Александр Медведев - Золотая нить Дао
В его словах была спокойная торжественность, но для нас это прозвучало как самое изощренное издевательство.
Мы буквально онемели. Я хотел что-то сказать и не мог. У нас вдруг пропало всякое желание задавать вопросы, и, надо сказать, я чувствовал себя полным дураком.
На следующий день Ли произнес только одну фразу, которая подвела черту под происшедшим.
– Наконец-то ты смог удержаться от несвоевременного вопроса. Это уже большой шаг вперед, – сказал он мне.
Примерно через год-полтора на том же самом месте произошло событие, повлиявшее на меня, возможно, сильнее, чем все, что случалось со мной раньше. После более чем полугодового периода практических непрерывных занятий с Учителем на Партизанском водохранилище мне удалось достичь состояния «серебряного тумана», что означало завершение первой большой ступени обучения Шоу-Дао.
Однажды Ли сказал мне, что, хотя мы встречаемся и тренируемся почти каждый день, для настоящего прогресса этого мало, и предложил мне устроить так, чтобы мы могли находиться вместе достаточно длительное время и тренироваться непрерывно – днем и ночью. Трех месяцев летних каникул было недостаточно. Я ломал голову, пытаясь найти возможность освободиться от занятий в институте, и неожиданно мне помог мой тренер по самбо.
По его рекомендации я устроился на производственную практику в совхоз «Жемчужный». Вместо того чтобы совершенствовать и применять свои познания в сельском хозяйстве, я договорился (опять-таки с помощью моего тренера) с директором совхоза, что буду два раза в неделю вести все спортивные секции совхоза. Официально меня зачислили на должность помощника бригадира в бригаду виноградарей.
Мои обязанности универсального спортивного тренера заключались в следующем: один раз в неделю поздно вечером я приезжал в совхоз, вместе с местным физруком открывал спортзал и там, в жутком, холодном, совершенно неприспособленном для занятий помещении с сырыми, покрытыми грибком стенами, я давал группам молодежи задания по художественной гимнастике, боксу, борьбе, настольному теннису и еще каким-то видам спорта. Ночевал я в совхозе, на следующий день рано утром снова проводил занятия – и был свободен до следующей недели. Иногда я на сутки уезжал домой. Таким образом 5–6 суток в неделю я был свободен.
Славик в то время работал милиционером и занимался, в частности, охраной Партизанского водохранилища. Мы с Ли и со Славиком поселились в лесу недалеко от плотины, и начался период очень жесткого и напряженного более чем полугодового обучения. Ли проводил занятия в ритме три часа – тренировки, три часа – отдых и прием пищи. Этот цикл повторялся непрерывно. Во время изнурительных физических занятий Ли заставлял нас выполнять медитативные упражнения и одновременно рассказывал обо всем на свете: об истории клана, его легендах и притчах, передавал медицинские знания, теорию общения и управления людьми, говорил о философии, системах жестов, тайных знаках, шпионских уловках и о многом другом. Все это делалось для того, чтобы приучить нас одновременно получать информацию из многих источников и уметь отдавать информацию нескольким источникам, научить ум, эмоции и тело работать в разном ритме, выполняя различные задачи, и действовать максимально эффективно в условиях сильнейших физических, психических и умственных нагрузок.
Мы выполняли медитативные комплексы, которые вводили нас в измененное состояние сознания, учились управлять им и действовать в нем так же эффективно, как и в обычной жизни. Состояние «серебряного тумана» было на этом этапе своеобразным рубежом использования измененных состояний сознания.
В течение суток мы вели обычные циркуляционные тренировки, которые заключались в непрерывном повторении на большой скорости определенных движений в сочетании с глубоким дыханием и переходами с круга на круг. Мы имитировали движения Учителя, спарринговались и бились с тенью.
Однажды рано утром Славик ушел на дежурство, и мы с Ли остались одни. Он запретил мне есть и сказал, что сегодня я должен буду выполнить особое медитативное упражнение. В чем это упражнение заключалось, он не стал объяснять, а я уже привык не задавать никаких вопросов.
Учитель велел мне принять позу для медитации и достал из сумки несколько бутылок с буроватой жидкостью, открыл одну из них, плеснул немного жидкости в кружку и предложил мне выпить. Я выпил. Жидкость имела резкий неприятный вкус, и я подумал, что это какой-то настой из трав. Ли сел напротив меня и начал выполнять звуковую медитацию. Он издавал долгие, протяжные вибрирующие звуки на одной ноте, время от времени меняя их высоту, тональность и интенсивность. Я делал то же самое, стараясь звучать в унисон с ним. Время от времени Ли наливал в кружку очередную порцию настоя и давал мне выпить.
Прошло три часа. Привыкнув к четкому ритму циркуляционных тренировок, я мог определить этот срок, не глядя на часы. Но сигнала к отдыху не последовало. Ли дал мне задание совмещать звуковую медитацию с вибрацией, направленной на активизацию ци. По его хлопку я, не переставая пропевать звуки, начинал вибрировать всем телом в ритме, задаваемом голосом Учителя. Иногда Ли подходил ко мне и хлопал меня по какому-либо участку тела, в котором была нарушена циркуляция ци и который требовал поэтому дополнительного воздействия. Я начинал бить, колотить, мять эти участки тела. Ли воздействовал на активные точки, заставлял меня выполнять другие медитативные упражнения, которые мы изучали раньше. Я все время пил настой и выпил его, наверное, несколько литров.
К вечеру я вошел в состояние аутодвижений. Тело было легким и невесомым, оно двигалось само по себе, словно без участия рассудка и мышечных усилий выполняя необходимые упражнения. Мой мыслительный процесс остановился. Время, казалось, тоже остановилось, и только что-то внутри меня реагировало на команды и жесты Учителя.
Окружающий мир потерял четкость очертаний и стал отчужденным и незнакомым. Перед глазами возникала то ярче, то слабее прозрачная серебристая пелена, словно кто-то встряхивал передо мной прозрачную алюминиевую фольгу, отблески которой мелькали и перемешивались, как множество солнечных зайчиков.
За серебряной пеленой я увидел силуэт Ли, который жестами сделал мне вызов на бой. Я среагировал мгновенно, вернее, среагировало мое тело, бросившись на него. Мне показалось, что я двигаюсь очень медленно, я постарался двигаться быстрее, но у меня ничего не получилось. Я прыгнул к Ли. Этот прыжок, казалось, длился целую вечность, и тут я понял, что сейчас глубокая ночь. Неожиданно ночь окрасилась равномерным зеленоватым с переливами цветом. Земля и деревья засветились. Я видел, как сияет мое тело и фигура Учителя. Стало светло, как днем. Странно, но это свечение меня не удивило и как-то вообще не затронуло, словно было самым обыденным делом. Меня терзало чувство неудовлетворенности собой. Я должен был драться, но никак не мог заставить свое тело двигаться быстрее. Меня захлестнули отчаяние и ярость. И тут я понял, что Ли тоже двигается очень медленно, почти с такой же скоростью, как и я.
В качестве тренировки мы часто устраивали медленный спарринг, когда каждое движение, каждый удар выполняются в 3–4 раза медленнее, чем в нормальном спарринге, для того, чтобы ученик, уступающий Учителю в скорости движений, мышления и времени для принятия решений, успевал проводить необходимые технические приемы и учился думать и предсказывать движения соперника. Я был абсолютно уверен в том, что Ли жестом вызвал меня на бой на полной скорости, и я никак не мог понять, почему же мы двигаемся медленнее, чем в самом медленном спарринге.
Эта мысль промелькнула и исчезла. Я подпрыгнул вверх и с удивлением заметил, как медленно земля уплывает у меня из-под ног. Пытаясь достать ногами землю, я сделал ими несколько непроизвольных движений, словно вращая педали велосипеда. Движения выполнялись медленно, но земля приближалась ко мне еще медленнее. В этот момент что-то сместилось в моем сознании, и мне вдруг показалось, как в полусне, что я вращаю ногами с бешеной скоростью, но в следующее мгновение я снова двигался очень медленно. Не знаю, как долго продолжался бой. Это время показалось мне вечностью.
Я отражал удары Ли, проводил захваты, уходил от него. Мы катались по земле, нанося друг другу какие-то удары, но все это происходило словно в полусне. Прижимаемые телом травинки, как при замедленной киносъемке, медленно распрямлялись. Когда я ударился о дерево и оттолкнулся от него, дерево вспыхнуло искрами. Я почти не ощущал собственного дыхания, усталости, боли, мышечных усилий. Звуки внешнего мира отодвинулись куда-то. Единственной реальностью в этом мире был только мой движущийся противник, мой Учитель.
Не помню, как я перешел в состояние сна, может быть, я просто отключился. Я пришел в себя примерно через сутки на рассвете. С трудом открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной Славика. Он улыбнулся, хотя его лицо было встревоженным. Славик заговорил со мной, но я не понимал смысла его слов. Я совершенно не чувствовал своего тела, не мог говорить и даже связно думать. Я отметил только, что вокруг меня горели несколько костров, я был закутан в одеяла и обернут полиэтиленовой пленкой.
