Конкордия Антарова - Две жизни
Когда Дженни протянула руки, в которых сверкало ожерелье Бонды, Флорентиец коснулся его палочкой. Оно свернулось, точно горящая бумага, бесшумно разорвалось пополам и упало на пол, превратившись в порошок. Бонда, Армандо, Анри – все издали крик ужаса.
– Вы видите, Дженни, чего стоят уверения ваших приятелей и чего стоит самая их власть, – снова сказал лорд Бенедикт.
Несчастная Дженни схватила собственное ожерелье, стала его рвать во все стороны, натирая свою нежную шею. Бонда и Армандо, оба хотели броситься на несчастную, и выражение лиц достаточно ярко передавало их чувства и намерения. Но взгляд Флорентийца пригвоздил их к месту, всего в шаге от бесновавшейся Дженни.
– Сейчас вы убеждаетесь, Дженни, как ничтожна для силы света власть тьмы и зла. И тем не менее вас она держит в плену и владеет вами, как жалкой рабой. Одно мгновение любви и самоотвержения помогло вашей матери перешагнуть ту ужасную черту, за которой гибнете вы. Перестаньте терзать этот страшный ошейник. Его сила в вашей злобе. Если бы ещ„ минуту назад, когда этот злодей дал вам то, что теперь превратилось в кучку серой золы, вы пожалели бы ни в ч„м неповинную сестру, я мог бы ещ„ спасти вас. Теперь же, только во имя любви и чистоты того человека, в доме которого вы выросли и которого звали отцом…
Слова лорда Бенедикта были прерваны диким хохотом Бонды и раздирающими рыданиями пасторши. От прикосновения Ананды е„ рыдания стихли. А хохот уродливо раскрывшего рот Бонды внезапно оборвался. В наступившей тишине лорд Бенедикт продолжал:
– Защита пастора, его мольбы о вашем спасении – вс„ рушится перед стеной вашей собственной злобы, зависти и раздражения. Вс„, что во имя того чудесного человека, которого вы звали отцом, я могу еще сделать для вас, это не оставить вас навеки рабой в руках этих людей. Я могу дать вам возможность и надежду вырваться из сетей зла, если когданибудь сердце ваше откроется для любви и доброты. Повернитесь ко мне спиной.
Когда Дженни повернулась, лорд Бенедикт вложил в руку Алисы свою палочку и сказал ей:
– Хочешь ли, Алиса, помочь сестре и открыть ей путь в твой дом, когда отчаяние пробудит в е„ сердце любовь и она станет взывать к милосердию?
Алиса ответила утвердительно. Тогда лорд Бенедикт взял е„ руку с палочкой в свои и коснулся ожерелья на шее Дженни. Дженни громко вскрикнула, вздрогнула, и в тот же миг е„ ожерелье оказалось на полу в виде кучки битого стекла. – Повернитесь ко мне и подойдите ближе, Дженни. Дженни почти вплотную подошла к Алисе. Лорд Бенедикт, вс„ так же держа руку Алисы в своих, велел ей коснуться концом палочки груди Дженни и медленно, глядя ей в глаза, сказал:
– Любовь сестры и любовь пастора защищают вас от вечной гибели. Помните о Свете на пути каждого человека даже в самые мрачные минуты его жизни. Помните, что жизнь – это доброта и милосердие. Достигают истинных результатов в жизни только с их помощью. Нет для человека безнад„жности, милосердие не знает пределов и у пощады нет отказа. Ничья злая, жадная и наглая рука никогда не положит на вас ярма. Вы не будете е„ рабой. И всякая злоба найд„т в вас сообщницу и рабыню только тогда, когда вы сами выберете е„ в спутницы, допуская в свои дела и привлекая е„ своим раздражением, предательством и ложью.
Идите. Вы выбрали себе путь добровольно, трижды оттолкнув руку помощи, что я вам протягивал. Вы связали себя с вашими сообщниками более крепкими канатами, чем это ожерелье, которому вы приписывали магическую силу. Магической силой было ваше злое сердце. Идите, защищенная от вечного порабощения. Но помочь себе вы можете только сами, привлекая подобное. Перестаньте бояться гадов, вертящихся вокруг вас. В близком будущем они задохнутся в кольце собственного зла. Но вся ваша жизнь станет адом, если вы не пойм„те, что постоянная фальшь вашего поведения, ваша ненависть или полное равнодушие к людям делают вас рабой собственных страстей.
Дженни стояла, безмолвно глядя в лицо лорда Бенедикта. – И вс„ же я ненавижу Алису, ненавижу даже мать, изменившую мне для вас, и… ненавижу вас. Не верю ни в какую вашу силу. Просто ваши штуки сильнее, чем фокусы Бонды. Но Бонда не самый главный член в своей акционерной компании, а простой исполнитель, как и ваши клерки вроде мистера Тендля. – со злобным сарказмом заключила свою тираду Дженни, поглядев на горестно слушавшего е„ Тендля.– Вы не сомневаетесь, конечно, – минуту помолчав, запальчиво продолжала Дженни, – что я никак не могу оказаться в роли прислужницы, исполняющей чужую волю. Вроде моей сестрицы и всех этих безвольных людей, окружающих вас в сию минуту. Я сама буду иметь штат собственных слуг.
Снова хохот Бонды прервал Дженни, но одного жеста лорда Бенедикта было достаточно, чтобы он замолчал и скорчился.
– Знайте же, Дженни, что во имя любви и прощения пастора оскорбленный и столь презрительно разглядываемый вами Тендль будет тем человеком, который когда-нибудь спас„т вас и привед„т к Алисе. В том, чьей слугой вам придется быть и какой ужас ждет вас там, куда вы попад„те, Дженни, очень скоро в этом вы убедитесь сами. Помните только, что закон пощады защитит вас тогда, когда вы начн„те творить любя, а не ненавидя, как делаете это сейчас. Лорд Бенедикт повернулся к Бонде и его спутникам: – Чтобы вы не смогли позабыть, как склонились перед силой добра, идите отсюда прочь, непрестанно кланяясь в пояс. И до т„мной ночи изображайте китайских болванчиков. Бойтесь новой встречи со мной или с кем-либо из тех, кто близок мне. Что же касается купленной вами банды, то ей проникнуть в дом не удалось, конечно.
И за попытку ворваться в мою личную комнату ваш, Бонда, пьяница Мартин уже дорого поплатился. А чтобы не нарушать ничем тишины, – говорить иначе, как ш„потом, и не смейте.
Внезапно Дженни и трое е„ спутников стали кланяться в пояс. Их усилия преодолеть сгибавшую их спины силу выражались в такой комической форме, что Генри, за ним Тендль, все клерки, наконец, сам старый адвокат и капитан – все покатились со смеху. Алиса и леди Цецилия в ужасе закрыли лицо руками. Дория успокаивала бившуюся в истерике пасторшу.
В одно из мгновений, когда ему удалось разогнуться и он решил, что внимание Ананды ослаблено, Бонда бросил вер„вку, как лассо, в сторону пасторши. Но вер„вка, не коснувшись е„ шеи, была поймана Анандой и отброшена назад: она охватила шею Бонды, его руки, талию. Бонда вскрикнул, упал, терзая на себе вер„вку, так же как терзала здесь же недавно Дженни сво„ ожерелье.
– Иди, злодей, в этом украшении. И пусть оно давит тебя, как символ того зла, что натворил ты в жизни. Один только Браццано теперь сможет снять е„ с тебя. И то потому, что чистая душа дала ему слезу милосердия и поцелуй любви. Вот эта-то капля чистого милосердия и сможет тебе помочь. Но сумел ли ты выслужиться перед Браццано так, чтобы он захотел тебе помочь, – это уже твой вопрос.
– У лорда Бенедикта нам пощады не будет, – взмолилась рыдающая Дженни. Она протянула руки к сэру Уоми. – Пощадите нас вы. Не делайте меня и людей этих посмешищем в первый же день моей супружеской жизни. Я… я… ненавидеть вас не могу. Мне смотреть в ваши глаза страшись, точно в них я читаю весь ужас своей судьбы. Но… я преклоняюсь перед вами, я молю вас, помогите.
– Скажите, бедняжка, можете ли вы вспомнить хотя бы одно существо, которому вы помогли? – спросил сэр Уоми. Его голос, и всегда ласковый и нежный, походил теперь на звуки мелодичной арфы. – Знаете ли вы, что человек это арфа Бога, струны которой славят мировую Жизнь. Знаете ли вы, что сл„зы и скорби людей это пыльца Господня, превращающая человека в чудесный цветок. Знаете ли вы, что каждая встреча это крылья, предназначенные для того, чтобы собирать пыльцу Господню в чашу своего сердца и изливать е„ как любовь, как отклик радости на скорбящую землю.
Пусть сегодня, в чаше моего сердца, смешается яд вашей злобы и сл„з с моим состраданием. И пусть ужас той минуты, когда жалкое существо назовет вас дочерью, вступит в мо„ сердце и в н„м найд„т утешение. Идите. Я взял на себя – во имя безмолвных просьб вашей матери, сестры и т„тки – ваше наказание. Но я сам освободить вас от него не могу. Мой брат и Учитель Флорентиец, молю тебя, разреши мне принять участие в борьбе Ананды и пощади ещ„ один раз этих несчастных, – низко кланяясь лорду Бенедикту, сказал сэр Уоми.
– Да будет, как ты желаешь, мой друг и брат, – возвращая ему поклон, ответил Флорентиец. – Но если хоть один ещ„ раз кто-то из ваших приятелей, Дженни, осмелится коснуться Алисы или вашей матери, то и вы, и они иначе чем на четвереньках передвигаться не смогут до конца своих дней. Ступайте. Ты же, злодей, – обратился он к Бонде, – молчи сегодня весь день. И говорить будешь потом только ш„потом. Сними свою вер„вку и брось е„ в камин.
Отерев пот, градом катившийся с их лиц, Дженни и е„ спутники поспешили покинуть контору.
