Конкордия Антарова - Две жизни
– В эту минуту, Левушка, ты осознал, как стираются границы между землей и небом. Для тебя открылась Единая, вся жизнь. Ты понял, что нет условных границ, обозначаемых условными терминами: «смерть», «рождение», «жизнь», принятыми в общежитии на земле как термины условных, отдельных этапов, дающих разлуку, с ее горем, или счастье с его заманчивыми иллюзиями. Твой опыт сегодня вынес тебя за все условные грани, и ты постиг величайшее счастье: знание вечной жизни. Тебе стало понятно, что твоя жизнь этого воплощения– это то «сейчас», в котором тебе надо пройти часть вечного пути раскрепощения от страстей. Пойдем, чтобы найти среди многочисленных лежащих на столах книг свою, единственную, неповторимую для других книгу жизни. Каждый ищет и находит ее в этой комнате только сам. Я двинулся среди множества высокие столиков оранжевого мрамора, похожих на церковные аналои. Сначала я видел на них только книги всех оттенков оранжевого цвета. Все они были одинаковы, и ни от одной из них не шел ко мне ни единый признак жизни.
Молчание комнаты и молчание Мудрости в лежавших передо мною книгах наполнили мое сознание величием спокойной святости, точно я ходил среди трепещущих сердец, закрытых в этих больших, тяжелых на вид книгах. Но все они оставались для меня рядом чудесных тайн, где моему сердцу не было места.
Я шел все дальше. И. и мои поручители следовали за мною в некотором отдалении. Теперь я стал различать книги разного цвета: красного, синего, фиолетового.
Вдруг мой взгляд упал на большую зеленую книгу, закованную в нефритовый переплет, отделанный чудесно малахитом. Точно теплом повеяло на меня от этой книги. Я буквально бросился к ней, наклонился над переплетом и увидел на нем прелестно сложенного белого павлина из мелких-мелких белых и зеленых камней. Глаза павлина были красные, а хвост – из самых разнообразных камней желтого цвета: от светло-желтых бриллиантов до самых темных топазов. Рисунок напоминал записную книжку моего брата, которую я нашел с Флорентийцем в комнате Николая в К. и которую я свято хранил в саквояже Флорентийца до сих пор.
Тепло, шедшее ко мне от книги, которое я почувствовал еще издали, теперь окутывало меня всего. Я положил обе руки на зеленый переплет, прильнул головой к белой птице, изображенной на нем, и мне казалось, что сердце Флорентийца обливает меня своей любовью.
Я был счастлив. Счастлив в полном смысле этого слова. Я ощущал себя совершенно свободным от всех условных скреп личного, так сильно державших меня в своем кольце до сих пор на земле.
– Раскрой книгу, друг, и прочти, какие обязательства ты уже брал на себя до этих пор в веках. Те, которые ты выполнил, те сошли со страниц твоей книги жизни, оставив листы чистыми. Те же, что ты когдато взял и не выполнил, горят на страницах, как огненное письмо. Те что ты давал в этом воплощении, ждут сейчас подтверждения твоею любовью и верностью. И, если ты их подтвердишь, они тоже загорятся огненным светом, хотя в эту минуту их еле можно прочесть вроде следов старинных чернил. В этот огромный момент твоей жизни ты можешь просить за своих друзей и врагов. Ты можешь вписать здесь сейчас те обязательства, что диктует тебе твоя бурно живущая в тебе в этот миг Любовь.
И. умолк. Я раскрыл книгу и заметил, что много чистых листов ее переворачивались, вместе, как бы склеенные. Я понял, что то следы моих вековых трудов и карм, давно оконченных в прошлых моих жизнях. Еще несколько листов перевернулись так же, и наконец я увидел отпавший лист, на котором среди чистого белого ноля горела фраза: «Я найду полное самообладание, чтобы служить Учителю моему долго, долго, долго».
– О, И., как же я виноват перед Флорентийцем и перед Вами! Я даже забыл, что давал уже это обещание, и остаюсь все тем же невыдержанным человеком! Я трижды подтверждаю сейчас мою верность этому обещанию, идти мой путь в любви и такте.
Как только произнес мои слова, надпись погасла, листы сами перевернулись, и на новом месте загорелась ярким огнем та же надпись, а ниже засияло слово, как бы скрепляющая мое обещание подпись: «Флорентиец». Через мгновение листы книги вернулись несколько назад, и я увидел на одном из них точно плавающие знаки от старых чернил, размазанных слезами. Я прочел:
«Буйное, бездонное горе, когда сердце и мозг тонут в море слез и печали, да не придет больше в мое сознание. Я понял всю бездну человеческого горя. Понял ее как путь, ведущий к освобождению. Понял, принял, благословил.
Будь благословен, мой страшный враг, отнявший у меня все, что я любил и имел, Будь благословен! Да не лягут слезы мои скорбями на твоем пути. Но пусть они вырастут цветами и украсят путь твой радостью.
Иди по пути радости и пройди в путь Света. Я же обещаю не лить больше слез горя и скорби. Если же слабость моя будет так велика, что я не смогу удержать слез, – пусть то льются слезы радости, Господне вино! Благословляю день и час смерти всего мною любимого. Да останусь один на земле, свободным от всех првязанностей личного. Буду лишь слугою всему встречному; слугой моему Учителю да пройдут мои дни земли».
Я был так глубоко растроган словами, которые читал, как бы выступавшими из моря крови и слез, что опустился на колени и сказал:
– Если я не выполнил моего обета до сих пор, то да будет эта моя жизнь посвящена полной любви к моему врагу, заботам о нем и его семье, если она у него есть. Я хочу принести ему мир. Хочу сделать цветущий сад из его сердца, если в нем еще бесплодная пустыня.
Я поднялся с колен и прочел на чистом листе засиявшее мне слово:
«Твой враг при тебе. Ты встретил его в образе белого птенчика, переданного тебе на хранение, воспитание и заботы. С семьей врага твоего ты уже встретился: это те два карлика, что ты помогал вырвать из сетей зла.
Мужайся, двигайся вперед, любя побеждай. Когда открыта человеку его карма с его ближними, час его действий настал. И если он не подобрал указанное ему кольцо кармы, то возможность подобрать это кольцо передвинулась – кольцо отошло, как облако. И снова надо ждать, пока цельность верности человека, его любовь и беспрекословное послушание Учителю не вырастут и не пододвинутся обстоятельства для новой вековой встречи.
Имеющий уши – услышит зов. И озарение поможет ему выполнить указанную задачу. Закрыты очи и уши у имеющих мало любви и верности. Лишь до конца верящий – побеждает.
Не видны человеку законы целесообразности встреч. Но лишь по этому закону
– закону великой необходимости – идет жизнь каждого.
В слепоте идут до тех пор, пока образ Единого в сердце не засветится. Но, чтобы Он засиял, надо уметь пройти в полной верности и преданности Учителю своему, ибо путь смирения проходит каждый только в свое мгновение Вечности.
Человеку же в слепоте его не видно то мгновение пути праведника. Он видит иное, которое судит и принимает к сердцу, стараясь следовать подражанием. В подражании же нет творчества. Сердце человека не живет, и потому не сходит к нему озарение, потому же и отрицает в невежестве своем.
Оставь все мечты, неофит. Действуй, ежеминутно действуй, творя доброту. И если бесстрашно сердце твое – раскроются очи духа твоего, увидишь и услышишь».
Книга захлопнулась, еще раз пахнуло на меня теплом и светом – и все исчезло, я перестал видеть не только свой аналой, но даже и ряды тех, мимо которых я шел до сих пор. Пораженный этим, я повернулся к И.
– Иди дальше, друг. Я не могу тебе ни в чем здесь помочь. Я уже сказал тебе: здесь каждый сам отыскивает все то, что ему дано понять.
Я двинулся вперед; случайно мой взгляд упал на белый пол, и мне показалось, что ряд цветочков, мелких, оранжевых, как дорожка, стелется передо мной. Я пошел по ней, так забавно и радостно было видеть, как цветочки, точно в сказке, выскакивали, указывая мне дорогу. Я все шел за ними, благословляя их, и не мог удержать радостного смеха, который так и рвался из моего сердца.
Неожиданно для меня цветочки свернули в сторону, и я увидел вдали, у самой стены, светившийся высокий аналой оранжевого цвета. Я ускорил шаг, ощутил тепло, шедшее ко мне от аналоя, и, подойдя ближе, различил на нем большую книгу в переплете из парчи, украшенной топазами. Красота переплета привлекла мое внимание, но не сразу я понял, что украшения из камней и золота составляют надпись. Я разобрал язык пали и прочел:
«Луч мой тебя приветствует.Просящему – дается. Ищущий – находит.Мудрость не достигается теми, кто живет в личном.Только раскрепощенный может видеть ясно».Я благоговейно поцеловал переплет и хотел открыть книгу, как она сама развернулась, и я прочел:«Вступай в луч пятый. Здесь научись видеть ясно, читать без помощи телесных очей и слышать легко и просто без помощи временных форм. Читай в каждой временной форме ее Вечное. Носи благословение дню и помогай пером – что дано тебе – развернуться сознанию встречного».И. подошел ко мне, стал рядом со мною, поднял руку и подержал свою ладонь над листом книги, несколько ниже того места, где я читал. Я смотрел на лист книги, под его ладонью и заметил, что под нею складывается яркая фраза:«Луч пятый – луч науки и техники. Луч технического приспособления в каждом развитом сознании всех его духовных даров для непосредственного служения человечеству.Иди моим лучом и вноси все свое понимание, через Любовь к тебе приходящее, интуитивное и сокровенное, как простой труд обычного дня.Научись претворять любовь созерцающую в мелкие дела дня. И только та любовь, что умеет быть влита и приложена в делах серого дня, будет живою Любовью, движением Единого.Забвения нет во вселенной ни для одного человека, ни для одного его дела. Ибо все живущие и творящие – только технические пути и способы Жизни, идущей в формах.Чтобы дойти до живой в себе Истины, надо развить в себе любовь к человеку. Любя человека, чти его и, видя в нем цель дел Учителя, дойдешь до единения с Учителем; а слившись с Единым в Учителе, сольешься с Вечностью.И.»Буквы выходили из-под ладони И., оставались на листе книги, пока он ее держал, и погасли все сразу, когда он отвел свою руку. Тогда И. закрыл книгу, поклонился мне и сказал:
– Сегодня ты вошел на вторую ступень ученичества. Ты видишь, как легко и незаметно минует ступени один человек и как трудно проходит их другой. В моем луче, в ежедневном труде со мною, ты научишься овладевать теми психическими силами, что до сих пор доводили тебя до болезней. Взгляни на брата Никито. Быть может, теперь ты вспомнишь больше, чем в первые минуты свиданья с ним.
