Олег Радзинский - Суринам
Илья молчал. Он не знал, что сказать.
— Были Рутгелты, и нет, — засмеялся Кассовский. — Как в сказке. Жили-были… А теперь нет.
Ему было весело.
— Я сейчас пойду в полицию, — сказал Илья.
Он знал, что никуда не пойдёт, но должен был что-то сказать.
— Конечно, конечно, — заторопился Кассовский. — Хотите, я распоряжусь, чтобы вас подвезли? А то вы ведь, должно быть, и не знаете, куда идти.
Он подошёл к книжному шкафу и, не глядя, достал с полки книгу и протянул Илье. Книга была в твёрдом тёмно-зелёном переплёте, и на ней золотым тиснением надпись: De Officiele Folder van de Regering van Suriname. Это был справочник министерств Суринама. Кассовский открыл его на странице с надписью: Ministerie van het Binnenland en Politie. Он ткнул пальцем в какую-то тройную голландскую фамилию и дружелюбно сказал:
— Это комиссар полиции, мой приятель. Можете позвонить ему прямо сейчас и задать все вопросы. Он ещё в офисе, я с ним говорил минут двадцать назад. Скажите дежурному, что звоните от меня, а то комиссар не возьмёт трубку.
Илья уставился в справочник. Всё казалось бесполезным. Он хотел, чтобы всё как можно быстрее кончилось. Он хотел проснуться.
— Смотрите, — сказал Кассовский, — ваш самолёт уже улетел, следующий самолёт в Нью-Йорк только через три дня. Билет я вам поменяю, не беспокойтесь. Вы, конечно, можете поехать в гостиницу, если хотите, но, поверьте, у меня вам будет лучше. Вы же были моим гостем всё это время, оставайтесь ещё.
— А кто же эти люди, если не Рутгелты? — Илья спросил просто так, чтобы соглашаться не сразу.
— Они мои друзья, прекрасные люди, но совсем не Рутгелты. Они вообще не родственники.
— А Адри? — спросил Илья. Он понимал, что это звучит глупо.
— И Адри не Рутгелт, — развеселился Кассовский. — Уж кто точно не Рутгелт, так это Адри. Да успокойтесь вы, — заверил он Илью, — никаких Рутгелтов вообще нет; я их просто придумал.
— Для чего? — спросил Илья. — Для чего всё это?
Он начинал злиться, и Кассовский это почувствовал. Илье хотелось его ударить и бить, бить, пока тот не отдаст ему прежнее. Илья шагнул к старику. Мастиф немедленно вскочил на ноги.
— Гроот, место, — приказал Кассовский. — Смотрите, Илья. — Он первый раз назвал его имя. — Сейчас вы всё равно ничего не поймёте: вы слишком расстроены. Почему бы вам не принять душ, переодеться, и мы обо всём поговорим за ужином. Мне кажется, так будет лучше.
Кассовский смотрел на Илью, щурясь и улыбаясь. Илья вдруг ощутил, как он грязен — после четырёх дней в джунглях, где его поливали водой с листьями и порубленными корнями, после лодки, где он лежал в забытьи неизвестно сколько. Он провёл рукой по волосам: те были необычно жесткими на ощупь и напоминали шерсть терьера. На ладони у Ильи налипло крошево листьев. Первый раз за сегодня Илья ощутил свой запах — запах немытого тела и высохшего пота. Он захотел смыть с себя всю эту грязь и весь этот день. Илья повернулся и, не говоря ни слова, пошёл прочь.
— Приходите на Keuken Terras, — крикнул вслед Кассовский. — Будет рыба по-креольски. И ваши любимые жареные платанос.
Даже это он знал.
Пока Илья больно соскребал с себя грязь под душем, он продумал все вопросы, которые задаст Кассовскому. Илья составил список вопросов, очень хитрых, которые загонят Кассовского в ловушку, и тот будет вынужден признаться, сказать всю правду. Какую, Илья пока не знал. Главное, он должен будет сказать Илье, где Адри.
Он услышал шум мотора, когда вытирался. Илья выбежал в комнату и увидел в окно, выходящее на фонтан, отъезжающий джип, «тойоту». Илья натянул на ещё мокрое тело шорты и сбежал на первый этаж, на кухню. Он уже знал, что случилось, но не хотел себе в этом признаться.
На кухне было темно и пусто, но на Keuken Terras горели лампы под потолком и стол был накрыт. На одного человека. Илья посмотрел на затянутые сетками от мух тарелки, и ему захотелось плакать. Все его вопросы теперь было некому задавать.
Он не стал есть. Илья нашёл на кухне ром и, взяв бутылку, пошёл на Семейную террасу. Неизвестно откуда взявшийся мастиф плёлся за ним и нестрашно ворчал. Илье было всё равно; сейчас он даже хотел, чтобы мастиф на него набросился, он хотел хоть какого-то выхода чувств. Он хотел драмы. Но мастиф был настроен вполне дружелюбно и лишь порыкивал для порядка.
Илья лежал в гамаке и пил ром из горлышка широкой бутылки. Звёзды заполнили южное небо, не давая ему остаться одному. Илья пил ром и ни о чём не думал. Он не боялся москитов: те не кусали людей с алкоголем в крови. Илья смотрел в небо и слегка покачивался. Внизу, тяжело дыша, спал мастиф.
ПАРАМАРИБО 9
УТРО в тропиках наступает сразу: лиловый ночной воздух вдруг светлеет оранжевым, и небо — без всякого перехода, не давая миру подготовиться к новому дню — обрушивается на землю яростной синевой. Солнце — красный диск — неожиданно оказывается прямо над головой, и всё, утро, и надо жить заново. Шорохи ночи — неуверенные, вкрадчивые — в мгновение меняются на резкие звуки дня, и некуда, некуда, некуда укрыться от пронизывающего всё вокруг света. Утро наступает сразу и навсегда.
Солнце нашло Илью под навесом и заставило открыть глаза. Илья чувствовал, что всё ещё пьян и что весь мир пропах ромом. Он попытался задремать, провалиться в полусон, но знал, что это бесполезно: в тропиках не бывает переходных состояний — всё случается сразу и навсегда.
Он был один: пустой сад молчал, и дом — нежилой, неживой — не звал внутрь. Мастиф куда-то делся, и Илья, выбравшись из гамака, пошёл вниз на Keuken Terras. Здесь всё было по-прежнему: под навесом горел ненужный свет, и ужин, не съеденный вчера, стал его завтраком. Илья потушил свет. Он ел всё, как было, холодным: лень подогревать.
Он нашёл в холодильнике фрукты и кучу прочей еды. Можно было не бояться умереть с голоду. Илья тщательно вымыл за собой посуду: он не терпел беспорядка. Тарелки он поставил на металлическую решётку рядом с раковиной. Он пожалел, что посуды было так мало — всего-то три тарелки; теперь, когда механическая деятельность кончилась, нужно было принимать решение — что делать дальше.
Илья сварил себе кофе в итальянской медной турке с надписью Magnificaffe и пошёл на террасу. Он сел за маленьким столиком в углу, рядом с цветами. Здесь, на специальной металлической подставке, стояли собачьи миски — одна с водой, другая пустая. Илья сменил мастифу воду и насыпал сухой корм из тяжёлого пакета в углу. Он огляделся и — с сожалением — не нашёл других причин отвлекаться от главных мыслей. Илья стал пить кофе и думать о будущем и о прошлом.
Его самолёт улетал через два дня. Можно было пойти в гостиницу, можно было остаться у Кассовского (Илья отметил, что сразу стал думать о Хасьенде как о доме Кассовского). Он решил остаться: была надежда, что появится кто-нибудь, кто всё объяснит. Кто-то, кто восстановит прежнюю жизнь и вернёт ему Адри. Втайне Илья понимал, что вернуться она может только сама.
Если Рутгелты были не Рутгелты, то кто они? Зачем, для чего они устроили весь этот спектакль с богатой креольской семьёй, живущей на трёх континентах? Что было им нужно от Ильи? Он знал, что у него нет ничего, что бы он мог им дать и что бы они не могли получить сами.
Он не мог понять, не мог даже отдалённо представить цель этого представления. Никакой корысти у Рутгелтов — Илья продолжал их так называть — быть не могло: у него не было ни денег, ни знаний, которыми он мог бы с ними поделиться. Они не производили впечатление душевнобольных; наоборот, разумные, серьёзные, интеллигентные люди. И Адри? Ведь она его любит. Тогда почему? Почему?
Ответов не было. Илья сварил ещё кофе и снова уселся в глубокое удобное кресло. Мастиф уже был на террасе и шумно, неаккуратно ел, порыкивая на Илью. Потом он полакал из миски с водой, лёг неподалёку и тут же заснул. Илья понял, что больше можно не бояться.
Он решил искупаться. В коридоре, по пути в свою комнату за плавками, Илья захотел ещё раз зайти в спальню Адри. Он тронул дверь: закрыто. Илья подёргал ручку: закрыто. Он проверил все комнаты на этаже; все спальни, кроме его комнаты, были заперты. Илья пошёл на третий этаж, где вчера встретил Кассовского. Он уже знал, что все комнаты там будут тоже закрыты, но упрямство заставило его подняться и методично подёргать все дверные ручки. Всего на третьем этаже было семь комнат.
Илья обошёл дом. Он подсчитал, что в доме двадцать девять комнат, включая кухню, и семнадцать из них заперли. На втором этаже была открыта только его спальня — единственная из всех, а также музыкальная комната и большая гостиная перед Семейной террасой. Весь первый этаж был открыт, кроме библиотеки. Об этом Илья пожалел больше всего.
Он вернулся к себе, надел плавки и пошёл к бассейну. На деревянных шезлонгах лежали толстые синие непромокаемые матрасы, в тон голубой воде. Илья постоял на трамплине, смотря в воду; он умел красиво прыгать и сейчас жалел, что было не для кого. Подумав, Илья всё-таки прыгнул, почти без плеска, и долго плыл под водой. Когда он вынырнул у дальнего края бассейна, его ждал мастиф.
