Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Учебник самопознания
Это важно отметить, потому что в этих отличиях скрывается история того, как лично я обретал то понятие, которое считается общим для моего народа. Иными словами, именно в отличиях с общим для всех русских понятием, к примеру, души, скрывается для меня путь к себе.
Итак, Владимир Иванович Даль. Душа. Даль передает то, как видит душу русский народ в середине девятнадцатого века. До того, как она стала считаться понятием.
Душа — бессмертное духовное существо, одаренное разумом и волею…
Душа — это существо. Это соответствует моему пониманию душ, как тех духов, оставшихся после смерти бродить в местах, где они жили. Иными словами, я могу существовать как в теле, так и в душе, и при этом я сохраню разум и способность самостоятельно решать, что мне делать.
Правда, для меня понятие существо несколько неуютно, поскольку как бы отрывает душу от Я, делая ее не телом, в котором Я живет, а существом, обладающим Я. Но для себя я понимаю: душа моя, значит, она принадлежит мне, существом является не она, а я, когда нахожусь вне тела, выйдя из него душой. У меня был такой опыт, и я понимаю, что если бы меня кто-то увидел так снаружи, то не узнал бы, и сказал бы другим, что видел духовное существо. Но видел-то он меня! И существом этим был я, а не душа.
Душа моя была лишь моим телом для того состояния. Но я точно владел тогда разумом, потому что думал, и я был самостоятелен, я сам решал, что и как делать…
Душа …в общем значении человек, с духом и телом; в более тесном: человек без плоти, бестелесный, по смерти своей; в смысле же теснейшем — жизненное существо человека, воображаемое отдельно от тела и от духа, и в этом смысле говорится, что и у животных есть душа…
Вот это, пожалуй, очень верно передает мои собственные представления о себе и о своей душе. Главное, что, говоря о душе, я действительно имею несколько понятий. Одно относится к моему обычному состоянию, когда я в теле и совершенно не ощущаю никакой души. Но зато отчетливо вижу, что веду себя таким образом, будто что-то во мне определяет, что приемлемо, а что неприемлемо. И тогда у меня может вырваться: душа не принимает. Или наоборот: это мне по душе.
Это можно назвать одной душой, одним понятием о душе. Именно на него попадается естественнонаучная психология, пытающаяся приписать такие "душевные проявления" работе нервной системы, как способу приспособления к условиям внешней среды, в которой надо выживать телесно. При этом психология совершенно выбрасывает из рассмотрения второе понятие, имеющееся в народе: душа — это тот же человек, но по смерти, когда ушел из плоти и нервной системы.
Естественники про это приводят, на их взгляд, убийственный довод: мы сами этого не испытывали, и приборами не фиксировали. А дети в подобных случаях закрывают ладошками глаза и говорят: тебя нет! И пребывают в совершенной уверенности, что мир именно такой, каким они его хотят…
В действительности же множество людей и сейчас и за всю историю человечества переживали внетелесные состояния вплоть до временных или клинических смертей, ощущая себя без плоти, и видели в мгновения просветлений других в духовных телах. Это можно не принимать в рассмотрение, но можно и исследовать. Тем же, кто все это испытал, доказывать ничего не надо, они знают: в теле ты ощущаешь себя точно так же, как и в духовном теле — просто собой.
Но вот вопрос: то, что откликается на события внешнего мира душевными движениями, — это то тело, в котором я обнаруживаю себя после смерти? Или же это нечто внутри него? Иными словами, способность душевного отзыва принадлежит той оболочке, в которой я обнаруживал себя, выйдя из тела, или же та душа, в которой я переживу свою смерть, еще не вся душа, то есть не простое и единственное существо, объясняющее все мои понятия о душе?
Или же душевные движения — это лишь то, как я ощущаю движения этого духовного тела внутри моего собственного? А оно так устроено, что отзывается на обиды и радости не просто мыслями или чувствами, а именно движениями, которые я лишь принимаю за чувства? Условно говоря, когда я говорю, что тянусь к кому-то душой, это лишь способ передать чувство приязни, или же действительно мое душевное тело пытается сквозь телесную оболочку дотянуться до того человека, что мне приятен?
Пока я не знаю ответов.
Душа также душевные и духовные качества человека, совесть, внутреннее чувство…
Похоже, позволяя себе просто выплескивать из себя то, что хранится во мне как понятия о душе, я каждый раз сам добираюсь до следующего понятия, описанного словарем, как народное понимание души.
Я ничего не могу добавить к тому, что уже сказал об этом выше: мне нужно понять — душевные движения, это внутренние чувства, или же это действительные движения души, как некоего тела, способного двигаться и когда покинет мою тель, и прямо сейчас, внутри тела, что я и ощущаю как постоянные изменения ощущений в моей груди. А их испытывали все — от щемящей боли, до радостного тепла…
Душа есть бестелесное тело духа…
Душа есть тело, в котором живет Я, и которое заполнено некой средой, именуемой Духом. Это понятие живет в нас, преимущественно, в христианском виде. Но это не значит, что у нас нет собственных наблюдений над духом и его состояниями.
Но о духе надо говорить особо…
Не буду продолжать это исследование. Думаю, что сам прием понятен, и каждый может проделать это упражнение самостоятельно, свободным от навязанных мною образов.
Глава 4. Созерцание души
Мы можем исследовать понятия, например, имеющиеся у нас понятия о душе, а можем исследовать саму душу. Безусловно, начать надо с понятий, просто затем, чтобы устранить эту помеху. Все понятия, как и представления, воззрения, суеверия и вообще образы являются лишь тем, что закрывает от нас предмет, к которому они относятся. В лучшем случае понятие позволяет узнать то, о чем оно. Но уже в следующий миг после узнавания, образ набрасывается нами на предмет, и закрывает его от прямого созерцания. И дальше мы видим предмет только сквозь образ…
Видеть предмет сквозь его образ, не значит, не видеть его, но образ накладывает свои ограничения на видение. Вернее, он предписывает, как видеть. А как, собственно говоря, надо видеть? Видеть надо по-человечески!
Попросту говоря, видеть нас учат так, чтобы в нашем видении был смысл. А смысл — это то, что связывает нас с людьми, с обществом и делает одним из них, делает человеком… Если видение бессмысленно, оно отбрасывается. Но осмысленное видение — это видение выборочное, выделяющие из всего обилия черт те, что полезны для общения, что отзовутся у других и будут ими оценены. Оценены… как вы слышите, в этом присутствует какая-то торговля. Самым простым образом это можно передать так: мы видим так, чтобы можно было продать наше видение другим.
С того мгновения, как естественная наука ввела свои ценности, видение души обесценилось, и люди разучились ее видеть…
Следовательно, для того, чтобы научиться созерцать душу прямо, сначала надо освободиться от естественнонаучного мировоззрения. Это не значит, что надо потерять разум и начать верить во всякую чушь, которую наука объявила шарлатанством или бредом. Естественнонаучное мировоззрение вовсе не так уж плохо, и науку надо ценить, поскольку она сделала много открытий настоящего, действительного мира.
Надо лишь осознать, что при этом Наука была вовсе не поиском истины, а сообществом людей, стремившихся завладеть этим миром, сообществом революционеров, которые избрали естествознание символом своей веры, способной уничтожить религию. Соответственно, в естественнонаучном мировоззрении есть соответствия действительности, а есть смысли и ценности, которые предписывают как воззревать на мир «естественно».
И первое, что стоит разрушить, — это доверчивое допущение, что «естественность» естествознания естественна, что она имеет отношение к природе. Понятие «естественность» рождалось лишь как противопоставление божественности. Религия утверждала, что мир создан Богом, французские просветители, они же — философы-дилетанты, как сами себя называли, — объявили, что могут обойтись без гипотезы бога и сумеет объяснить природу из самой себя.
Естествознание — это мировоззрение, которое не видит мир, а пытается… ПЫТАЕТСЯ! объяснять его без допущения, что есть бог и все то, о чем говорила религия. Сами творцы этого подхода, вроде Ламетри и Ламарка, "выражали уверенность", что смогут это доказать. Выразить уверенность, значит, не знать, не видеть, а предполагать…
Именно поэтому естественники так озверело нетерпимы к попыткам говорить об иных мировоззрениях, кроме своего — они верят, что правы. Иначе им будет невозможно жить, столько крови на их руках. Ее не оправдать ни одной гипотезой, ни одним благим пожеланием. В действительности, даже если мир и действительно такой, как описало естествознание, кровь, которую пролила наука, не может быть прощена. Но тут естественники готовы биться за право пускать кровь, потому что наука требует кровавых жертв. Но вот если она еще и не права!.. Тогда как оправдать проданную строителям дороги в ад жизнь?!
