Кристин Коннелли - Исцеление от эмоциональных травм – путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии
Готовность культур к переменам
За те тысячелетия, пока суровый поздний дриас был достоянием далекого будущего и природа источала благодать, многие племена могли решиться на оседлый образ жизни. Однако сельское хозяйство было для них по-прежнему в новинку, и, осев, они продолжали охотиться и собирать плоды и коренья. Поэтому когда холод и засуха вернулись, для них не составляло труда бросить свои поселения и снова отправиться в нескончаемый путь – людей на планете все еще было немного, и огромные пространства, пригодные для кочевья, пустовали. Но когда пришла великая сушь, все изменилось. Повсюду появились поселения земледельцев, и население в них все увеличивалось. К прежнему образу жизни было уже не вернуться – семьи разрослись, а необходимые навыки давно забылись. Поэтому стала меняться сама культура. Древние обычаи взаимопомощи отходили в прошлое, так как каждое семейное хозяйство срасталось со своим участком и имуществом и становилось «вещью в себе».
О том, сколь сильна привязанность человека к земле, можно судить по реакциям наших современников на стихийные бедствия – землетрясения, извержения, цунами, ураганы[208]. Несмотря на разрушения и риск повторения катаклизмов, в течение нескольких лет люди все равно возвращаются обратно, даже если в других местах для них уже построены новые дома. Следовательно, природные катастрофы практически не способны пошатнуть сложившиеся традиции. На первый взгляд это означает, что одного лишь изменения климата недостаточно для старта культурной революции. Однако великая сушь не была кратковременным явлением вроде торнадо. В Северной Африке и Передней Азии многие поколения сменились, переживая все более длительные и губительные засухи. Постоянный голод, миграции и борьба с соседями за пищевые ресурсы несли с собой травмы, которые со временем делались наследственными. Даже когда бедствия отступали и не возвращались десятилетиями, предки сохраняли память о них в устной традиции и вместе со своими травмами передавали ее потомкам.
В отличие от позднего дриаса, великая сушь не смогла согнать большинство народов с насиженных мест. Зато, попав в экстремальные условия, они уже не столь охотно делились ресурсами (особенно с чужестранцами), предпочитая защищать свои земли с оружием в руках. В борьбе с природой за урожай они стали собирать дождевую и талую воду, изобрели плуг, запрягли в него тягловую скотину, но в конечном итоге все же были вынуждены покинуть свои деревни, спасаясь от голода. Однако превращались они не в прежних охотников-собирателей, а либо в переселенцев, либо в кочевников-скотоводов. Кроме того, они уже знали, что такое насилие. В позднем дриасе дух коллективизма не покидал наших предков, поэтому источниками травм были в основном голод и необходимость переселения. Но в эпоху Великого Падения стали разгораться искры агрессии: одни племена нападали, другие сплачивались вокруг вождей и пытались защищаться. Так к голоду и бесконечным странствиям прибавились массовые убийства, изнасилования и рабство.
Совместная эволюция культуры и окружающей среды
Как правило, природа предоставляет людям возможности для социального, экономического и технологического развития, правда, одновременно с ограничениями для этого развития, а порой – и с вызовом самому их существованию. Но то, как сообщество ответит на этот вызов, зависит от уровня его социального и культурного развития. Так, на берегах Нила, Евфрата и Тигра выросли могущественные цивилизации, но ни Миссисипи в Северной Америке, ни Муррей и Дарлинг в Австралии так и не увидели пирамид и зиккуратов[209]. Точно так же имперские цивилизации были не единственным возможным ответом постоянным засухам. Даже кочевое скотоводство в этих условиях – гораздо более адекватная альтернатива. Кроме того, люди всегда изменяют окружающие пространства сообразно своим нуждам, а не просто населяют их. Иногда между человеком и природой устанавливается длительное равновесие, но история знает немало примеров, когда целые цивилизации гибли, бездумно истощив ресурсы, от которых зависело их выживание.
Передняя Азия стала колыбелью земледельческой цивилизации – возможно, потому, что именно там виды флоры и фауны были наиболее пригодны для одомашнивания[210]. Подобно этому, имперские цивилизации возникли в Египте и Месопотамии не в силу только лишь естественного хода технологического и культурного прогресса, а под влиянием комплекса социальных и географических факторов. Среди них: характер течения Нила, Евфрата и Тигра, опустынивание прилегающих районов, рост населения и его потребности в пище, доступность и дешевизна рабочей силы, социальные изменения, связанные с переходом к сельскому хозяйству, и так далее. Иными словами, природные условия и человеческая культура постоянно находятся в отношениях сложного многоуровневого взаимодействия.
Взрывообразное развитие эго
Стив Тейлор утверждает, что Великое Падение «откупорило в человеческом сознании огромную банку с червями»[211]. Оно разлучило нас с собственными телами, эмоциями, друг с другом и природой. Образовавшуюся пустоту мы силимся заполнить развлечениями, собственной успешностью, имуществом и властью, однако она продолжает зиять: свидетельство тому – наши депрессии, наркозависимости, расстройства пищеварения, самоуничижение, ревность, чувство вины и тому подобное. Во времена Великого Падения на мир опустилось коллективное безумие, при котором убийства, пытки, взаимная эксплуатация, разрушение природы, стяжательство кажутся нам обыденными явлениями на фоне нашей собственной неполноценности и недоразвитости.
С. Тейлор считает это сумасшествие последствием сдвига в сознании, которое он называет «взрывом эго». Будучи неспособными снова взяться за охотничий лук и корзину собирателя, мы вынуждены искать новые способы выживания, выстраивать новый образ жизни. Пытаясь решить назревшие проблемы, мы постоянно дискутируем сами с собой. Но для этого необходим мудрый и находчивый внутренний оппонент – собственная личность, эго, «Я». Отсюда С. Тейлор заключает: «Великое Падение было и остается процессом пробуждения человеческого „Я“, индивидуальности»[212]. Этой же линии рассуждений придерживается Брюс Лерро. Он полагает, что индивидуалисты более склонны к самоанализу и абстрактному мышлению, более объективны и менее подвержены влиянию социума[213]. Соответственно, они лучше держат удары судьбы и в кризисных ситуациях способны осуществлять в обществе необходимые преобразования.
Великое Падение способствовало всестороннему усилению эго. В трудностях воспитывалось себялюбие и противопоставление своей личности обществу. Боль и различные неудобства вели к абстрагированию от телесных ощущений и отождествлению себя с собственным разумом. А это способствовало восприятию природы как опасного врага, которого необходимо победить. Обостренное чувство индивидуальности стало типичным признаком пробуждающейся мысли и, по утверждению С. Тейлора, дало начало эпохе великих побед разума: изобретению письма, начал математики и астрономии, техническому прогрессу, развитию науки, литературы и музыки.
Тейлор предполагает, что взрывной характер развития эго и стал причиной коллективного безумия и страданий: мы перестали сдерживать голоса внутри нас, и сознание захлестнул поток мыслей, образов и воспоминаний. Обычно мы не подозреваем о разговоре различных сторон собственного «Я», но стоит прислушаться к себе и можно разобрать шепот страха перед тем, что будет, раскаяние и сожаление о том, что было, и недовольство тем, что могло быть, да не случилось. Когда «Я» набирает силу, его постоянный полилог нарушает наше единство с природой и окружающими людьми. Появляется чувство изолированности, незавершенности и неизбывного одиночества. Мы перестаем воспринимать реальный мир во всей полноте, ведь теперь разум направляет свои усилия внутрь, на собственную мысль. От этого окружающая действительность, если только в ней не происходит чего-то экстраординарного, теряет живые краски и становится серой. Мы приносим восприятие в жертву своему эго, впадая в состояние, которое Стив Тейлор назвал «перцептивным сном».
Пытаясь уйти от внутренней «духовной дисгармонии», мы заполняем свою жизнь балластом – хобби и развлечениями, дорогими игрушками для взрослых, уверенностью в собственной уникальности. Тейлор утверждает, что эго провоцирует и другие душевные состояния, ставшие обычными после Великого Падения. Например, воинственными нас делает потеря способности к эмпатии, жажда богатства, власти и будоражащих приключений. Стремление эго доминировать вызвало к жизни религиозную догму о чистоте разума и греховности плоти. Это, в свою очередь, возвысило в обществе мужчин, поскольку в функциях женского организма – менструации, беременности – явственнее проявляется телесное начало. Социальное неравенство и жестокое обращение с детьми также являются производными от желания эго занять как можно более высокий статус.
