Лобсанг Рампа - Книга-2: Доктор из Лхасы
Я смотрел на него. Это действительно был тот человек, которого я знал лучше всех. Я смотрел на него и – хотя и был весьма сведущ в таких вещах – не мог поверить, что сейчас он находится рядом со мной не во плоти. Мне казалось невероятным то, что это всего лишь дух, серебряная нить которого порвана, а золотая чаша – разбита. Он по-прежнему казался мне нормальным земным человеком – каким я его всегда знал.
На ламе была его обычная одежда: бледно-красного цвета ряса и золотистая накидка. Он выглядел уставшим, словно прибыл издалека и пережил по пути много невзгод. Я понял, что в течение многих лет он заботился о других в ущерб себе. «Как он бледен!» – подумал я.
Тут наставник немного повернулся в сторону, сделав одно из знакомых мне движений. При этом я увидел, что в спине у него торчит кинжал. Он немного повел плечами и снова сел лицом ко мне. Я замер от ужаса, когда понял, что кончик кинжала торчит из его груди, а по золотистой накидке стекает выступившая из раны кровь. Кровь я заметил на его одежде и руках с самого начала, однако только теперь, когда я посмотрел пристальнее, до меня дошло, что она значит. Руки были в крови, потому что он прижимал их к тому месту на груди, откуда торчал кончик кинжала. Меня бросило в дрожь и стало морозить. Посмотрев на меня и поняв мое состояние, он сказал:
– Я специально явился перед тобой, Лобсанг, в таком виде для того, чтобы ты мог увидеть воочию, что случилось со мной. Теперь, когда ты уже все знаешь, я верну себе прежний вид.
Пятна запекшейся крови вмиг исчезли. Произошла яркая вспышка света, и перед моим взором предстало видение невероятной красоты. Это была Сущность, ушедшая очень далеко по стезе духовного совершенствования. Это был человек, достигший состояния будды.
Затем его чистый, подобный колокольному звону голос зазвучал во мне – и не в физических ушах, а где-то в сознании. Это был невообразимо прекрасный, сочный, могущественный голос того, кто познал жизнь. Большую Жизнь.
– Времени у нас немного, Лобсанг, ибо я отправляюсь в путь, и сейчас меня ждут. Однако я решил перед отправлением повидаться с тобой, мой друг, мой спутник в этой жизни. Я пришел, чтобы воодушевить тебя и попрощаться до лучших времен. Лобсанг, мы так много разговаривали с тобой когда-то обо всем этом. Но все же я напомню тебе, что твой путь долог, тяжел и исполнен опасностей. Однако в конце концов тебя ждет впереди большая удача, несмотря на недоброжелательность и зависть людей Запада.
Довольно долго мы разговаривали о том, что не перескажешь. Мне было тепло и уютно, как в погожий полдень. Золотистое сияние освещало поляну ярче солнечного света. Я был исполнен подлинной Любви. И вот мой Наставник, мой возлюбленный лама Мингьяр Дондуп, поднялся на ноги. В этот момент я заметил, что его ноги не касаются земли. Он поднял руки у меня над головой, благословляя меня, и сказал:
– Я буду наблюдать за тобой, Лобсанг. Я буду помогать тебе по мере своих сил. Но знай, что твой путь нелегок, и впереди тебя ждут многие удары судьбы. И даже сегодня тебе предстоит пережить еще одно потрясение. Крепись, Лобсанг, и терпи, как ты терпишь уже многие годы. Мое благословение да пребудет с тобой!
Я поднял глаза, и он растворился прямо перед моим взором. Образ исчез, а вместе с ним и золотое сияние. Ночные тени, казалось, приблизились, и подул холодный ветер. Над головой у меня куда-то вдаль неистово неслись облака. Маленькие ночные существа шуршали и попискивали в траве. Где-то в чаще, в предсмертной агонии закричало животное, став жертвой ночного хищника.
Некоторое время я не мог прийти в себя и стоял, неуверенно оглядываясь по сторонам. Затем я повалился на землю рядом с упавшим деревом и зарыдал, уцепившись руками в мох. Некоторое время я не был самим собой, несмотря на то, что многое знал и прошел серьезный курс подготовки в монастыре. Затем до меня донесся голос изнутри:– Не падай духом, дорогой Лобсанг, не падай духом, ведь это еще не все, ведь за наши усилия нам воздадут сторицею. Это не конец, и все то, что будет, должно осуществиться.
Пошатываясь, я поднялся на ноги и привел в порядок свою одежду и мысли. Отряхнув от сора руки, я продолжил свой путь по тропинке вверх, к ламаистскому монастырю.
– Что есть смерть? – думал я. – Я сам был по ту сторону смерти и вернулся. Вот теперь мой Наставник ушел из мира навсегда. Ему больше не страшны земные бедствия и страдания. Он ушел, и я остался один, совсем один.
С такими мыслями в голове я вошел в монастырь. У входа я встретился с несколькими монахами, которые тоже только что вернулись, но по другой тропе. Ничего не видя перед собой, я протиснулся между ними, вошел в самый темный закоулок храма, где на меня с пониманием и состраданием взирали священные образы. Я всматривался в Свитки Древних – красные полотнища с китайскими иероглифами, написанными золотой краской. Я видел, как поднимается к потолку и лениво повисает там, словно небольшое облако, душистый дымок никогда не гаснущих благовоний. Я забился в самый дальний угол, в подлинно святое местo и услышал вновь:
– Не падай духом, дорогой Лобсанг, не падай духом, ведь это еще не все, ведь за наши усилия нам воздадут сторицею. Это не конец, и все то, что предстоит, должно осуществиться. Не падай духом.
Я сел в позу лотоса и погрузился в медитацию о прошлом и будущем. Сколько я просидел так, я не знаю. Казалось, мой мир рассыпается вокруг меня на куски. Неприятности окружали меня со всех сторон. Вот и мой Наставник оставил этот мир. Однако он сказал мне: «Это не конец. Все это должно случиться».
Вокруг меня монахи занимались своими обыденными делами: подметали, готовили храм к богослужению, возжигали новые благовония, пели мантры. Однако ни один из них не помешал мне в моем горе, когда я одиноко сидел в углу храма.
Ночь подходила к концу. Монахи готовились в утренней службе. Эти китайские монахи в черных мантиях и с гладко выбритыми головами, на которых благовониями были выжжены особые отметины, казались мне подобными бликам в мерцающем пламени масляной лампы. Священник храма, на голове у которого была корона с пятью ликами Будды, прошел мимо меня, распевая сутру. Зазвонили колокольчики, возвещавшие о начале богослужения. Медленно поднявшись на ноги, я неохотно направился к Настоятелю. С ним я обсудил происшедшее и попросил у него разрешения не присутствовать на утренней службе в храме. Я сказал, что разбит горем и не хочу давать о нем знать другим молящимся.
– Это не так, брат мой, – ответил он, – у тебя есть повод для того, чтобы радоваться. Ты был по ту сторону смерти и вернулся оттуда, а сегодня ты встретился со своим Наставником и получил живое доказательство его состояния будды. Брат, ты не должен горевать, ведь вы с ним простились ненадолго. Останься на богослужении, брат, и возрадуйся. Ведь ты видел то, что дано видеть немногим.
«Я действительно много знаю, – думал я. – Я знаю, в частности, что смерть на земле есть рождение в Большую Жизнь. Я знаю также, что смерти не существует и что мы живем в Мире Иллюзий, и что наша подлинная жизнь начинается только после смерти. Ведь умирая, мы просто покидаем эту кошмарную сцену, эту землю, которая является всего лишь школой, куда мы пришли, чтобы подучиться. Смерть? Нет такой вещи. Почему же я так страдаю?»
Ответ пришел ко мне даже раньше, чем сформулировался вопрос. Я страдаю из-за собственного эгоизма, ведь я потерял человека, которого любил, и он теперь ушел туда, где я не могу с ним больше встретиться. Если я страдаю, значит, я и вправду эгоистичен, ведь этот человек ушел в прекрасные миры, и о нем не стоит беспокоиться. Я же по-прежнему привязан к этой грешной земле, оставлен здесь дерзать, страдать и выполнять задачу, которая является целью моей жизни. Подобно этому ученик школы учится в ней до тех пор, пока не сдаст выпускной экзамен. Затем, приобретя знания, он возвращается в большой мир для того, чтобы жить по-новому. Я эгоистичен, потому что хочу удержать моего возлюбленного Наставника на этой ужасной земле с тем, чтобы одному мне от этого было лучше.
Смерть? Ее нечего бояться. Нам следует бояться жизни, в течение которой мы можем совершить множество ошибок.
Нам не нужно бояться смерти. Ведь это всего лишь переход в Большую Жизнь. Нам не нужно бояться ада, потому что в действительности такого места нет, так же, как и не будет никогда никакого Страшного Суда. Человек сам себя судит, и не может быть более страшного обвинения, чем то, которое человек сам предъявляет своим слабостям и недостаткам, когда выходит за пределы земной жизни. Тогда ложность его системы ценностей становится ему очевидной, ведь он постигает Истину.
Поэтому Ты, если боишься смерти, внемли гласу того, кто был по ту ее сторону и вернулся. Смерти нечего бояться. Нет никакого Страшного Суда, если Ты сам не устроишь его себе. Нет никакого ада. Каждый, что бы он ни сделал и кем бы он ни был, имеет шанс. Никто никогда не погибает. Нет столь плохого существа, чтобы ему было отказано в еще одной попытке. Мы боимся смерти других, потому что она лишает нас возможности наслаждаться их присутствием. Мы боимся ее, потому что эгоистичны и думаем о своей собственной не сталь уж отдаленной смерти, которая представляется нам уходом в Неизвестное – то, чего мы не знаем и поэтому опасаемся.
