Конкордия Антарова - Две жизни
Я проводил ее через горбатый мостик в ту часть парка, где была расположена главная часть Общины, и только здесь болезненный вид Натальи стал радостнее и дышать она также стала ровнее.
– Как я жалею, что у меня нет с собой пилюли Али. Вам сразу стало бы очень легко и Ваша слабость сменилась бы бодростью.
– Я во время подоспел. Будет очень неплохо, если вы, сестра Наталья, съедите одну из этих конфет, – сказал И., протягивая Андреевой коробочку с совсем маленькими белыми шариками. Андреева взяла маленький шарик, проглотила его и глубоко вздохнула.
– Что это делается с Вашим Левушкой, И.? Чем Вы его закаляете? Не прошло и трех месяцев, а он становится богатырем. Не говорю уж о сегодняшнем дне. Сегодня он положительно красавец.
– Да ведь и Вы, Наталья, бываете красавицей, – ответил я ей смеясь. – Но именно в эти моменты Вы себя не видите, как, к сожалению, и я еще не видел себя ни разу красавцем.
– Если бы вы были в силах победить свои нетерпение и раздражительность, моя дорогая, – взяв руку Андреевой и поглаживая ее, ласково говорил И.– Вы бы уже сегодня могли прочесть те слова в комнате Али, что там для Вас горели. Это именно о них говорил Вам Али в своем последнем письме к Вам. Вы их должны прочитать сами без помощи Левушки, и, только тогда сможете работать дальше с Али и вынести в мир то знание, которое настала пора отдать людям. Али поручил мне передать Вам, что тот участок вашей работы, где Вы застряли сейчас, не потому труден для Вас, что Вы чего-то не знаете, но потому, что он требует от Вас более высокой духовности. Переменить себя Вы не можете. Но вложить в свой труд всю свою доброту и любовь к человеку Вы можете. Думайте не о труде для человека, а о любви к Али. Старайтесь так много радоваться своему счастью служить ему пером, чтобы мысль о подвиге не вплеталась в Ваше усердие. Понятие «подвиг» – понятие личного восприятия человека. У ученика же может быть только счастье простого дня, счастье служить Учителю, утопая в радости. Самое простое дело обычного дня – вот ученичество. Но не подвиг и не дела, которыми люди прославляются.
По мере того как говорил И., Андреева все больше успокаивалась. Ее возбуждение гасло, лицо смягчалось и глаза теряли огненный блеск.
– Вы дали мне сейчас новое ощущение мира, доктор И. Я пойду сейчас работать по-иному, чем раньше. Мне кажется, что я поняла все, что Вы мне сказали. – Поклонившись нам, она ушла к себе.
Когда мы остались одни, И. спросил меня:
– Чувствуешь ли ты в себе еще сейчас ту силу, Левушка, которую ты ощущал в комнате Али?
– О, да. Сегодня я понимаю, что количество любви может стать любым качеством, любой энергией. И что такое любовь-Сила, я теперь понимаю.
– Тогда пройдем к леди Бердран. Она уже оправилась настолько, что завтра я хочу ее выпустить из нашего корпуса снова в общение со всеми. И я хотел бы, чтобы ты в свой великий день счастья приветствовал ее выздоровление и передал ей часть своих чистейших вибраций, которыми пронизали тебя великие и милосердные труженики.
– Как я буду счастлив, И., дорогой, увидеть больную и передать ей часть своей радости, которая льется сегодня вокруг меня. Ваше присутствие поможет мне суметь найти язык и способ разделить мою радость с нею.
– Не думай о том, как пройдет встреча. Ощущай, что Али и Флорентиец рядом с тобой. И ты все сделаешь именно так, как это необходимо.
Мы вошли в наш дом и прошли прямо к леди Бердран, которую я не узнал в прелестной, свежей и юной женщине, напоминавшей в своем воздушном белом платье прекрасный цветок, вместо печальной, бледной красавицы, встреченной мною в первый день приезда в Общину.
В свою очередь, радостно поздоровавшись с И., леди Бердран ответила на мой поклон приветливо, но так, как кланяются человеку, которого видят в первый раз в жизни. Даже легкое разочарование мелькнуло на этом прелестном личике. Я рассмеялся, подумав, как мы ничего друг о друге не знаем, как женщина и не предполагала, откуда и с чем я к ней пришел, и огорчилась, увидя «чужого».
– Вы не узнали меня, леди Бердран, точно так же, как и я не узнал бы Вас, если бы И. не предупредил меня, что ведет меня к Вам. Если раньше Вы были похожи на бледную изысканную орхидею, то теперь Вы, ни дать ни взять, тот задорный горный цветок, что растет в здешних горах. Как его ни стремишься согнуть – он все распрямляется.
– О, теперь я узнала Вас по Вашему смеху и Вашей манере говорить, – протягивая мне обе руки, ответила милая хозяйка комнаты. – Но как Вы изменились! Если я поразила Вас здоровым и даже задорным видом, то Вас я и сравнить не знаю с кем и с чем. Вы были мальчиком, а сейчас Вы можете быть моделью героя для Беаты.
Шутя ответив, что у меня для художницы уже готовы заказы на вещи, более достойные ее кисти, я пристально приглядывался к американке. И чем больше я в нее вглядывался, тем больше понимал, какой же силой любви должен был обладать И., чтобы другое существо могло так исцелиться, закалиться и переродиться в такое короткое время.
– Чем же Вы были заняты все это долгое время, леди Бердран? – спросил я хозяйку, когда мы уселись на балконе, где нас покинул И., сказав, что навестит Игоро и вернется вскоре к нам.
– У меня было так много самых разнообразных занятий, что я даже не знаю, с чего начать мое перечисление. Первые дни мне все хотелось лежать, голова была так слаба, что даже читать я не могла. Но Ваш друг и не подумал считаться с моей слабостью. И первое, что он мне приказал, был физический труд. Мне казалось, что я нуждаюсь в самом тщательном уходе и заботах, которыми меня окружала моя дорогая приятельница, Наталья Владимировна. А доктор И., с места в карьер, на третий день приказал сестре милосердия покинуть меня, уверяя, что мне достаточно прислуги, которая убирала мои комнаты. Я подчинилась не без удивления и не без внутреннего протеста, но чувствовать себя хуже не стала, оставаясь целыми часами без надзора. Еще через три дня мне, как я полагала, чрезвычайно серьезно больной, было приказано встать с постели и идти купаться. Еще более удивленная, выполнив все лекарственные процедуры, – не скажу, чтобы мне было весело отвешивать и отмеривать мельчайшие дозы порошков и капель, которыми был заставлен подле меня стол, – попробовала сойти вниз. К моей радости, ничего со мной не случилось. Так, в сопровождении моей горничной я дошла до озера, купалась, вернулась обратно и все лучше было мое самочувствие. Вечером неумолимый доктор И. приказал мне отпустить мою прислугу обратно на родину, так как климат этой части Индии ей вреден. Я была совершенно потрясена. Я привыкла думать, что благодетельствую всем своим слугам тем, что разрешаю им у себя служить. Я считала, что большое жалованье моей горничной – это все, что ей надо.
И вдруг доктор И. говорит, что прислуга моя поехала за мной сюда только из любви ко мне, жалея меня. Что ей было очень тяжело расставаться со своей большой и дружной семьей и что девушка увядает здесь, так как все, начиная с климата и кончая духовными волнами Общины, ей вредно. Этого я никак не могла взять в толк. Я возмутилась! Значит, доктор И. не обо мне думал, а о какой-то девушке из народа! Но… один взгляд его и вопрос: «Вы, собственно, зачем сюда ехали?» – меня потрясли и отрезвили. Не много слов сказал он мне еще, а вся моя жизнь показалась мне сплошным бездельем и жестоким эгоизмом. Мне ни разу и в голову не пришло спросить мою девушку, где и какая ее семья, или представить себе возможность ее болезни, радостей или страданий по каким-либо поводам. Классовое различие казалось мне самой законной и непреодолимой стеной… Не буду Вам рассказывать подробно всей, довольно нудной, моей внутренней метаморфозы. Словом, я сама не ожидала, сколько мусора сидело во мне. И каким тяжелым трудом и испытанием казалось мне, например, самой убирать комнаты. Не говорю уже о трагедии, когда пришлось вымыть и выгладить свое белье и платье. Теперь, когда весь мой быт уже стал привычным началом дня, я не замечаю физического труда. Я, радуясь, делаю все эти простые мелкие дела и именно среди них особенно сосредоточенно благословляю мою жизнь, мое счастье встречи с Натальей Владимировной, потому что через нее я встретила доктора И. Когда мы ехали сюда, Андреева спрашивала разрешения у кого-то, кого она звала Учителем Али. Она была страшно рада, когда получила, с большим трудом, разрешение взять меня с собой. Не знаете ли Вы, Левушка, кто это Али? – закончила она свой рассказисповедь.
– Я знаю Али, но все, что о нем знаю, могу высказать в немногих словах, потому что знание мое очень ограничено. Али – это такое необычайное количество совершенно освобожденной от предрассудков любви в человеке, которое стало почти беспредельной силой. Но так как ни начала, ни конца его силы я рассмотреть не могу, то мне она кажется сверхъестественной и сияет для моего малого духа как явление божественное. Что же касается деятельности Али, то она так же неутомима, разнообразна и непостижима для меня, как деятельность И. В каждой из этих жизней нет ни мгновения в пустоте.
