Альберто Виллолдо - Четыре направления - четыре ветра
— Что это было? — Я все еще говорил шепотом.
— Кечуа называют это viracocha. — Он закрыл ей веки, придерживая их кончиками пальцев. Он застегнул ее сорочку и укрыл ее всю одеялом. — Я рад, что вы видели это, — сказал он.
Наконец он задул остальные свечи.
* * *В честь дона Хикарама деревня приготовила целую свинью. Они выкопали яму и умертвили животное и изжарили его на вертеле. И была chicha, кукурузное пиво.
Мелькор, парень в бейсбольной кепке, говорил по-испански. Он рассказал мне, что Диего познакомился с доном Хикарамом много лет назад. Hatun laika шел через деревню и сделал здесь остановку; он вылечил отца Диего от болезни, название которой нельзя перевести, — похоже, это была эмфизема. Старик уже умер, но до последнего своего часа он дышал свободно, благодаря дону Хикараму, рассказывал Мелькор. Два дня назад, когда появились индейцы с умирающей миссионеркой на носилках, жители села не знали, что делать. Диего пошел на campo и положил там старинный камень с резьбой, который шаман подарил его отцу. Это милость Божья, что мы пришли.
Трапеза отняла у меня последние силы. Chicha ударила мне в голову, и без того шедшую кругом от всего, что происходило в последние несколько часов. Я извинился и отправился в приготовленную нам комнату, где на полу уже лежали охапки свежей соломы. Я был слишком сбит с толку и к тому же засыпал на ходу, чтобы записывать что-либо в дневнике. Я расшнуровал башмаки, снял их и залез в спальный мешок.
Мне снился сон.
Я лежу на песке, подставив живот солнцу. Смотрю на солнце. Белизна солнечного света, щуриться не нужно. Очень хорошо, я так и буду лежать здесь и смотреть на него. Да, но это же вредно для глаз.
Закрываю глаза. Оранжевые веки. Дуновение теплого воздуха пустыни проникает мне в легкие. Теплый покой, солнечное блаженство. Так можно лежать вечно.
Движение. Рваная тень перекрывает поток света, льющийся сквозь мои закрытые веки. Желудок трепещет от предчувствия опасности, я в страхе открываю глаза. Внезапная грозная тень ниоткуда… издалека… приближается быстро! Она пронзительно кричит и камнем падает вниз, и я откатываюсь в сторону, в песок, от удара когтей птицы, рвущих мне живот. Откатываюсь дальше, вот я снова на спине, обливаюсь потом от страха. Я опираюсь на локти, вытягиваю шею, стараясь рассмотреть глубокую, кровавую с песком рану в моем животе, красную кровь, желтый жир, а чудовищный черный орел уже летит снова, закрывает небо, удары его крыльев обрушиваются на мое тело, парализуют мне руки, тупая, далекая боль возникает в бедрах, там, где впились его белые, как кость, когти. Выгибая шею с торчащими во все стороны перьями, он своим хирургическим клювом захватывает, выкручивает мои внутренние органы, с дикой, голодной яростью вытаскивает кишки через дыру в животе.
Бери их! Вырывай, только скорей бы это кончилось, Бога ради! Он распрямляет крылья, закрывая ими все небо, и резко выдергивает мои внутренности, перья его дыбятся, и я кричу, а он приглаживает торчащие перья…
— Проснитесь!
Я судорожно хватаю воздух, я уже сижу, наполовину высунувшись из мешка, мои пальцы впились в солому. Моралес лежит, опираясь на локоть и укрывшись пончо, как одеялом.
— Вам не следовало заниматься любовью с дочерью Рамона.
* * *20 марта
Дон Хикарам. Как? Он ведет двойную жизнь? Только что это был кроткий городской профессор Моралес, водил своих студентов в ближайший храм инков, и он же — дон Хикарам! Шаман! Shazam!
А собственно, почему нет? Однако я не могу прийти в себя: все это время мой спутник был тем самым человеком, которого мы искали. Этот ребус мне не но силам. Для чего, с какой целью?
Он выжидал, наблюдал за мной, испытывая меня. Мои намерения. Мой поход в джунгли, мое время, проведенное у Максимо и Аниты, — что, это тоже были испытания? В тот день, когда мы познакомились в кафетерии, он рассказывал мне, что существует обычай у шаманов делиться своими знаниями с каждым, кто этого пожелает, по при условии, что он покажет свои безупречные намерения. Чистоту цели.
Я достиг этого? Или все произошло случайно, благодаря совпадению нашего маршрута с событиями в этой деревушке, со смертью старой миссионерки? Открытие пришло так просто, так драматично и изящно…
Все это время, пока я искал предмет исследования, hatun laika, он изучал меня. Учил меня. Что же будет дальше?
Что случилось с моим зрением? В самом ли деле я видел, как отделяется ее энергетическое тело?
Утро всегда приносит сомнения относительно событий, которые происходили вечером.
Выйдя из деревни, мы не вернулись назад на нашу поляну, а направились на север через мелкие заросли. Прошло около часа, прежде чем я спросил его о своем сновидении.
— Этот орел от Рамона, — сказал он. — Он следует за вами со времени вашего возвращения из джунглей. Он представился вам в вашем сне.
— Но вы видели его, — сказал я. — Хесус Завала угадал его. Анита и Максимо говорили о нем.
— Правда?
— Как же это?
Он остановился и наклонил голову набок.
— Вы слышите ручей?
Я прислушался. Отдаленный шум воды среди камней.
— Да.
— Это где-то там, за этим холмиком.
— Да.
— Предположим, я этот ручей знаю, знаю его каменистое русло. Я сижу здесь и разжигаю костер, а вы тем временем идете прогуляться в сторону ручья. Вы возвращаетесь час спустя совершенно мокрый. Ваши волосы, сорочка, брюки, башмаки. Я говорю вам: «Вы купались». Вас это не удивляет.
— Конечно, нет.
— Конечно, нет! Вы мокрый, это видно. Далее, я говорю, что вам следовало снять одежду перед купанием.
— А что если я просто прогуливался и упал в ручей? — спросил я, чувствуя детский характер вопроса и наивность логики.
— Я же сказал, что знаю ручей и острые камни его дна и берегов, и я вижу, что ваша одежда хотя и вымокла, но нигде не разорвана и не испачкана.
— Прекрасно, — сказал я. — Это так называемая дедуктивная логика, основанная на ваших знаниях и ваших наблюдениях.
— Да, вроде как у Шерлока Холмса, — сказал он.
— Каждый пришел бы к таким же выводам.
— Несомненно, потому что все мы привыкли рассуждать на основании того, что привыкли видеть, на очевидности нашей сознательной, бодрствующей готовности. Мне нетрудно увидеть, что вы промокли, и так же легко видеть эту силу, которую Рамон послал вслед за вами. Она прилипает к вам, как одежда. Зрение — это искусство. То же и видение. Кое-что вам уже удалосшь увидеть. Вы должны начать понимать.
— Мое обучение, мое воспитание мешают мне понимать.
— Да. Ваши условности вам говорят одно, ваш опыт — другое. Для западных людей очень характерно то, что прежде чем признать ценность чего-либо или хотя бы допустить существование этого, они должны это понять.
— Ну, хорошо, — сказал я. — Я не видел этого орла.
— Видели, — возразил он. — Сегодня ночью.
— Во сне.
— Что ж, если вы не сознаете эту силу, то, значит, она находится вне вашего сознания. Закройте глаза и смотрите сон, мой друг. Овладейте сновидением, и вы овладеете бессознательным. Самый истинный в жизни опыт тот, который мы приобретаем, сновидя наяву.
— Так вы предполагаете, что шаман может видеть бессознательное другого человека?
Он покачал головой.
— Что вы так стремитесь все свести к простому определению? Вы никогда не охватите сущность этих понятий простыми словесными формулами. Вы должны мыслить как поэт. Думайте метафорами и образами. Возьмите, например, лагуну за хижиной Рамона. Ведь это поэтический образ души, психики. Поверхность, которую мы привыкли видеть, зависит от того, что лежит под нею. Поверхность покоится на невидимых глубинах, не так ли?
— Да, я думал об этой аналогии.
— Хорошо. Значит, вы можете понять.
Мы снова вышли на свободное пространство и спускались вниз по травянистому склону.
— Мы привыкли стоять на берегу и смотреть на поверхность лагуны. Нам дано выводить логически, что там скрыто под поверхностью, но очень немного. Каждый может прыгнуть в лагуну, но никто не подозревает, какие опасности может таить глубина. Лагуна может оказаться очень глубокой, там могут быть растения, которые только и ждут, чтобы опутать и затянуть в ловушку. Могут быть опасные течения. Могут быть piranas.
— Страх удерживает от ныряния, — сказал я.
— Конечно, конечно. Но если вы измените перспективу, если вы посмотрите, где от поверхности воды отражается Солнце, если вы взглянете на нее с его точки зрения, с высоты, где летают орлы, вы увидите, что находится в глубине, увидите, на чем покоится поверхность.
