учить. Отдыхайте, наберитесь сил, чтобы завтра быть бодрыми и свежими, а я пойду пройтись.
Поручив своих детей надзору коридорной женщины, Аполлон вышел из дома и присел в саду на одной из самых отдаленных скамеек. Ему хотелось побыть одному, подумать обо всем, что с ним за это время произошло. Только что он начал вспоминать о своих братьях, которых так давно не видал и о которых не имел никаких вестей, как послышались шаги, и к нему быстро подошла укутанная в шаль женская фигура.
– Я не видела, как наконец ты вошел один, без твоих несносных ребят, вечно на тебе виснущих. Не вздумай меня обманывать. За тобой я слежу уже целый месяц и узнала всю твою историю. Люди рассказывали мне, что дети пристали к тебе в дороге, а вовсе они тебе не родня, как ты всем говоришь. Я хочу поговорить с тобой очень серьезно о твоей судьбе. По всем твоим манерам видно, что ты очень хорошего происхождения и никак не можешь быть бродячим музыкантом. Я не знаю, что тебя толкнуло на этот путь, но думаю, что не ошибусь, предположив, что неудачная любовь заставила тебя скрываться и скрыть свое имя. Но возможно, что твоя неудачная любовь и не так неудачна, как тебе это кажется. Ты не мог не заметить, что я и мой отец всегда, когда можем, стараемся бывать на твоих представлениях и сидим на самых ближних скамьях, и мы бываем самыми щедрыми из всех твоих слушателей. Я умышленно задерживаюсь повсюду, чтобы дать тебе возможность нас догнать. Мой отец меня обожает и сделает для меня все. Но мое внимание к странствующему певцу, внимание богатейшей невесты в округе к человеку неизвестному ему не по вкусу, как и мне самой. Я пришла, чтобы сказать, что интересуюсь твоей судьбой. Поступай приказчиком к отцу, хотя он характера и гордого, но я его заставлю приглашать тебя к нашему столу, и мы с тобой будем часто видеться без помехи. Послужишь приказчиком, выкажешь усердие к делам отца, станешь старшим, тогда я дам тебе потихоньку от отца денег, ты сделаешься компаньоном, ну, а тогда можешь просить меня в жены. Но я требую, чтобы ты оставил своих противных найденышей. В нашем огромном городе есть много монастырей, можешь их туда определить. Денег на их воспитание там я тебе дам. Теперь отвечай скорее, согласен ли ты на мои условия. Твой пылкий взгляд я много раз ловила на себе, я знаю, что я прекрасна и не влюбиться в меня трудновато. Не смущайся огромностью расстояния между нами. Если я чего захотела, я всего добьюсь. Предоставь все мне в нашем вопросе. Я знаю, как тебя должно было поразить это свидание. Понимаю твое смущение и молчание. Но не бойся, хотя я и царица здешних мест по красоте и богатству. На то я и царица, чтобы презирать общее мнение и поступать как мне нравится. Отвечай скорее, отец может каждую минуту вернуться из кабачка, где он любит посидеть вечерком с приятелями.
