Сергей Лазарев - Любовь
Все, волы пошли, кряхтят члены комиссии и одобрительно кивают.
Актер человек искусства. Если он начинает испытывать страх перед будущим, сильную зависимость от чего-то в глубине души, он не сможет создать роль. Умение внешне контролировать ситуацию, держать ее это умение выстроить образ на сцене. Не случайно в театральных институтах необходимым элементом подготовки актера является фехтование. С одной стороны, любовь, независимая ни от чего, как высший акт творчества, созидания; с другой максимальный контроль над ситуацией на внешнем уровне; и третий момент абсолютное подчинение внутри, которое выражается в отсутствии желания управлять будущим с осознанием, что Бог творит и настоящее, и будущее. Шутками, юмором, розыгрышами, непристойным поведением, абсурдными, нелепыми действиями и т. д. люди искусства пытаются снять зависимость от окружающих ценностей, ибо эта зависимость уменьшает запасы их любви и уменьшает доступ к творчеству. Но у всех у нас есть экзаменационная комиссия, которая заставляет нас повышать свой созидательный потенциал, и порой весьма жестко.
Я приведу пример из своей жизни.
Я из прошлой жизни принес мощную зависимость от человеческих ценностей, а в критических ситуациях резкий взлет над ними.
Поэтому, с одной стороны, я постоянно замечал за собой трусость, жестокость и непорядочность, а с другой элемент альтруизма, великодушия и смелости. В обычных ситуациях я был очень труслив. Но когда допекали, становился неуправляемым. Я все время пребывал в мечтах о будущем, а зацепленность за будущее дает большую трусость, часто просто паническую. Такого человека легко подчинить себе. И меня постоянно кто-то давил, навязывая свою волю. В нашей коммунальной квартире проживал алкоголик со своей подругой. У них постоянно собирались полууголовные компании. Постепенно они расходились все больше и начали воровать у меня вещи. Мне это не нравилось, и пару раз я соседа поколотил. Но он чувствовал мою внутреннюю трусость и в ответ стал угрожать, что приведет друзей, а те меня зарежут в подъезде. Я был тогда молод и неопытен. И перспектива быть зарезанным в парадной меня пугала. Я понимал, что милиция будет разбираться уже с трупом или с калекой, а ждать мне не хотелось. Поэтому я заранее начал готовиться, чтобы предотвратить нежелательный исход. И вот однажды к соседу пришли его приятели, из-за какого-то пустяка они придрались ко мне в коридоре и, окружив, начали угрожать. Один из них, повыше и пошире меня, тыкал пальцем мне в живот и приговаривал: Завтра мы тебя зарежем.
Я подождал, когда схлынут первые эмоции, а потом попытался выйти на кухню.
Мы тебя на кухню не пустим, заявил один из них.
Мужики, два часа не будем же здесь стоять, дайте мне выйти.
Я пошел на кухню, а они остались в коридоре. У меня на столе лежал заранее приготовленный нож. Я взял его за лезвие, обтер тряпкой рукоятку и протянул им.
Кто хочет, режьте.
Но они почему-то медлили, не понимая, в чем дело. А мой расчет был очень прост. Как только бы кто-то взялся за рукоятку, я сделал бы шаг назад и вынул бы приготовленный заранее топор. Я думаю, зарубил бы всех троих. Но Бог хранил и меня, и их. Они ничего делать не стали, попятились и ушли в комнату к соседу. После того как я доказал, что могу не зависеть от угроз, страха за будущее, боязни за свою физическую оболочку, от меня отстали, но через месяц случилось непредвиденное. Я пришел домой выпивши, сосед по инерции стал меня запугивать. Я не сдержался и ударил его, и тот с переломами отправился в больницу. В коридоре в это время стояла соседка, двое моих знакомых, и все слышали, что произошло.
Через несколько дней ко мне пришел участковый милиционер и сообщил, что против меня возбуждено уголовное дело.
Вам грозит восемь лет тюрьмы, объявил он.
Я, естественно, соврал ему, сказав, что соседа я не трогал.
Попытайтесь убедить в этом следователя, посоветовал участковый.
И вот первый вызов в милицию. Меня дотошно спрашивали, как случилось, при каких обстоятельствах, а я упорно отрабатывал свою версию. Здесь именно актерские качества могли мне помочь.
Чем сильнее я концентрировался на воображаемом сценарии, тем независимее от меня он становился и начинал жить своей жизнью.
Чем меньше я боялся на допросах, тем больше шансов у меня было.
Вызовы к следователям прекратились, и я понял, что все окончилось благополучно. Но, как потом выяснилось, понял я неправильно. Только я успокоился и расслабился, меня снова вызвали к следователю. Плотный усатый мужчина сидит передо мной и добродушно мне выговаривает.
Слушай, я знаю, кто твой сосед. Такого гада давно пора было убить. Ты зря его не убил, у нас хлопот бы не было. А теперь, парень, ты попал в очень серьезную переделку, скорее всего, ты получишь восемь лет. Я тебе, дураку, постараюсь помочь, но шансов мало. Скажи мне честно, бил его?
Нет, не бил, напряженно ответил я.
Да что ты мне лапшу на уши вешаешь, я же все понимаю? говорит он. Ты же видишь: магнитофона у меня нет, и то, что ты рассказываешь, я не записываю.
Он добродушно похлопал меня по плечу.
Срок на тебе уже висит. Будешь так себя вести и дальше, я тебе помочь уже не смогу.
При социализме адвокат никогда не был нужен. А хочется, чтоб тебе кто-то помог. И когда кто-нибудь брал такую роль на себя, человек помимо своей воли открывался. Но лиса для курицы не лучший адвокат. И я это понял потом. А в тот момент размяк и все рассказал. Человек же хотел помочь мне и спасти меня. Я опять зацепился за будущее и из-за трусости перед этим будущим стал совершать глупости. Следователь поставил меня в зависимость от себя очень просто. С одной стороны, рисовал ужасные перспективы, а с другой возможность спасения. И с каждой эмоцией боязни, обиды, надежды я все больше попадал под его власть и все больше проговаривался.
Да, кстати, сосед сказал, что еще двое людей присутствовали и видели, как ты его ударил. Они написали, что ничего не видели и не слышали. Так они рядом стояли или за дверью?
Нет, их действительно не было рядом, и они ничего не видели и не слышали.
Следователь рассмеялся.
— Ну, ты, парень, даешь! Сосед же нормальный. Алкоголик да, но не сумасшедший. Ты ж понимаешь, что он выдумать не мог твоих друзей, которые стояли в коридоре. Ты мне все рассказал, чего же теперь начинаешь выкобениваться?
Послушай, их действительно не было.
В этот момент в моей душе происходило мучительное раздвоение. С одной стороны, не хотелось топить друзей, а с другой это был разрыв контакта со следователем и лишение возможности избавиться от тюрьмы. Говоря языком моих исследований, мне приходилось выбирать между двумя системами ценностей. Между будущим и любовью. Если бы я выбрал будущее и зацепился бы за него, его у меня не было бы. Бог бы мне его разрушил. Я выбрал то, устремившись к чему, мы никогда не потеряем. Единственное, чего мы не утеряем, сделав высшей целью, это любовь, соединяющая нас с Богом. Чтобы выбрать будущее, мне нужно было раздавить любовь к своим друзьям. Я выбрал любовь и поэтому получил будущее. Как следователь потом ни ломал меня, я каждый раз говорил «нет», когда разговор заходил о моих друзьях. Только выйдя от следователя, я понял, что самое главное для него, хотя не было ни магнитофона, ни записей, мое словесное признание. Он бы ничего не стал записывать, он тут же послал бы за моими друзьями милицейскую машину и сказал бы им, что друг их продал. А если бы они сомневались и отказывались, была бы проведена очная ставка. В общем, меня спасло чудо. Потом я понял, что я для следователя не молодой несчастный парень, которому надо помочь, а живая возможность получить премию за раскрытое преступление.
Нераскрытые дела вредят карьере. С одной стороны, он добивался моего признания, а с другой запугивал соседа, чтобы тот взял свое заявление назад. Сосед сломался первым и забрал заявление.
Дело было прекращено. Теперь, по прошествии многих лет, я понимаю, что следователь вел себя достаточно благородно. Он поставил передо мной забор небольшой высоты. Сумел перескочить гуляй на воле. О том, что заборы бывают намного выше, я узнал позже.
Недавно мой пациент мне рассказывал: Вы что думаете, что у нас законы действуют? Это все липа иллюзия законов. Как при социализме побеждал сильнейший, так и сейчас. Недавно мой друг едет на «Жигулях», зажигается зеленый свет светофора. Машины дружно трогаются с места, а в это время на красный свет вылетает на перекресток машина и врезается.
Помяты четыре автомобиля, правда, люди все остались живы. У одной машины просто снесло передок. Так вот, приходит мой приятель в ГАИ и говорит: Я не хочу подавать в суд, требовать возмещения морального ущерба. Мне только нужны деньги, и я сам отремонтирую машину.
Тем более ГАИ на месте происшествия было, протокол составлен.
