Уппалури Кришнамурти - Выхода нет
В.: Итак, вы полностью сдаетесь? У.Г.: Видишь ли, бросить что-то в надежде получить вместо этого что-то еще, на самом деле не значит по-настоящему отказаться. Отказываться там не от чего. Сама идея о том, чтобы бросить что-то, отказаться от чего-то, исходит из надежды на получение чего-то взамен.
В.: Иногда случается, что, когда все оставляешь, без каких-либо ожиданий, проблема решается автоматически. У.Г.: Да. Это происходит со всеми теми, кто работает над какими-то математическими или научными вопросами. Изнуренные, они ложатся спать, это дает некоторое время механизму, который в этом участвует, и вот ответ готов. Вы даете компьютеру какое-то время, чтобы разработать решение для вашей проблемы. Он самостоятельно выдает ответ, но только если этот ответ есть. Если ответа нет, тогда на этом истории конец.
В.: То есть по сути это означает, что ты ничего не можешь сделать? У.Г.: Ты ничего не можешь сделать; но ты на этом не останавливаешься. Все, кто говорит, что ты можешь что-то сделать, убеждают тебя, что выход есть.
В.: Но нельзя сидеть сложа руки. Так можно и в зомби превратиться… У.Г.: Вовсе нет. Ты не можешь остановить движение жизни.
В.: Оно продолжается… У.Г.: Ты не пытаешься направить движение жизни в каком-то определенном направлении, чтобы произвести какие-то особые результаты.
В.: То есть ты отпускаешь его? Очень сложно формулировать вопросы из-за проблем языка. У.Г.: Наша структура языка такова, что ты никак не можешь быть свободен от дуалистического подхода к проблемам. Я не хочу использовать слово «дуалистический», так как оно, опять же, несет религиозные коннотации.
В.: Какая связь между словами и реальностью? У.Г.: Никакой. Нет ничего за пределами слов.
В.: Но есть воспоминания. У.Г.: Память играет шутку сама с собой, потому что она говорит тебе, будто у тебя осталось нечто другое, нежели слова. Но тот факт, что ты помнишь что-то, происходившее между мной и тобой, означает, что воздействие слов переведено памятью, которая затем говорит тебе, что это [воспоминание] есть нечто, отличное от слов.
В.: Какой-то психолог сказал, что сфера памяти находится вне тела. У. Г.: И я говорю о том же самом. Мысли находятся вне области тела. Я не думаю, что мозг имеет какое-либо отношение к творчеству. Мозг – всего лишь реактор и контейнер.
В.: Вид памяти? У.Г.: Что такое память в конечном счете? Никто не знает, что это. Ты можешь дать определение, как студент, изучающий психологию: «Память – это психическая реакция вызывания определенного объекта в определенном времени». Такое определение я когда-то вычитал в учебниках по психологии. Но это слишком глупое определение, поскольку никто не знает, что такое память или где она находится. Можно исследовать мозг после твоей смерти, после моей смерти. Но никакой разницы между мозгом гения и мозгом дебила не увидишь. Так что мы не знаем. Ученый предлагает какую-либо теорию. Можете наградить его Нобелевской премией. Потом появляется кто-то другой, разбивает его теорию и выдвигает другую. Каждый високосный год – новая теория.
В.: Еще говорят о морфогенетическом поле. У.Г.: Но это подразумевает, что вы можете что-то сделать с генами.
В.: Вы понимаете этот термин?
У.Г.: Конечно. Я кое-что знаю о морфогенетической теории. Вся мотивация, если можно так выразиться, за этим такова, что вы все-таки хотите сделать что-то, изменить что-то. Все исследовательские проекты приспособлены к идее узнать что-нибудь о том, как работает память и как функционирует человеческое тело, чтобы затем можно было применить ваши открытия, которые вообще-то весьма ограниченны. Это [тема жизни, человеческого тела и памяти] настолько обширный предмет, что все известное вам – лишь крохотная часть того, что есть. Вас интересует только то, как вызвать изменения. Но мы не готовы признать, что менять нечего. Сами научные открытия микроскопичны в сравнении с их разрушительным применением. То, что мы открыли относительно законов природы, используется только в разрушительных целях. У нас сегодня есть ужасающие орудия разрушения. Если бы церковь завладела этим оружием, не думаю, что и ты и я были бы здесь, а тем более развивали какой-то иной способ заниматься нашими проблемами и жизнями.
В.: Да, действительно! Были времена, когда церковь обладала большими полномочиями…
У.Г.: Но теперь она снова пытается вмешиваться.В.: Да, особенно в странах Восточной Европы… У.Г.: Да. Русская православная церковь переживает новый расцвет. Это нормально, но все эти страны, от востока до запада, от севера до юга теперь будут включаться. Я рад, что сегодня на Западе больше просветленных людей, чем в Индии. Западные люди говорят не только о своем христианстве. Они объявляют себя просветленными и полны решимости сделать просветленными многие миллионы. Может быть, однажды все эти люди отправятся в Индию, чтобы просветлять местный народ.
В.: Да, в Индию. Вы правы. У.Г.: Я не удивлюсь.
В.: У нас уже есть великие просветленные американцы… У.Г.: Да, и много. Это по-своему хорошо, потому как положило конец потоку всех этих учителей из восточных стран, приезжающих, чтобы использовать людей здесь, на Западе. Было бы интересно, если бы вы импортировали весь этот религиозный хлам в эти страны и дали свои высокие технологии странам третьего мира. Они, вероятно, смогут составить конкуренцию вам на Западе. [Смех]
В.: Вы всегда находитесь в Бангалоре? У.Г.: Нет, у меня нет собственного дома. Я провожу четыре месяца в Индии, четыре месяца в Европе, в основном в Швейцарии, и четыре месяца в Соединенных Штатах.
В.: Вы женаты или Вы холостяк? У.Г.: Я был женат в прошлом, моей жены нет в живых, уже не знаю сколько, двадцать три года.
В.: Двадцать три года? У.Г.: Ее нет в живых. Думаю, ее нет в живых двадцать семь лет. У меня есть дети, но я мало с ними общаюсь. Они навещают меня. Но когда они начинают говорить о своих жизнях и пытаются относиться ко мне сентиментально, мне становится не по себе.
В.: Вы живете в Индии или. У.Г.: Нет. Я не живу ни в каком определенном месте. Сегодня я здесь, а завтра буду в Америке или бог знает где. У меня нет определенного места жительства. У меня нет ощутимых средств к существованию. Это определение бродяги. Моя жизнь похожа на цыганскую. Мне как раз хватает денег, чтобы путешествовать и удовлетворять свои физические потребности. Так что я ни от кого не завишу. Мир не должен мне и куска хлеба. Почему мир должен кормить меня? Я ничего не привношу в этот мир. Почему мир должен кормить меня и заботиться обо мне?
В.: Если люди хотят приходить к Вам и слушать, как Вы отвечаете на вопросы… У.Г.: Нет, нет. Я не хочу много людей. Я пытаюсь избегать всех этих ищущих. Тут придумали слово «нашедшие». «Нашедшие» – это те, которые нашли истину. Я не хочу ищущих. А если существуют нашедшие, то моя помощь им не нужна.
В.: Да, точно.
У.Г.: Позволяя себе быть в окружении этих людей, я неосмотрительно поддерживаю иллюзию, что, ведя со мной диалог или беседу, они что-то получают.
Так что в последнее время я отбиваю охоту у людей. Даже если они просто приходят и садятся вокруг меня, я пытаюсь обратить внимание на смехотворный характер этих посиделок. Я пытаюсь закончить их, говоря: «Рад был с вами повидаться». Но они все равно не уходят. Они сидят часами. Даже если я встаю и ухожу, они всё сидят и говорят. Они говорят о том, что я сказал или не сказал или что, по их мнению, я сказал. [Смех] Так происходит везде и в Индии тоже. Но там мы привыкли к таким вещам.В.: И Вы даже говорите людям: «Прощайте и не возвращайтесь». У.Г.: А они все равно возвращаются. В последнее время я очень категорично заявляю, что не хочу видеть «вдов» Кришнамурти. Большинство из тех, кто приходит ко мне, последователи Дж. Кришнамурти. Я имею в виду фанатов Дж. Кришнамурти, «вдов» Раджниша и всевозможных религиозных приверженцев – всех форм, размеров и цветов. Если у них нет какого-то прошлого опыта во всем этом, они не могут интересоваться такими вещами. Они приходят ко мне, чтобы получить от меня некое подтверждение тому, в чем они заинтересованы. Но обнаруживают, что ничего от меня не получают. И все же продолжают приходить. Ты не представляешь, сколько тысяч людей прошли через пороги моих домов в Индии, Америке, Европе, Австралии и Новой Зеландии. Некоторые из них достаточно умны, чтобы понять, что они ничего от меня не получат и нет смысла ошиваться вокруг меня. Но тем не менее у меня есть несколько друзей, которых я называю моими Врагами Номер Один, Два, Три, Четыре, Пять и т. д. [Смех] Они постоянно околачиваются вокруг меня, но не думаю, чтобы они чего-то от меня ждали. Я не уверен, что они ничего от меня не ожидают. Они не готовы принять то, что я постоянно утверждаю и подчеркиваю: что случившееся со мной случилось вопреки всему тому, что я делал. Некоторые друзья, которые были со мной годами, говорят, что у них все еще есть надежда, что они что-нибудь получат от меня. Вот вкратце история моей жизни. [Смех]
