Григорий Климов - Князь мира сего

Следующее дело начиналось со ссылкой на энтомологию и какую-то разновидность пауков, у которых принято, что после брачной ночи самка пожирает своего супруга. Рядом же паукообразная физиономия Анны Паукер с вытянутыми в трубочку губами, словно она нацеливалась в кого-то плюнуть. Во время чистки московского Коминтерна паучиха Паукер донесла на своего мужа в НКВД, обвинив его в троцкизме. Перед смертью и Марсель Паукер прошел через 13-й отдел, где с него сняли подробнейшие показания про его паучиху, которые, как это ни странно, касались не ее политических убеждений, а техники ее любви.

Следом шел алфавитный список всех любовников Анны Паукер, очень похожий на перечень всех членов Коминтерна. И за ним второй список – кого из них эта любвеобильная дама подвела под расстрел в подвалах НКВД.

– Видите, – сказал доктор Быков, – она делала то же самое, что и царица атлантов. Потому-то мы и интересуемся Атлантидой.

Тем временем комиссар госбезопасности Максим Руднев отдыхал от охоты за нечистой силой и запросто возился со своим аквариумом. Одна из его золотых рыбок захворала расстройством желудка, и Максим, засучив рукава, пересаживал больную рыбешку в отдельный тазик, наполненный слабительным раствором глауберовой соли.

– Макс, – сказал Борис, – вы тут сводите все к вопросам пола. И это немножко попахивает фрейдовским психоанализом. А ведь фрейдизм у нас официально запрещен.

– Да, фрейдизм запрещен не только коммунистами, но и католической церковью. Потому что в фрейдизме правда перепутана с ложью. И непосвященному человеку трудно разобраться, где правда и где ложь.

– Хорошо, – сказал Борис. – Но что все это такое?

Максим сидел на корточках, мешал воду пальцем и бормотал себе под нос, как шаман во время камлания:

– Хм-хм, что это такое? Это… это дело о семи печатях. И на это тебе не ответят ни Фрейд, ни сам папа римский.

– Ну а вы тут это знаете?

– Конечно, – усмехнулся комиссар госбезопасности СССР. – Мы все знаем.

Глава 9

Крестом и мечом

Раскачка такая пойдет, Какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет Земля по старым богам…

Ранним июньским утром 1941 года началась война. Как и во всех учреждениях оборонного значения, в 13-м отделе НКВД тоже вскрыли мобилизационный пакет, где был перечень мероприятий на случай войны. Как первое мероприятие – комиссар госбезопасности Руднев в чине генерал-полковника назначался начальником специальных видов оружия НКВД.

Воздушные армады Гитлера бомбили Киев, Одессу и Минск. Немецкие танковые дивизии рвались в глубь Советского Союза. Красная Армия отступала, неся миллионные потери убитыми, ранеными и пленными. Сталин обратился по радио с призывом:

Дорогие братья и сестры…

От волнения он пил воду, и люди слышали, как его зубы стучат о край стакана.

В вестибюле индустриального института, где учился Борис, вывесили большую карту Советского Союза, на которой с помощью красной нити и булавок обозначили линию фронта. Каждый день Борис видел, как эта линия неудержимо откатывается назад.

Как только закончилась Великая Чистка, Максим бросил пить так же внезапно, как и начал. И даже как будто немножко скучал. Теперь же, когда по вечерам над Москвой трещали зенитки, он вдруг заинтересовался историей древнеримских увеселений. Попутно он заглядывал в книги по психоанализу.

Из тьмы тысячелетий перед глазами генерала вставали амфитеатры римских цирков и первые христианские мученики, идущие навстречу смерти. Их распинали на крестах, бросали на растерзание диким зверям, сжигали, как живые факелы Нерона. Иногда они могли сохранить себе жизнь при одном условии. Но они предпочитали смерть и с пением псалмов шли умирать на аренах амфитеатров.

– Опять-таки при одном условии, – задумчиво пробормотал генерал. – Значит, требуется амфитеатр. Что ж, попробуем…

Вскоре в газетах появилось сообщение о необычайном подвиге трех советских летчиков-истребителей на подступах к Ленинграду. Оставшись без амуниции, они бросились грудью своих беспомощных «ястребков» на немецкие бомбардировщики и погибли вместе со сбитыми врагами. Портреты погибших героев были на первых страницах всех газет. Всем троим посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.

Затем подобные подвиги вошли в такую моду, что, даже имея полный боезапас, советские летчики шли на таран, на верную смерть, мешая в кучу металл и кровь, свою и чужую. Прославленные немецкие асы не знали, что делать с советскими молокососами, нарушающими все правила воздушного боя.

Читатели советских газет думали, что это просто пропагандистские трюки Совинформбюро. Но командование советских воздушных сил, обеспокоенное бессмысленной гибелью самолетов, обратилось к Сталину с протестом, прося защиты от загадочных экспериментов 13-го отдела НКВД. В результате появился специальный приказ, разрешающий таран лишь в особых случаях. Машины были дороже, чем люди.

Кто следил за советскими газетами во время войны, тот помнит, как вслед за самолетными таранами начиналась другая, не менее необычайная акция. На этот раз в морской пехоте, сформированной из экипажей потопленных кораблей. Обвязавшись связками ручных гранат, герои-моряки вдруг стали бросаться под гусеницы немецких танков наподобие живых мин. Танки летели в воздух вместе с храбрецами, шедшими на верную смерть. Это было дешевле, чем самолетные тараны.

За всем этим стоял 13-й отдел НКВД, который заботился о своих героях-мучениках даже после смерти. Все газетные отчеты, восторженные похвалы, награды, вообще, все, что было связано с их смертью, строжайше контролировалось профессором Рудневым, познавшим тайну живых факелов Нерона.

– Ты опять делаешь гешефты со смертью, – сказал Борис. – В чем там, собственно, дело?

На этот раз Максим ответил довольно охотно:

– Видишь ли, когда брали группу мучеников и предлагали им на выбор: отречься от христианства или их убьют здесь же в подвале, – то большинство из них отрекались. Но когда им предлагали отречение или смерть на арене амфитеатра, то большинство предпочитали смерть. Но смерть со славой. Все дело в том, что эти мученики принадлежали к определенной психологической категории людей, которых можно найти и сейчас. Нужно только создать соответствующие условия.

– Да, но это почти убийство, – сказал Борис, обращаясь к брату.

За него ответил сидевший рядом полковник Добронравов:

– Вы немного ошибаетесь, молодой человек. Только первых трех добровольцев мы действительно подготовили. Потом мы создали им необходимый ореол и, так сказать, открыли райские ворота. Остальные же шли в эти врата сами. Больше того, мы даже не знали, кто именно пойдет. Кроме того, если бы мы не дали им этой возможности погибнуть с честью, славой и пользой, то большинство из них все равно кончили бы плохо. И никто бы не знал, в чем дело.

– Дело ясное, что дело темное, – сказал студент.

– Эх, ты, Фома Неверный, – сказал Максим.

– Что вы там изучаете? – добродушно спросил полковник Добронравов, заглядывая через плечо Бориса. – А, столыпинские реформы. Да, Столыпин был большим государственным деятелем. Если бы не пуля Богрова, то, кто знает, может быть, вся история России пошла бы совсем другим путем.

– А к какой партии принадлежал этот Богров?

– К той партии, которую некоторые ассоциируют с антихристом, – усмехнулся полковник НКВД, специализировавшийся на истории религиозных культов. – Кроме того, Богров был прирожденным террористом, нечто вроде живой адской машины. И некоторые люди знали это.

– Как же это получилось?

– Чтобы понять это дело, нужно знать две вещи. Во-первых, в то смутное время в кругах гнилой интеллигенции убийство государственных деятелей считалось делом такой же доблести и геройства, как сейчас подвиги наших смертников-добровольцев. И тогда и сейчас подготовляет это пресса. А во-вторых, и это очень характерно, перед покушением на Столыпина Богров покушался на самоубийство. Он сам искал смерти, но предпочитал смерть со славой.

– Кроме того, он служил осведомителем в охранке, – добавил Максим.

– Вполне закономерно, – согласился полковник. – У этих шизофреников всегда двойная жизнь. Проблема святых и грешников.

– У вас не разберешь, где святые и где грешники, – как Фома Неверный, заметил Борис. – Вчера были святые, а сегодня – грешники.

– От грешника до святого – или наоборот – расстояние гораздо ближе, чем вы думаете, – пробасил полковник. – Иногда они даже спят в одной постели. Иногда это один и тот же человек. И иногда нелегко разобраться, где грешный святой, а где святой грешник. – Он расправил руки и потянулся так, что затрещало сукно кителя. – Между прочим, Максим Александрович, мне очень понравились проблемы, которые вы поставили перед нами на последнем совещании. Как вы правильно сказали: цвай зеелен лебен ин майиер бруст. Да и сам Гете этому хороший пример. Эти души борются. Иногда одна душа пытается обмануть другую. Так вот, что, если попытаться помочь этой обманутой душе? Замеча-а-ательная идея! – Жизнерадостный полковник вскочил и зашагал по комнате. – В связи с этим вы, Максим Александрович, упомянули роль религии в этом вопросе. Если дело пойдет так, как вы предполагаете… А ведь вы единственный человек, с которым Сталин считается. В общем, прошу учитывать, что я еще с детства страшно люблю запах ладана.