Прем Шуньо - Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра
Так он поступил и по отношению к Шиле. Он спокойно ждал, когда она сама найдет выход. Он ведь был и ее Мастером, он любил ее и доверял ее внутреннему будде. Я знаю, что Ошо доверял Шиле, потому что я была рядом с ним целых пятнадцать лет и видела, что этот человек – само Доверие. Его жизнь и даже его смерть – свидетельство абсолютного доверия.
Я спросила его, в чем разница между доверием и наивностью. Он сказал, что наивный человек невежественен, а доверяющий человек разумен и способен проявить понимание. «Обманут и того, и другого, но наивный человек расстроится, будет чувствовать себя преданным, будет злиться и может даже начать мстить. Его наивность рано или поздно перерастает в недоверие.
Человека, который доверяет, тоже когда-нибудь обманут, обведут вокруг пальца, но если он на самом деле доверял, то не станет расстраиваться. Он ощутит сострадание к тем, кто его обманул, и его доверие не пошатнется. Наоборот, оно лишь укрепится. Его доверие никогда не перерастет в недоверие.
Сначала и наивный человек, и доверяющий выглядят одинаково, но со временем наивность превращается в недоверие, а доверие продолжает расти. Доверяющий человек учится проявлять понимание и сострадание к людским слабостям и ошибкам. Доверие настолько ценно, что человек готов потерять все, только бы не лишиться внутренней веры» («За пределами просветления»).
Иногда мне становилось интересно, а может ли Ошо видеть будущее. Ведь если даже я иногда вижу картинки грядущих событий, то он-то уж наверняка способен видеть все кино целиком. И все же, как я понимаю, его учение состоит в том, чтобы быть в моменте. Настоящий момент – это все, что есть.
«Кому нужно это ваше будущее? Я живу СЕЙЧАС», – говорил Ошо.
Как-то Вивек пошла в Джизес Гроув на встречу с Шилой. Выпив чашку чая, она почувствовала недомогание, и Шила помогла ей дойти до дома. Я видела их из окна прачечной. Шила поддерживала Вивек, а та еле шла. Деварадж ее осмотрел, у нее было учащенное сердцебиение: пульс между ста шестьюдесятью и ста семьюдесятью. Через несколько дней Ошо нарушил молчание и начал проводить беседы в своей комнате. Там было место только для пятидесяти человек, поэтому мы ходили на дискурсы по очереди, а следующим вечером показывали видеозапись утреннего дискурса в Ошо Мандире. Ошо говорил о бунте в противовес покорности, говорил о свободе и ответственности. Он даже сказал, что не намеревался оставлять нас в руках фашистов и их режима.
Он сказал, что наконец-то говорит с людьми, которые способны понять и принять его послание. Тридцать лет он сообщал нам истину по крупицам, в промежутках между сутрами Будды и учениями Махавиры и Иисуса. Теперь же он расскажет нам чистую правду о религиях. Он повторял снова и снова: чтобы просветлеть, не нужно быть рожденным от непорочного зачатия. На самом деле все истории о просветленных – это лишь выдумки священников.
«Я – простой человек, со своими слабостями и недостатками. Я напоминаю вам об этом постоянно, потому что вы забываете. Почему я так настаиваю? Чтобы вы поняли один очень важный момент: если простой человек, такой же, как вы, смог просветлеть, то у вас тоже не должно быть с этим никаких трудностей. Вы тоже можете просветлеть…
Я не даю никаких обещаний или гарантий. Я ни в коей мере не хочу брать вашу ответственность на себя, я вас уважаю. Если я начну делать то, что вы можете сделать сами, то вы превратитесь в моих рабов. Я стану ведущим, а вы – ведомыми. Но мы здесь просто спутники. Вы – не за мной, вы рядом, вы со мной. Я не выше вас, я просто один из вас. Я не претендую на превосходство, мне не нужна власть. Вы понимаете? Дать вам возможность самим отвечать за свою жизнь – значит дать вам свободу.
Свобода – это величайший риск. Никто не хочет быть свободным, все только говорят, что хотят. На самом деле, люди стремятся быть зависимыми и жаждут, чтобы кто-то другой взял на себя их ответственность. Будучи свободными, вы отвечаете за каждое свое действие, каждую мысль, каждое движение. Вы не можете свалить все на другого».
Помню, как однажды среди царившего в общине хаоса и плохого настроения у Вивек Ошо посмотрел на меня с удивлением и сказал: «Ты такая спокойная».
Я ответила, что это благодаря его поддержке. Он не возразил, но я почувствовала, как слова повисли в воздухе, а затем упали к моим ногам. Я не могла взять ответственность даже за собственное спокойствие. Нужно было представить это как заслугу Ошо.
Ошо спросил меня, как дела в коммуне. Он задавал мне этот вопрос и раньше – когда хранил молчание. Я ответила, что теперь, когда он вновь заговорил, община стала общиной Ошо, а не общиной Шилы.
Шила перестала быть звездой. Она больше не была единственным человеком, видевшим Ошо. Теперь он разговаривал со всеми, и мы могли задавать ему вопросы во время дискурсов. То, о чем он говорил, было для многих откровением.
Его дискурсы о христианстве казались слишком бунтарскими даже тем, кто слушал Ошо уже много лет. Он называл всех и вся своими именами, и имена эти были отнюдь не благозвучными.
Скорее всего, именно эти беседы породили страх в сердцах христианских фундаменталистов, а вовсе не туристическая виза, оформленная якобы с ошибками.
Шила созвала общее собрание коммуны, которое должно было состояться в Ошо Мандире. Вивек подозревала, что Шила хочет прекратить выступления Ошо, поэтому мы придумали план. Мы должны были рассесться в Мандире по разным местам и выкрикивать: «Пусть он говорит!» Люди поймут, что происходит, и тоже начнут скандировать: «Пусть он говорит!»
Я села в заднем ряду и включила магнитофон, спрятав его под курткой. Я хотела записать собрание, чтобы потом было меньше споров. Шила начала с того, что ввиду предстоящего фестиваля у нас накопилось очень много работы, просто «завал» какой-то, и что невозможно одновременно посещать дискурсы и работать. Тут настала моя очередь: «Пусть он говорит! Пусть он говорит!» – завопила я. Но остальные молчали. Где были мои соратники-анархисты? Я продолжала выкрикивать лозунг. В мою сторону стали оборачиваться, чтобы посмотреть на идиотку, срывающую собрание. Я видела выражение лиц: «Четана… Четана? Но ведь она же тихоня. Наверное, она сошла с ума».
Все знали, что работы было не так уж и много, и никто не мог понять, к чему клонит Шила. Собрание превратилось в полнейший хаос и закончилось компромиссом. Было решено, что каждый вечер Ошо будет проводить беседы с небольшим количеством присутствующих, а запись дискурса будут показывать после двенадцатичасового рабочего дня и ужина. Естественно, даже самые рьяные ученики засыпали во время просмотра. Они не только не слышали его, но они еще и чувствовали себя виноватыми за то, что вместо поддержания осознанности попросту засыпали на ходу!
Однажды Вивек и Ошо ехали по Ранчо на машине и около ручья увидели нескольких человек, собирающих камни и сухие ветки.
– Что они делают? – спросил Ошо.
– Наверное, разгребают «завалы», – пошутила Вивек.
Мы потом еще долго смеялись насчет «завалов».
Ошо заболел. К нему вызвали специалиста, который сообщил, что у Ошо воспаление среднего уха. Ошо страдал от сильных болей целых шесть недель. Конечно, в то время не было ни дискурсов, ни поездок на машине.
Я работала в саду уже почти целый год. Одежду теперь стирала Вивек. У меня, как у любого человека, есть психологические травмы и трудности, а работа с растениями и деревьями оказалась для меня целительной. Вокруг дома Ошо теперь росли сотни деревьев: сосны, голубые ели, красные деревья. Некоторые из них были уже под два метра высотой. Из его окна был виден водопад, каскадом падающий в бассейн, окруженный плакучими ивами. По сторонам водопада росли вишни, пышно цветущие весной, высокая пампасная трава, бамбук, желтая форсития, так называемые золотые колокольчики и магнолии. Прямо перед окном комнаты, в которой Ошо обедал, был разбит прекрасный розовый сад, а в гараже построен фонтан, посреди которого сидел каменный Будда в человеческий рост. Вдоль асфальтовой дороги росли тополя. Дорога заканчивалась березовой рощей, а холмы и поляны теперь были покрыты роскошным бархатистым ковром из трав и полевых цветов.
В саду было триста павлинов. Их завораживающее оперенье всевозможных цветов переливалось на солнце, создавая удивительное, ажурное переплетение красок. Шесть павлинов были белыми. Кстати, именно они были самыми строптивыми. Часто они подходили к машине Ошо, раскрывали хвосты, похожие на гигантские снежинки, и не давали ему проехать.
Ошо очень любил прекрасные сады, полные всякой живности. В Раджнишпураме он хотел сделать парк, в котором жили бы олени, и мы специально для них выращивали люцерну, надеясь привлечь их к нам и защитить от охотников. Ошо рассказывал, что ему довелось побывать в одном месте в Индии, где есть водопад. Туда по вечерам на водопой приходят сотни оленей. Их глаза светятся в темноте, и создается впечатление волшебного танца маленьких искр.
