Конкордия Антарова - Две жизни
– А я-то думала, что выкурила папиросы жениха. Придется признаться самой, этот крокодил сразу заметит, что двух не хватает.
Представив шарящие глаза Бонды, Дженни ощутила тошноту. Но размышлять дальше ей не пришлось, так как в переднюю уже входили мужчины, весело смеясь остротам Марто. Пока веселились в зале, пока рассматривали подвенечное платье, пасторша вс„ сидела одна, погрузившись в отчаяние. Почему-то она вспомнила, как была в гостях у лорда Бенедикта, как он подарил ей ожерелье из опалов и бриллиантов, такие же серьги и брошь. Особенно она полюбила эту брошь, часто ею любовалась и носила е„. Она протянула руку к туалетному столику, взяла брошь, поднесла е„ ко лбу и прошептала:
– Милосердия, милосердия, милосердия. Вы отняли у меня одну дочь, теперь он отнимает другую. В н„м милосердия нет. Неужели же и вы не знаете пощады для грешницы? Я обманула мужа, я обманула дочерей. Я пусть погибну, только молю вас за моих дочерей.
Неожиданно ей сделалось легче. Холодные камни точно вбирали жар е„ тела. Она стала дышать свободнее, смогла выпрямиться, поднялась и закрыла дверь на задвижку. И снова села в кресло, крепко прижимая к себе любимую брошь. Какая-то уверенность вливалась в не„. Мысль стала работать спокойнее, и она принялась думать, что же теперь делать и что можно немедленно предпринять.
Не отдавая себе отч„т, почему она это делает, она зажгла свечу и сожгла письмо Бонды. Ей стало ещ„ спокойнее. Положив обе руки на брошь, леди Катарина стала думать, как ужасно она поступила когда-то, принеся страшную клятву Браццано, клятву, дававшую ему право на е„ жизнь и смерть. Она обратилась мыслью к лорду Бенедикту и стала упорно просить его спасти хоть Алису от этих ужасных людей. Не отдавать е„ тем, кому цену она поняла сейчас до конца. «Зачем, зачем я повторяла за ним какие-то бессмысленные слова, целовала какой-то ч„рный камень», – вс„ возвращалась к дням своего дал„кого прошлого леди Катарина. Теперь только, всеми брошенная, она начала понимать, кого и что она потеряла в пасторе. И в новом порыве отчаяния, прижимая брошь к своим губам, чтобы не дать вырваться рыданиям, она мысленно говорила лорду Бенедикту:
– Вы были его другом. Не поверю, что вы злы или мстительны. Спасите, спасите дитя пастора! Алиса истинно его дочь. Пусть я понесу кару за свою неправедную жизнь, спасите только Алису.
Отчаявшись и не понимая толком, могут ли быть услышаны е„ мольбы, она опустилась на колени, прижалась лицом к ожерелью и вс„ продолжала молить лорда Бенедикта с жаром и верой; так она ещ„ ни разу в жизни не обращалась к Богу. В е„ истерзанном сердце, в е„ смятенном мозгу вс„ смешалось в какой-то бред. Она перестала понимать, где кончалась действительность и начиналась е„ фантазия. Ей вдруг почудился какой-то утешающий голос, ободряющий, милосердный:
– Не в одно только это мгновение, но во все оставшиеся тебе дни вспоминай мужа и моли его о помощи. Храни чистыми камни, что даны тебе милосердной рукой. Не отчаивайся. Вс„, что прибегает с мольбой к милосердию, найд„т в н„м себе пощаду. Перестань плакать. Мужайся. Действуй так, как будто рядом с тобой стоит твой муж и знает обо вс„м, что с тобой происходит. Не прикасайся к вещам и лекарствам, что тебе дадут. Брось их в камин, и когда останешься одна, жди указаний, как поступить дальше.
Так явно, казалось леди Катарине, она слышит шепот, что она приободрилась, выпрямила спину и начала приводить себя в порядок.
В доме слышался раскатистый смех, несколько голосов говорили одновременно, по коридору и передней несколько раз пробегали. Долетали до не„ слова о подвенечном платье, о том, что пора ехать, но о пасторше никто не вспоминал. Наконец кто-то подош„л к е„ двери и постучал. Убедившись, что дверь заперта, Бонда нетерпеливо закричал: – Мамаша, открывайте скорее, я передам вам, что обещал. Пасторша, ухо которой отлично различало нетрезвые интонации, поняла, что Бонда уже как следует выпил. Сидя в кресле, она ответила:
– Подняться и открыть вам я не могу. Положите вс„ у моих дверей. Я остаюсь совершенно одна, никто ваших вещей не тронет. Как только боли отпустят, я попытаюсь выйти.
За дверью раздался наглый хохот Бонды, и он саркастически сказал:
– А разве вы не хотите поглядеть на красавицу-невесту и благословить е„ к венцу?
– Вы мне четко объяснили, синьор Бонда, что нынче церковный брак не в моде. А для записи у нотариуса Дженни ни в каком благословении не нуждается.
– Ну, ладно. Кладу на стул лекарство и св„рток. Когда разверн„те, найд„те записку, как принимать лекарство и обращаться с вещами. Не забудьте моих наставлений. Да, кстати, Дженни сегодня не верн„тся. Все вместе мы приедем завтра в контору, а вы поедете туда одна. Мне это удобнее по многим соображениям.
Бонда присоединился к вес„лой компании, и вскоре шумная квартира опустела. Леди Катарине казалось, что вместо сердца в груди у не„ кусок льда. Вс„ е„ существо содрогалось от отчаяния одиночества и отверженности. Взлелеянная ею мечта: свадьба Дженни, свадьба, о блеске которой она мечтала годы, будет происходить в какой-то нотариальной конторе. И е„ девочка, как девка, провед„т ночь в гостинице. И эта страстно обожаемая девочка даже не подошла к двери сказать матери последнего девичьего прости.
Сколько времени она просидела в оцепенении, пасторша сказать бы не могла. Постепенно мысли е„ стали возвращаться к завтрашнему дню, к завещанию пастора, к самому пастору и к другу его последних дней лорду Бенедикту. Она подумала, что, плача и моля этого лорда о помощи, заснула и ей только приснились слова милосердия. Она решила последовать совету, услышанному ею во сне. К собственному удивлению, она довольно легко встала и подошла к двери. Волна страха и нерешительности пробежала по ней, она прислушалась – всюду царила тишина. Леди Катарина отошла от двери, подожгла дрова в камине и только тогда открыла дверь. И когда она взяла каминными щипцами пакет, ей показалось, что вс„ е„ существо раздирается на части: в одно ухо кто-то шепчет: «Бросай скорее в камин», а в другое: «Не смей!»
В спешке, боясь уронить зловещий пакет и ослушаться утешавшего е„ во сне голоса, она бросила в огонь свою ношу. Пламя не сразу охватило плотную бумагу, в которую было что-то зав„рнуто. Леди Катарина бросила в камин и лекарства. Не прошло и нескольких минут, как пакет загорелся, зашипел, как фейерверк, и пламя стало переливаться всеми цветами радуги. Зрелище было так необычно и красиво, что пасторша не могла отвести глаз. Вдруг пламя охватило пакет, так долго сопротивлявшийся огню, в комнате раздался взрыв, потом второй, ещ„ сильнее, и из камина повалил дым.
Насмерть перепуганная леди Катарина с криком бросилась вон из комнаты, решив, что начался пожар и рушится крыша. Не успела она выскочить в коридор, как послышался сильный стук в наружную дверь. Ничего не соображая, она бросилась к двери, распахнула е„ и… очутилась перед высоченным лордом Бенедиктом.
– Скорее, скорее, – сказал он, накидывая ей на плечи плащ. – Садитесь в мою коляску.
Захлопнув своей могучей рукой наружную дверь и повернув что-то в замке, лорд Бенедикт усадил пасторшу в коляску, сел рядом и крикнул кучеру: «Домой!»
Всего два дня тому назад поносившая лорда Бенедикта и утопающая сейчас в необыкновенно мягком и т„плом плаще, который согревал е„, дрожавшую с головы до ног, леди Катарина вдруг почувствовала себя так, как и должен чувствовать себя человек, вытащенный из горящего дома. Сл„зы лились по е„ щекам, она не смела взглянуть на своего спасителя, ибо ей думалось, что она встретит знакомый пристальный и грозный взгляд.
– Ободритесь, бедняжка леди Катарина. Именем и любовью вашего мужа я действую сейчас. Он вс„ простил вам за одно мгновение вашей любви к Алисе, за один полный, до конца пережитый миг самопожертвования.
Пасторша, страшившаяся даже взглянуть на лорда Бенедикта, вс„ забыла, пораженная и очарованная интонацией прозвучавшего голоса. Сердце е„, вконец истерзанное, ожидавшее строгого выговора и наставлений, раскрылось и вылило вс„ лучшее, что таилось в самой его глубине.
– Милосердие Великой Матери Жизни не похоже на милосердие людей, леди Катарина, – продолжал вс„ тот же ласковый голос, доброта которого расплавляла горы зла и печали, что нагромоздила вокруг себя пасторша. – Вы провед„те эту ночь в мо„м доме, если пожелаете. Но если вы окажете мне честь быть моей гостьей, вам придется подчиниться некоторым условиям. Условия эти не будут тяжелы, но вы только тогда их примете, когда добровольно пожелаете им подчиниться. Если же вы принять их не пожелаете, сможете возвратиться в свой дом в любую минуту.
– Сжальтесь, лорд Бенедикт, не отправляйте меня домой. У меня пет больше дома, я не смогла вымолить у Дженни ни слова сострадания в этот ужасный миг своей жизни. И те, кто туда может вернуться за мной, ничего кроме смерти принести не могут. Я согласна вытерпеть вс„, я уже фактически умерла, я потеряла вс„ самое для меня драгоценное: мою Дженни и е„ любовь. Я не дорожу больше жизнью. Такими страшными кажутся мне теперь мои прошлые ошибки, что лично мне уже нет спасенья. Сво„ отношение к Алисе я воспринимаю сейчас как ряд ошибок, почти преступлений. И понять не в состоянии сейчас, каким образом сложилось это жестокое отношение к бедной девочке, такой труженице, меня любившей. Я не в силах проследить теперь, когда я оступилась и каким образом встала на такую ужасную дорогу. Приказывайте, лорд Бенедикт, мне не страшно ничего, кроме возвращения в свой дом и встречи с Бондой.
