Космическая игра. Исследование рубежей человеческого сознания - Гроф Станислав

Вплоть до этого момента сеанса Джейн наблюдала выборочный показ теневых аспектов жизни как в природе, так и в человеческом обществе, и ее не посещали прозрения относительно причин алчности и насилия. На следующей фазе переживание вывело ее прямо к тому, что казалось метафизическим источником мирового зла.

Внезапно переживание сменилось, и я встретилась лицом к лицу с сущностью, отвечающей за все, что я видела. Это был образ, воплощающий квинтэссенцию вневременного Зла, — огромная, невероятно зловещая фигура, излучающая невообразимую мощь. И хотя я не могла точно оценить ее размеры, она казалась колоссальной, быть может объемлющей все галактики. Она была как бы антропоморфной, но все же не имела совершенно четкой формы, и я могла лишь грубо различать отдельные части ее тела.

Она состояла из быстро сменяющихся, текучих динамических образов, которые голографически пронизывали друг друга. Проявляясь в соответствующих частях тела этого Бога Зла, они отражали различные формы зла. Так, его живот изобиловал сотнями образов жадности, ненасытности и отвращения, область гениталий вмещала в себя половые извращения, изнасилования и сексуальные убийства, руки — насилие, совершенное мечами, кинжалами и огнестрельным оружием. Я испытывала трепет и неописуемый ужас. В моем мозгу мелькали имена Сатаны, Люцифера и Аримана, но это были до смешного мягкие названия тому, что я переживала.

Некоторые из тех, кому довелось переживать личную встречу с Космическим Злом, имели интересные прозрения относительно его природы и функции в миропорядке. Они видели, что этот принцип тесно вплетается в фактуру бытия и, принимая все более конкретные формы, пронизывает все уровни творения. Его различные проявления суть выражения энергии, которая заставляет отколовшиеся единицы сознания чувствовать себя отдельными друг от друга. Принцип зла отчуждает их и от их космического источника — недифференцированного Абсолютного Сознания. Таким образом, Космическое Зло мешает отколовшимся единицам осознать их сущностную тождественность с этим источником, равно как и основополагающее единство друг с другом.

С такой точки зрения зло тесно связано с движущими силами, о которых я говорил ранее как о «космической перегородке», «экране» или «забвении». Поскольку божественную игру, т. е. космическую драму, невозможно представить себе без действующих лиц, без отдельных различающихся сущностей, то в творении мира, каким мы его знаем, существование зла совершенно необходимо. Эта концепция в основе своей согласуется с идеей, высказанной в трудах ряда христианских мистиков; согласно этой идее, падший ангел Люцифер (букв. — «Носитель Света») как представитель противоположностей рассматривался как своего рода демург. Люцифер увлекает человечество в фантастическое путешествие в мир материи. Подходя к этой проблеме с другой позиции, мы можем сказать, что зло и страдания в конечном итоге основываются на ложном представлении о реальности, в частности на вере живых существ в свое отдельное индивидуальное «я». Это прозрение составляет важную часть буддийской доктрины анатты (не-я).

Постижение того, что зло во Вселенной является силой разделяющей, помогает понять и ряд типовых эмпирических шаблонов и последовательностей событий в холотропных состояниях. Так, экстатическим переживаниям воссоединения и расширения сознания часто предшествуют наводящие ужас встречи с силами тьмы, представленными в виде архетипических фигур зла или в виде прохождения сквозь демонические препоны. Обычно это связано с чрезвычайными душевными и физическими страданиями. Самым ярким примером, иллюстрирующим эту связь, является процесс психодуховныой смерти и возрождения, в котором переживания агонии, ужаса и уничтожения гневными божествами сменяются чувством воссоединения с духовным источником. Эта связь находит конкретное выражение в буддийских храмах Японии, например в прекрасном храме Тодайдзи в Наре, где человек, прежде чем войти внутрь и увидеть сияющее изображение Будды, должен миновать устрашающие фигуры гневных защитников.

Всякая попытка применить этические ценности к процессу космического творения должна учитывать один важный факт. Согласно прозрениям, описанным в этой книге, все воспринимаемые нами во вселенной границы произвольны и в конечном счете иллюзорны. По своей глубочайшей природе весь космос является единичной сущностью невообразимых размеров — Абсолютным Сознанием. Все роли в космической драме исполняет один-единственный актер, о чем и говорит приведенное выше прекрасное стихотворение Тхить Нят Ханя. Во всех ситуациях, где присутствует элемент зла, например ненависть, жестокость, насилие, лишение и страдание, творческий принцип играет в сложную игру сам с собой. Агрессор тождествен своей жертве, диктатор — угнетенному, насильник — изнасилованному, убийца — убитому. Больной, зараженный инфекцией, не отличатся ни от бактерий, проникших в его организм и вызвавших заболевание, ни от врача, который лечит его антибиотиками, чтобы устранить инфекцию.

Яркой иллюстрацией ошеломительного осознания нашей сущностной тождественности космическому разуму служит выдержка из описания сеанса с Кристофером Бахом, профессором философии и религиоведения. Ранее я уже цитировал его описание встречи с Пустотой.

Не передний план мало-помалу выдвинулась тема секса. Сначала секс возник в своей приятной форме, как обоюдное наслаждение и эротическое удовлетворение, но вскоре перешел в агрессивную форму, приняв вид насилия, подавления, травмы и боли. Силы сексуальной агрессии стали проникать и в смежные сферы человеческой жизни. Я стоял лицом к лицу с этими жестокими силами, заслоняя собой ребенка. Я пытался защитить ребенка от этих сил, не допустить, чтобы они настигли его. Мой ужас возрос, когда ребенок превратился в мою трехлетнюю дочку. Это была и она, и все дети мира сразу.

Я продолжал защищать свою дочь, пытаясь сдержать натиск надвигающейся силы, и все же знал, что в конечном итоге мои попытки закончатся провалом. Чем дольше я удерживал эти силы, тем мощнее они становились. Здесь «я» было не просто моим личным «я», в нем присутствовали «я» многих тысяч людей. Ужас был неописуем. Оглядываясь назад, я ощущал поле, создаваемое испуганным невинным существом, но вот добавился еще один элемент — мотив мистических объятий. На ребенка наложился образ Первичной Женственности, самой Богини-Матери. Она манила меня к себе, чтобы я обнял ее, и я инстинктивно знал, что нигде больше не найду такого упоения, как в ее объятиях.

Удерживая могучий сексуальный натиск, я удерживал себя и от мистических объятий Богини, ибо, несмотря на сладостные обещания искупления, я не мог изнасиловать и убить собственного ребенка. Это безумие нарастало до тех пор, пока я не повернулся лицом к своей жертве. Все еще сдерживая ужасный натиск сил, толкающих на убийство, я теперь стоял перед своей жертвой и разрывался между страстью и защитой. Моей жертвой одновременно была собственная дочь, беспомощная, невинная и хрупкая, и Изначальная Женщина, приглашающая меня к половому акту космических масштабов.

После долгой мучительной битвы с ужасным натиском импульсов насилия Крис стал мало-помалу уступать, позволяя им себя проявить. Мучительная ситуация разрешилась, когда он сумел обнаружить, что за отдельными лицами, участвующими в этих сценах насилия, стояла одна и та же сущность — он сам как творческий принцип.

При всем моем упорном сопротивлении меня тянуло выпустить ярость на свободу. В ужасе и слепой жажде я начал нападать, насиловать, убивать, продолжая в то же время изо всех сил бороться с происходящим. Эта борьба выводила меня на все более глубокие уровни интенсивности до тех пор, пока вдруг что-то не распахнулось и я не пришел к ошеломительному осознанию, что, оказывается, я убиваю и насилую себя самого. Это открытие таило в себе множество измерений и тем привело меня в замешательство. Интенсивная борьба подвела меня к некоему переломному моменту, где я внезапно постиг, что являюсь одновременно убийцей-насильником и жертвой. Эмпирически я понял, что мы — одно. Глядя в глаза своей жертвы, я обнаружил, что смотрю в глаза себе самому, и в слезах повторял: «Я же это делаю самому себе!»

Это была не кармическая инверсия, не переключение в прежнюю жизнь, где жертва и злодей поменялись местами. Скорее это был квантовый переход на эмпирический уровень, где все двойственности растворялись в едином всеохватном потоке. Это «я», которым я теперь стал, никоим образом не было моим личным, но являло собой единство, лежавшее в основе всего и включавшее всех людей. Охватывая весь человеческий опыт, оно было коллективным и в то же время крайне простым и неразделенным. Я был одно. Я был агрессором и жертвой, насильником и изнасилованным, убийцей и убиенным. Я делал все это с самим собой. На протяжении всей истории я делал это с самим собой.

Боль человеческой истории была моей болью. Там не было жертв, помимо меня. Ничего не происходило вне меня: все происходило во мне и со мной. Я был в ответе за все, что переживал, за все, что когда-либо происходило. Я смотрел в лицо своему творению. Я делал это. И делаю. Таков мой выбор. Я сам решил создать все эти ужасные миры.