Владимир Шмаков - ЗАКОН СИНАРХИИ
Во-первых, каждая частная антиномия по своему существу есть аспект некоторой идеи, выражаемый в совокупности феноменальных элементов, подбор которых в значительной степени зависит от субъекта.
Во-вторых, при организации ряда частных антиномий в одно quasi-объективное суждение их последовательность и взаимная координация также зависят от субъекта. Откидывая случай ошибки, где субъективность проявляется с уродливой очевидностью, мы и во вполне правильных построениях легко можем осознать оба эти элемента.
Всякая идея всегда трансцендентна феноменальному, а потому всякое ее выражение в нем всегда есть символ. Природа символа антиномична: с одной стороны он по замыслу своему есть нечто вполне объективное, а с другой — он образуется из определенных феноменальных элементов. Полюсы каждой антиномии отражаются друг в друге, а потому в самую сущность всякого символа неотвратимо входит относительный элемент. Чем символ совершеннее, тем этот элемент слабее, но совсем уничтожен он бытьле может, ибо тогда ноуменальное, порвав всякую связь с феноменальным, стало бы вовсе невыразимым. Отсюда ясно, что субъективность не может быть уничтожена, но с эволюцией она принимает все более и более тонкие качествования.
По отношению ко второму направлению проявлений субъективности только что сказанное проявляется еще более ярко. Все в мире отражается друг в друге, а потому порядок организации частных антиномий, вообще говоря, может быть равен числу возможных сочетаний по известной теореме комбинаторики. Если мы обыкновенно не можем воспользоваться всеми этими возможностями, то это проистекает главным образом из неодинаковости знания нами элементов группы. Мы всегда начинаем с наиболее нам известных и помощью их стараемся осветить менее известные. Разумеется, я говорю лишь об элементах одной группы, то есть величинах иного порядка, а потому здесь нет места анализу и синтезу, дедукции и индукции, ибо все это возможно лишь при наличии величин различных порядков, находящихся на различных ступенях иерархии. Чем далее эволюционирует человек, тем лучше и равномернее знает он все элементы группы. В пределе он может совершенно свободно принять ту или иную последовательность. Если ранее его воля направлялась его личностью, как результат предыдущего опыта, то теперь всякие материальные императивы отпадают и он вполне получает возможность свободного выбора. И вот здесь то и раскрывается его глубинная самобытность, индивидуальность духа.
Общий принцип таков: ноуменальное может проявляться лишь в реальности феноменального. До тех пор, пока феноменальные факторы борются друг с другом, действуют одни только феноменальные законы. В мире нет и быть не может нарушения каких бы то ни было законов: всякий высший закон только потому может заместить низший, что он включает его, то есть ничего не подавляя он раскрывает еще более высокое бытие, еще более глубокий и строгий закон.
Антиномия именно поэтому и связывает ноуменальное с феноменальным, что она — закон абсолютного равновесия. В ней феноменальное окончательно и бесповоротно изживает себя, воочию раскрывает отсутствие субстанционального обоснования и вопиет к небу о своей беспомощности. Как только этот призыв ярко и отчетливо провозглашен, ему тотчас ответствует безусловное. Так солнце вечно посылает лучи свои в пучины пространства, но когда там нет восприемника, пространство кажется холодным, темным, безжизненным. Но как только появляется на пути этих лучей планета, они становятся и видимыми и животворящими. Ноуменальное вечно и вездесуще, но феноменальный хаос не может отразить в своих мятущихся волнах гордый покой гармонии и красоты. Когда же, постигнув тщету своих мятежных устремлений, феноменальное, дойдя до границ противоставления, застывает в зияющих противоречиях и переживает смерть своей своевольной природы, наступает мистерия внедрения и мертвенный покой извивающегося в агонии относительного светозарного покоя торжествующей в вечности необусловленной жизни.
Так индивидуальность рождается лишь в смерти феноменальной субъективности. Поскольку последняя есть плод случайных условий и обстоятельств, она должна исчезнуть, но поскольку она есть прообраз ноуменального частного логоса, определяющего самое бытие монады, она должна достигнуть своего абсолютного развития. Феноменальная субъективность есть результат совокупности феноменальных условий на пути эволюции, но сами эти условия, хотя с одной стороны и суть результаты имманентных законов, судьбы и цепи причинности, но с другой, в свою очередь, обусловливаются и направляющими трансцендентной индивидуальности. Посему даже и примитивная субъективность находится в некотором соотношении с индивидуальностью, является ее, хотя и крайне искаженным, но все таки действительно прообразом. Эволюция субъективности состоит прежде всего в очищении от этих искажающих примесей.
Чем полнее выявляются антиномии сознания, чем равномернее раскрываются они в символических выражениях и чем гармоничнее сопрягаются они между собой, тем более освобождается сознание от феноменальной причинности и тем сильнее и ярче раскрывается свобода выбора, в которой и проявляется самобытная индивидуальность. Свобода выбора есть результат и синоним полного равновесия всех феноменальных императивов. Это состояние с феноменальной точки зрения представляется безразличным равновесием, но именно поэтому здесь могут раскрываться первородные склонности монады, проистекающие из ее индивидуальности и положения последней в иерархии мира. Для упрощения мы разделим эту проблему и займемся пока только ее первой частью.
Монада есть органическое членение Трансцендентного Лика Абсолюта, но в то же время она есть одновременно и часть и Целое. Это значит, что хотя монада объемлет в своей индивидуальности весь космос, но ей особенно присущи те звенья, которые ближе всего соответствуют ей, постольку она есть часть в лоне Целого. Она может и должна воспринять все содержание мира, но при этом всегда будет считать основными и главнейшими те системы идей и те членения жизни космоса, которые наиболее близко выражают свойственную ей перспективу мира. Миросозерцание монады, достигшей предела своей эволюции, есть Самосозерцание Абсолютной Реальности с точки зрения данной оси мира, sub specie individuationis. Все модусы этого самосозерцания, все монады, отражены друг в друге, но в каждом доминирует то, что ему особенно присуще. Отсюда становится вполне понятной приведенная выше антиномия эзотеризма, что все монады одновременно равны и различны между собой.
Так как самобытные особенности данной монады определяются ее положением в Лоне Целого, поскольку она есть Его часть, то наш разум невольно стремится представить её как бы определенным разрезом, сечением некоторого пространственного образа, символизирующего это Целое. Наклонность нашего интеллекта (низшего разума) к рассуждениям more geometrico общеизвестна, равно как общеизвестен и ряд весьма существенных недостатков этого метода. Геометрические интерпретации идей не могут быть названы даже символами, ибо они лишены всякой внутренней перспективы и выражают лишь некоторую конкретную мысль. Резкостью формы они с одной стороны устраняют возможность выявления соотношений данной концепции с другими, по существу с ней гармонирующими, а с другой — они не препятствуют одностороннему толкованию.
На этом основании геометрические образы должны применяться лишь для иллюстрации совершенно определенной мысли или системы мыслей — с оговоркою, что из самой схемы не должно делать ни выводов, ни ограничительных заключений. Соотношение между индивидуальностью и целым безусловно не может быть представлено, ибо оно по существу не пространственно, и рождение индивидуальности в Целом вовсе не есть очерчивание в Нем только части содержания. Выше я употреблял термин «органическое членение», но и он не может почитаться адекватным содер-я^анием идеи. Ввиду полной невыразимости последнего на нашем языке, по необходимости приходится прибегать к таким понятиям, которые наиболее близко могут символически выразить ноуменальную идею. Среди них «органическое членение» мне представляется наиболее удачным.
Так например, в нашем теле сознание присуще всем клеткам, но в трех частях мозга оно центрируется по преимуществу. Тело — это целое, сознание есть его органическое членение, оно неразрывно связано со всем целым, есть его важнейший предикат, но и в то же время есть и часть целого, раскрывающаяся как частное quasi-самобытное единство. Ясно, что сознание есть раскрытие начала жизни, есть не побочная его производная, а нечто одновременно и тождественное с ним и являющееся его органическим членением. Пользуясь этим примером как символом и углубляя до высочайшей степени идею органического членения, наше сознание и может на этом пути ассимптотически приближаться к идее соотношений между космическим Целым и индивидуальностями.
